Эллис Питерс - Святой вор

• Название: Святой вор
• Автор: Эллис Питерс
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0257-8

Из разоренной рамсейской обители в монастырь Святых Петра и Павла приходят два монаха просить помощи у братьев по Ордену. В это время из-за сильных дождей Северн выходит из берегов. Спасая свои святыни, монахи переносят их в безопасное место. Выясняется, что ковчежец с мощами Святой Уинифред пропал.

Поиск ковчежца Кадфаэль считает своим кровным делом.

---

— Мне важно знать ваше мнение, — промолвил граф раздумчиво. — Что вы думаете о сказанном мною в начале нашей беседы? Итак, видите ли вы какой-нибудь выход? Сколько еще лет мы будем метаться из одного тупика в другой? Вы человек Стефана. Я тоже. Но не менее достойные люди идут за императрицей. Мы запутываем сами себя и не даем себе труда задуматься. Но, уверяю вас, Хью, недалеко то время, когда задуматься все-таки придется, и им, и нам, иначе мы потеряем все, и не найдется ни одного воина, способного держать копье.

— И для этого нам с вами следует сохранить то, что в наших силах? — спросил Хью, приподняв брови и горько усмехнувшись.

— Этот день не так уж и близок, но он обязательно придет. Должен прийти. Поначалу еще были кое-какие надежды, когда Нормандия находилась уже почти в руках у Стефана, равно как и Англия, и, казалось, победа уже не за горами. Однако за последние лет пять все изменилось. Мечом и хитростью Джеффри Анжуйский проложил себе путь в Нормандию, и теперь она, по существу, принадлежит ему, неважно, чьим именем он действовал, своей жены или своего сына.

— Да, — согласился Хью. — В этом году граф Меланский покинул нас и, чтобы сохранить свои владения в Нормандии, принял условия Джеффри и признал его своим сюзереном взамен Стефана.

— А что оставалось ему делать? — промолвил граф Роберт, спокойно и без тени возмущения. — Все его права и титулы там. Валеран — граф Меланский. Как ни дороги ему его титулы в Англии, но род он ведет из Мелана. И дело не в Нормандии, где находится большинство его наследственных владений. Имя его принадлежит Франции, и он признает себя вассалом короля Франции, а теперь, во имя большей части наследства, еще и вассалом Джеффри Анжуйского. Отказаться можно от многого, но Валеран не может жить без родовых корней. Из нас двоих мне повезло больше, Хью. Я получил английские земли и титулы своего отца и врос корнями здесь. Правда, моя жена принесла мне Бретиль, но я не особенно этим дорожу, равно как и мой брат титулом графа Вустерского. Вот и выходит, что Валеран там и занесен в список перебежчиков в стан императрицы, а я здесь, и считается, что предан Стефану. А какая между нами разница, Хью? Братья-близнецы, ближе родственников не бывает.

— Верно, — согласился Хью и замолчал, подбирая дальнейшие слова. — Мне совершенно понятно, — продолжил он, — что с потерей Нормандии иначе и быть не могло. И не только для братьев Бомон. Всякий из нас старается защитить и сохранить свои наследственные права и права своих детей. Мы сколько угодно можем считать вашего брата человеком Джеффри, но по мере сил он наверняка не станет вредить Стефану и спешить на помощь Джеффри. А вы, оставаясь человеком Стефана и сохраняя лояльность, будете всячески избегать активных действий против Анжуйского дома, равно как и Валеран против Стефана. Так ваш брат будет благоприятно истолковывать вашу неизменную преданность королю и блюсти ваши наследственные права в Нормандии, а вы здесь обеспечите прикрытие интересов Валерана. Таким образом, ваше размежевание никак не является таковым. Наоборот, это скорее тяга друг к другу, подобно тому, как потянутся друг к другу и многие другие. А король Стефан и императрица с ее сыном тут вовсе ни при чем.

— Просто здравый смысл, — сказал граф, с интересом разглядывая Хью Берингара и улыбаясь. — Вы прекрасно это понимаете. Война приняла такой характер, что ее нельзя ни выиграть, ни проиграть. Победа и поражение равно невозможны. К сожалению, должно пройти еще несколько лет, прежде чем люди поймут это. А вот мы, пытающиеся ныне усидеть на двух конях сразу, уже поняли.

— Но если нельзя победить и нельзя проиграть в этой войне, то, наверное, должен быть какой-то иной путь, — сказал Хью. — Ни одна страна не может бесконечно раскачиваться на таких качелях, истощая себя, не имея твердой власти, покуда две партии выживших из ума стариков будут сидеть друг против друга, не в силах поднять руку и нанести решающий удар.

Роберт Боссу внимательно слушал это заключение Хью Берингара и со значительным видом разглядывал кончики своих длинных холеных пальцев. Затем он поднял свои темные глаза, в которых горели пурпурные искорки, и встретил пристальный взгляд Берингара.

— Мне по душе ваши выводы. Война идет уже слишком долго, и, не стоит заблуждаться, она продлится еще несколько лет. Но этот путь ведет в тупик, разве что умрут все старики, причем не от ран, а от старости и отвращения. Лично я не хочу дожидаться времени, когда превращусь в одного из них.

— Я тоже! — искренне промолвил Хью. Он поднял бровь и с ожиданием посмотрел в глаза графа. — И поэтому чем же занимается здравомыслящий человек, когда его вынуждают к подобному ожиданию?

— Возделывает свою землю, пасет стада, поправляет изгороди и точит свой меч, — ответил Роберт Боссу.

— Собирает свои подати? — продолжил Хью. — И платит свои долги?

— Вот именно. До последнего пенни. И держится, Хью… держится себе на уме. Даже когда подозрения в измене носятся вокруг него в воздухе, словно шальные стрелы. Вам это еще предстоит узнать. Мне нравился Стефан. Да и сейчас нравится. Но мне совсем не нравится вся эта бессмысленная война, которую он затеял со своей кузиной.

День уже клонился к вечеру, постепенно темнело. Скоро должен пробить колокол к вечерне. Хью допил свой бокал и поставил его на стол.

— Так или иначе, двое сидящих в аббатстве узников на моей совести. Надо бы мне получше пасти свое стадо. Убийство пока так и не раскрыто. А вы, милорд? Насколько я понимаю, вы собираетесь домой. И то сказать, в наше время нельзя оставлять свои владения без присмотра более чем на несколько дней.

— Не хочется уезжать, не узнав конца всей этой истории, — признался граф с легкой усмешкой. — Я все понимаю, убийство не шутка, но двое узников… Неужели вы полагаете, что хоть один из них способен на убийство? Впрочем, знаю, нельзя судить по одной только внешности. Да и сами вы их отлично знаете. Ну а я денька через два соберусь и уеду. Я рад, что познакомился с вами, — промолвил граф, подняв глаза на Хью Берингара. — И не только этому, ибо Реми со своими слугами поедет ко мне. В моем доме найдется место для такого хорошего поэта и сочинителя песен. Мне повезло встретить его до того, как он уехал на север, в Честер. Повезло и ему, ибо там он попусту растратил бы свое красноречие. Даже если Ранульф и смыслит что-нибудь в музыке, в чем я сильно сомневаюсь, то у него сейчас есть дела поважнее.

Хью попрощался, и граф не стал его задерживать, хоть из учтивости сделал несколько шагов, провожая его к выходу. Граф сказал шерифу то, что, без сомнения, сказал бы любому другому человеку, обладавшему властью, хотя и ограниченной, человеку, который внушал ему доверие и уважение. Граф Роберт бросал свои семена, тщательно выбирая почву, способную принести урожай. Когда Хью вышел на крыльцо, у него за спиной послышался голос, мягкий, но настойчивый:

— Хью! Держите это в уме!

Хью с Кадфаэлем вместе возвращались из карцера, где сидел Тутило. Уже в сумерках, после вечерни, они уединились в травном саду, дабы обсудить то немногое, что им удалось выяснить у юноши. А выяснить им удалось и впрямь совсем немного: тот твердо стоял на своих показаниях. С опухшим от сна лицом, еще плохо соображая и не отдавая себе отчета в нависшей над его жизнью угрозе, он едва ли мог оценить по достоинству, сколь много уготовано ему волчьих ям. Он и словом не обмолвился о Даални, ибо всячески оберегал ее. Он тупо и смирно сидел на своем узком топчане, на вопросы отвечал сразу, без задержки, но с раскрытым ртом и круглыми глазами выслушал рассказ Кадфаэля о том, как евангелие самым решительным образом вернуло святую Уинифред в Шрусбери и как брат Жером сам сделал свое удивительное признание, не дожидаясь приговора небес.

— Меня? — недоверчиво спросил Тутило, — Он хотел убить меня? — В первое мгновение юноша громко засмеялся, услышав нелепое предположение о том, что Жером убийца, а сам он — жертва, но затем у него перехватило дыхание, он закрыл лицо руками, словно так желал оборвать свой смех. — А тот бедняга… Да как же это можно… — Затем, неожиданно осознав случившееся, он решительно стал возражать: — Да нет, нет же! Это не Жером! Этого не может быть! — Его уверенность твердо покоилась на уверенности человека, нашедшего убитого. — Нет, вы не можете, не должны этому верить!

Вскоре Тутило перестал возражать и умолк. Он уже совсем проснулся и своими широко раскрытыми золотистыми глазами смотрел на пришедших к нему монаха и шерифа. Эти здравомыслящие люди просто не могут допустить мысли, что Жером, мелкий, жалкий, хотя и несколько зловредный монах, способен проломить камнем голову человеку, лежащему без сознания.

— Поскольку в Лонгнере тебя не было, то где же ты был в тот вечер, откуда возвращался тою же тропой? — спросил юношу Хью.

— Там, где меня никто бы не стал искать, — честно признался Тутило. — До колокола к повечерию я был на сеновале в конюшне, что на ярмарочной площади, а потом прошел по тропе почти до переправы, чтобы в случае чего видели, как я возвращаюсь по дороге из Лонгнера.