Антон Якименко - Прикрой, атакую! В атаке — «Меч»

• Название: Прикрой, атакую! В атаке — «Меч»
• Автор: Антон Якименко
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 5—699—13873—0

Время неумолимо, и все меньше остается среди нас ветеранов Великой Отечественной войны, принявших на свои плечи все ее тяготы и невзгоды. Тем бесценнее их живые свидетельства о тех страшных и героических годах. Автор этой книги, которая впервые издается без сокращений и купюр, — герой Советского Союза Антон Дмитриевич Якименко, один из немногих летчиков, кому довелось пройти всю войну «от звонка до звонка» и даже больше: получив боевое крещение еще в 1939 году на Халхин-Голе, он встретил Победу в Австрии. Сотни боевых вылетов, десятки сбитых вражеских самолетов, три ранения, победы и потери, неприкрашенная правда о войне и увлекательнейшие описания воздушных боев, показанных «изнутри», из кабины истребителя, — это не просто мемуары, это героическая летопись великой эпохи, увиденной глазами поколения Победителей.

---

Внезапный и точный удар разметал и вторую девятку, привел в замешательство третью, четвертую. Кто-то, уходя от огня наших пилотов, бросил машины в пике, кто-то принял это пике за сигнал для атаки наземной цели, и бомбы посыпались вниз на подходе к городу Яссы.

* * *

Вот это я отдохнул! Месяц, даже немного побольше. Май на исходе, а подбили меня двадцать восьмого апреля. Этот день и этот полет не забудешь годы и годы. И теперь, спустя чуть ли не тридцать лет, это событие, несмотря на пласты наслоений новых дум, забот, впечатлений, оживает в памяти ярким, не теряющим краски воспоминанием.

Мы шли в составе восьмерки. Группа прикрытия находилась справа и выше ударной на интервале триста-четыреста метров. Такое расположение групп очень удобно для боя: слегка довернувшись, идущие выше свободно могут отсечь вражеских истребителей, если они атакуют ударную группу, когда она бьет бомбардировщиков.

При подходе к линии фронта я услышал команду:

— Идите ко мне, в воздухе все спокойно.

Ее передал Боровой, заместитель командира дивизии, с выносного командного пункта. Сразу же вслед за этой командой поступила другая, на самой высокой ноте:

— Срочно на Яссы!

Оставляя Яссы немного правее — мы хорошо изучили один и тот же маршрут немецких бомбардировщиков, — я начал искать их впереди и вскоре увидел большую группу «юнкерсов». Они шли немного правее нас и точно на город, а слева светило солнце.

Я рассчитал маневр и принял решение: правым крутым разворотом выйти в хвост ведущей девятки, атаковать ее, выйти вперед, затем развернуться влево и ударить на встречном курсе вторую, затем довернуться на третью, четвертую… Представив себе змеистый путь нашей восьмерки, я бросил машину в атаку на флагмана группы, а мой напарник — на ведомого слева как самую опасную часть боевого порядка: как правило, левый ведомый первым сваливал машину в пике, первым сбрасывал бомбы.

— Сбиты два самолета! — передал Боровой, а я подумал, что это еще не все, потому что немцы пришли без прикрытия и второе мое звено, идущее сзади, тоже ударит первую группу. И точно, Боровой сообщил, что в первой девятке сбит еще один самолет, остальные бросают бомбы.

Все шло так, как и было задумано. Последовательно мы атаковали вторую девятку, третью… И вдруг удар по моей кабине. Машина содрогнулась, брызнули осколки битого плекса, будто огнем резануло по шее. «Истребители! — мелькнуло в сознании. — Увлекся, прозевал. Боровой тоже хорош: кричал, восторгался нашей работой, а как нагрянули истребители, так и не видел».

Очевидно, на какое-то время я потерял сознание и очнулся от страшного визга и свиста воздуха. Холодный, упругий поток бесновался в кабине, бил по лицу, по плечам, кровью забрызгал приборы. Я оглянулся назад, желая увидеть кого-то из летчиков, но в глазах поплыли красные круги, а в глубине сознания забилась беспокойная мысль, что сзади может быть враг и что мой самолет в прицеле.

Усилием воли я бросил машину в пике в сторону своей территории и начал крутить нисходящие бочки, имитируя штопор. Попытался открыть кабину — на всякий случай, однако не смог. Поняв, что главное в моем положении — не потерять окончательно силы, привести машину домой, посадить, я снял с сектора газа левую руку и зажал рану на шее, чтобы не вытекала кровь. Так я снижался почти до земли.

Дома меня не ждали. Падение Яка было так убедительно, что в гибель поверил не только фашистский летчик, но и наш заместитель комдива, сидевший за пультом радиостанции. Он передал в эфир о случившемся, и летчики, зная, что им никто не поможет, одни завершили разгром врага.

Остаток пути мотор барахлил, грозя заглохнуть совсем. И заглох, но уже на пробеге после посадки. Используя скорость, я дорулил почти до командного пункта. Машину обступили летчики, техники, попытались открыть фонарь — бесполезно, фашистский снаряд заклинил его намертво. Удивительно, что плексиглаз подвижной части фонаря оказался исключительно прочным. Остатки его пришлось удалять ножовкой, только после этого меня извлекли из кабины. «Загорись самолет, — подумалось мне, — и все, крышка. Спастись невозможно».

Мой самолет пострадал не меньше меня. Техник насчитал около девяноста пробоин. Мы оба оказались в ремонте, но едва ли теперь встретимся: нам обещают новую технику — самолеты Як-3. Полк отведен под Бельцы. Для отдыха, пополнения летным составом, получения новых машин, подготовки к новым боям. А они еще впереди и, вполне очевидно, будут тяжелыми, кровопролитными, потому что мы вышли на землю врага и враг делает все, чтобы нас задержать. Надо сказать, что местами это ему удается. На участке Кишинев — Яссы наше движение застопорилось, и чтобы пойти вперед, надо готовиться заново, надо сконцентрировать силы, возможности.

Один день Ясско-Кишиневской операции

20 августа, утро. Сидим в боевой готовности, ждем. Знаю, пройдет какое-то время — двадцать-сорок минут, не больше, и все загудит, загрохочет и, наверное, содрогнется земля. Я это услышу, почувствую — линия фронта рядом, в двадцати километрах. Сначала послышится гул канонады — штурм укрепленных позиций врага начнет артиллерия; потом в сопровождении истребителей пойдут полковые группы бронированных Илов; вслед за ними, а может, одновременно — бомбардировщики, и тоже под прикрытием истребителей. И все — в направлении Ясс, в направлении удара войск 2-го Украинского фронта.

А мы будем сидеть, будем дожидаться минуты, пока к линии фронта с той, вражеской, стороны не пойдут бомбовозы, пока с командного пункта полка не послышится голос:

— Группе «Меч», воздух!

И тогда мы взлетим. И первый воздушный бой будет экзаменом нашей боеготовности, боеспособности. Потому что все у нас новое: и самолеты, и летчики. Разлетелись мои орлы по полкам, по дивизиям, но принцип боевого применения прежний: группа «Меч» вылетает только по вызову, только на бой, группа «Меч» — резерв командира авиакорпуса, особая группа.

Я немного волнуюсь, но это волнение сущий пустяк в сравнении с тем, что было на Курской дуге, когда группа только еще создавалась, когда ей предстояло себя показать, завоевать свое право на такое название. Теперь все иначе: у нас новейшей марки машины, мой опыт и двухмесячный срок подготовки пилотов к боям.

Разве можно сравнить истребитель Як-3 с Як-1, развитием которого он и явился, его дальнейшей модификацией! Внешне они отличаются. У новой машины меньше размах крыла. Фонарь кабины пилота облагорожен. Маслорадиатор убран в крыло, водяной предельно утоплен в фюзеляж, убрано и костыльное колесо. Самолет не только красив, обтекаем, он и значительно легче, обладает огромной — до семисот километров — скоростью, мощным оружием.

Короче, это самый легкий, самый маневренный, самый скоростной истребитель Великой Отечественной войны. Он весит 2650 килограммов , «мессершмитты» всех серий — более трех тысяч, а «фокке-вульфы» — около четырех.

Получив эти машины, я понял, что на них придется драться не только за Бессарабию, но и освобождать от фашизма Румынию, Венгрию, Чехословакию. Может, придется и завершать войну, потому что создать что-то иное, еще более совершенное трудно, а может, и невозможно. В самом деле, самолет Як-1 был создан еще до войны, в 1940 году, Як-3 — спустя три года, а к нам он попал только сейчас, в сорок четвертом. Причем первая серия самолета Як— 3 с мотором ВК-105 имела максимальную скорость 660 километров в час, и, чтобы достичь 700, пришлось снабдить машину новым, еще более сильным мотором ВК-107, и на это ушел целый год. А время не ждет, время не терпит, и самым лучшим решением «сверху», пожалуй, будет одно — как можно быстрее обеспечить фронтовые полки новой машиной.

Подумав о том, что дальнейший наш путь вперед пойдет по чужой территории, что миссия наша гуманная — освобождение от фашизма, я понял, что летчики группы «Меч» должны быть не только сильными тактиками, но и более, чем другие, политиками, идейно убежденными, особо глубоко понимающими свою роль и место в решении стоящих перед нами задач. Короче, группа «Меч» должна быть группой политбойцов. В этом плане и шел подбор летчиков.

Время затишья на фронте мы не теряли напрасно. Летали. Тренировались. Пилотаж на малых и средних высотах. Полеты строем: в составе пары, звена, восьмерки. Учебный воздушный бой, одиночный и в группе, на средних и предельно малых высотах, на предельно больших перегрузках. На бой я летал с каждым из летчиков. Сам оценивал их мастерство, сам отбирал их в группу. Требовал жестко, браковал безжалостно. Решение было только одно: годен или не годен, быть в группе «Меч» или не быть.

Время, свободное от полетов, мы проводили в классе, на самолетной стоянке — изучали новую технику. Занимались много, может, и больше, чем нужно. Но я был твердо уверен: окупится. Доказано жизнью: при прочих равных условиях победа в бою всегда за технически грамотным летчиком. Почему в учебном воздушном бою один побеждает, другой терпит поражение? А подготовка у них одинакова, самолеты у них однотипные и примерно равный ресурс моторов. Почему? Да потому что в бою даже «лишние» пять километров скорости нужны как воз— дух, а «выжать» эти пять километров может лишь тот, кто в совершенстве знает машину.