Николай Богданов - О смелых и умелых

• Название: О смелых и умелых
• Автор: Николай Богданов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Вызывай штаб, проси Узденова. Земляк мой Берген Узденов.

Джафаров смежил веки и умолк, обессилев от разговора.

Кузнецов припал к рации и, надев наушники, стал вызывать полк.

Он вспомнил, что видел в штабе маленького смуглого танкиста в кожаном шлеме, прибывшего для связи из танковой части.

- Узденова, прошу к аппарату танкиста Узденова! - решительно потребовал Кузнецов, замирая от волнения.

Фашисты, почуяв, что рота ослабла, становились все наглее. Они строчили по дому из автоматов, швыряли гранаты, били по окнам ослепляющими фаустпатронами. И, крадучись вдоль стен, продвигались все ближе.

Наши отвечали редкими выстрелами, сберегая патроны для последней схватки.

- Я - Узденов, слушаю! - раздался в наушниках резковатый голос.

- Я - Кузнецов, друг Джафарова, - сказал в ответ Кузнецов по-казахски. - Слушайте меня, слушайте внимательно. К нам можно прорваться через универсальный магазин, прямо через витрину... там, где дамские наряды выставлены. Пол бетонный. Это напротив того места, где горят танки. Отвечайте по-казахски: нас подслушивают!

- Вижу горящие танки.

- Так вот, улицей не ходите: там в воротах "тигры". А прямо через магазин. Его задний фасад выходит на наш двор.

- Есть, сейчас будем на месте! - сказал Узденов.

Его мужественный голос еще звучал в ушах Кузнецова ободряющей музыкой, когда, взглянув в окно, он увидел в нем фашистов.

Они лезли в дом со двора. Пробрались по канализационным трубам и теперь, серые, грязные, как крысы, карабкались в окна дома, срываясь с карнизов и подсаживая друг друга.

Не успев снять наушников, Кузнецов схватился за автомат, но выстрелов не последовало - патроны вышли все. Он хотел крикнуть товарищам, но все они были заняты: отбивали атаку фашистов с улицы.

"Вот и смерть пришла!" - подумал Кузнецов. И такая его взяла досада, что схватил он свою походную радиостанцию, которую берег и лелеял всю войну, и обрушил ее на ненавистные каски со свастикой.

Но в это время над головой радиста взвизгнули пули, ударили в потолок, и его засыпало штукатуркой, словно он попал под пыльный душ. Все скрыло белой пеленой.

Это ворвался во двор советский танк и, поворачивая башню, стал сметать фашистских солдат с окон и карнизов пулеметным огнем.

Появление его было для них полной неожиданностью. Фашистский радист долго ломал голову: на каком это шифре переговариваются русские радисты? Учен был, хитер немец, а казахского-то языка не знал. Все слышал, а ничего не понял и не успел предупредить своих, как в тыл им прорвался наш грозный танк.

Опоздай он на минуту - погибли бы наши герои.

Это был командирский танк самого Узденова, других не было под рукой.

Когда контратака была отбита и Кузнецов пришел в себя, он больше всего жалел, что сгоряча разбил свою радиостанцию о фашистские головы.

- Ничего, была бы своя голова цела. Рацию новую наживем, дружба, утешил его Узденов и, деловито оглядываясь, тут же спросил: - Нет ли здесь местечка, откуда стрельнуть по рейхстагу?

Джафарова удалось спасти, раны его оказались не смертельны. Кузнецов остался в Берлине, а Джафаров поехал домой, порядочно заштопанный докторами, но живой и веселый. И всю дорогу пел.

Интересная это была песня: слова казахские, а мотив рязанский.

Многим было любопытно, о чем поет в ней казах, но он не мог перевести точно и все ссылался на своего дружка Кузнецова, оставшегося на службе: вот тот бы точно перевел.

- Одним словом, про дружбу, хорошая песня!.. - говорил Иргаш и снова пел.

ТАЙНА ЮЛЯ ЯРВИ

Любите ли вы сказки? Кто их не любит! А вот разгадывать их таинственный смысл не каждый умеет. В иных такие скрыты загадки, что не сразу догадаешься.

Был на войне случай, когда от разгадки сказки зависели жизнь наших летчиков и военный успех.

Передаю рассказ одной летчицы, записанный мной на фронте.

...Однажды я получила задание отвезти на связном самолете военного инженера Шереметьева на озеро Юля Ярви. На этом озере, недалеко от передовой, был подготовлен тайный аэродром "подскока" - для заправки горючим наших самолетов, которые могли бы отсюда разбомбить базу фашистских подводных лодок, скрывавшихся в одном из северных фиордов Норвегии, где-то вблизи Киркенеса.

Проверив толщину льда, длину и ширину укатанной взлетной полосы, готовность аэродромной команды к приему и отправке самолетов, инженер радировал в штаб условное "добро", означавшее, что бомбардировщики могут вылетать.

- Вот и отлично! - сказал он, потирая руки. - Отсюда наши птички клюнут в темечко подлых фашистских акул, которые топят наши корабли, чтоб им неповадно было. Хороший аэродромчик. Незаметный, укрытый среди лесов и скал, даже уютный такой!

- Ну, знаете, - сказала я, - природа здесь коварна. Ледовитый океан рядом. Сейчас вот ясно, а через час как дохнет туманом, как дунет снежным ураганом, смешаются земля и небо. Да и озера здесь с капризами. Среди зимы, в самые морозы, вдруг на них вода может проступить, и самолеты застрянут в наледи, как мухи в меду. А иной раз лед вдруг начнет оседать и трескаться неизвестно почему.

- Это водяные балуются, - отшутился Шереметьев.

Не задерживаясь, вылетели мы обратно на базу. И, словно я накликала беду, внезапно нас захватила такая снежная буря, что лететь стало невозможно. Поскорее повернула я на Юля Ярви, но аэродрома уже не было видно. Перед глазами крутились белые космы свирепой метели. Ветер бросал легкую машину, как беспомощную птицу.

Каким-то чудом я все же посадила самолет на лед озера, очевидно, в его дальнем, нерасчищенном углу.

На наши призывные ракеты никто не явился. И, закрепив машину штопорами, мы отправились искать жилье аэродромной команды. Метель могла и утихнуть через час, и разбушеваться на неделю.

Долго шли мы на ощупь вдоль скалистых берегов и так упарились в меховых комбинезонах, что хоть ложись прямо в снег да отдыхай. Вдруг почуяли дымок. Значит, жилье близко. Но берег был так извилист, что мы долго еще бродили, пока не наткнулись прямо руками на какое-то бревенчатое строение.

- Эге, да это водяная мельница... Вот колесо. Вот плотина, вся в сосульках! - воскликнул Шереметьев. - Значит, мы идем по какой-то реке?

- Вот так история! - смутилась я. - Здесь все озера связаны протоками, и мы ушли куда-то в сторону.

- Сейчас узнаем. Вот жилье мельника.

Шереметьев забарабанил в дверь бревенчатого дома, в окнах которого мерцал свет. Нам долго не открывали. Вдруг на крыльце появилась девушка и, увидев нас, отшатнулась, словно ждала кого-то другого. В ее янтарных глазах мелькнул испуг, и, казалось, они засветились, как у кошки. Снежинки таяли на ее смуглом, скуластом лице и осыпали черного оленя, вышитого на зеленой вязаной кофте.

Схватившись за рукоятку финского ножа, висевшего на ремне в кожаных ножнах, она кивком головы, украшенной только жгутом желтых кос, пригласила нас войти. Большой и сильный Шереметьев шумно потопал за ней, как медведь, ничего не опасаясь, а я почему-то схватилась за пистолет, засунутый за борт комбинезона.

Мы вошли в избу и сразу почуяли вкусный запах горячих пирогов. На лавке, греясь у жаркой печи, сидел старик и чинил сети. На нас повеяло таким домашним уютом, что показалось, будто и фронта нет, и войны нет.

- Мир этому дому! - пробасил Шереметьев.

Старик уронил сеть и медленно приподнялся.

- Русские? - удивился он. - Вы кто - победители или пленники?

- Какие пленники? - схватился за пистолет Шереметьев. - Разве мы на чужой территории?

- Русские вернулись! Ты видишь, внучка, они вернулись. Я всегда говорил: Печенга - русская волость!.. Так это ваш самолет гудел над озером Бюля Ярви?

- Разве это не Юля Ярви? Вот досада! Я ошиблась и промахнулась километров на десять...

- Хорошо, что вы не промахнулись метра на два при посадке! проворчал Шереметьев.

- Мужчина и девушка? Кто вы? - Старик вдруг шагнул и ощупал меня и Шереметьева руками.

И тут мы увидели, что он слепой.

- Русских не было с тех пор, как я ослеп! Давно, давно. Последним русским гостем был у меня профессор с большой бородой. Он собирал руны. Я пел - он записывал. И за сказки подарил мне самовар! Теперь самовар напевает мне сказки в непогоду. Вы слышите?.. Импи, ставь-ка его на стол!

Девушка ответила что-то сердито по-фински и ушла в горницу, откуда пахло глаженым бельем и легким угарцем от утюга.

- Постойте, девушка! Куда вы? Какое у вас красивое имя! - попытался удержать ее Шереметьев.

- При рождении она была названа Марией. Это лахтари сделали ее Импи, - проворчал старик.

- Какие лахтари?

- Те, что убили моего сына, а меня ослепили... Кровавые мясники, они отомстили нам за то, что мы спасли добрых людей от смерти. Мы накормили и обогрели раненых, усталых, больных и проводили их к границе. Мы не знали, что это были красные финны, а за ними гнались белые финны... И вот, сын мой погиб, я брошен в вечную тьму, а внучка - единственное продолжение нашего рода - училась в финской школе и теперь презирает нас - карел, ненавидит русских, мечтает выйти замуж за финна.