Василий Ян - Поход Ермака

• Название: Поход Ермака
• Автор: Василий Ян
• Жанр: Альтернативная история

---

– Заместо того, штобы чин чином во храм Божий идти, как вечор всем слободским было наказано мною, – строго заговорил он, грозно наступая на невестку, – ты на лебяжьих пуховиках нежишься, ленью дьявола тешишь…

И замахнулся жезлом на молодую женщину. Та с диким криком метнулась к двери, желая спастись. Но обезумевший от гнева царь настиг ее и сильно ударил по спине своим посохом.

С воплем упала на пол царевна. Ей ответил другой вопль, еще более страшный и дикий – и ее муж, царевич Иван, прибежавши на помощь к жене, появился на пороге.

– Не смей, отец, трогать Марину!… – вне себя вскричал он и отвел от жены руку царя, отвел от жены и принял предназначенный ей на себя удар царевич.

Взмахнул, взбешенный его словами, не помня себя, Иоан и тяжело опустил на голову сына свой грозный посох. В тот же миг новый стон, вопль огласил стены дворцовых палат. Из раны на просеченном до мозга черепе царевича хлынула кровь.

Безумие ужаса и горя охватило царя.

– Мой Ваня!… Мой первенец!… Мой любимый!… – покрывая поцелуями и слезами руки насмерть раненого сына, лепетал царь.

Сбежались врачи, принялись лечить умирающего юношу. Но ни стоны, ни вопли царя, ни снадобья врачей, ничего не помогало. На другой день к утру скончался царевич.

С тех пор страшный призрак плавающего в крови убитого сына не покидает царя. И сегодня, в это пасмурное, ужасное утро, он особенно неотвязно и мучительно стоит перед ним. Еще вчера разослал новые вклады Иоан по всем монастырям и обителям Московским, наказывая молиться за душу убиенного сына. А все не легче ему, все не легче… Сердце рвет лютая мука, туманит мозг мучительная мысль… Душа так и ноет скорбью и раскаянием. Соскользнул с лавки на пол царь. Бьется головой оземь и стонет-вопиет:

– Ванюшенька… Родименький… Пошто оставил меня?!…

И не видит ослепленный горем Иоан, как в горницу нерешительно вошел, переступая с ноги на ногу, ближайший боярин и любимец царский, Борис Годунов, заместивший убитого под Венденом Малюту, а за ним и другие бояре – Бельский, Шематьев, Нагие.

Неслышной, мягкой походкой подошел Годунов к царю и говорит:

– Очнись, государь… Не гоже тебе во прахе простираться, когда радость велию Господь на Русь святую послал…

Словно дикий зверь вскочил на ноги Иоан.

– Кто дерзнул без зова?!… – начал он, и зловеще поднялся грозный посох в его костлявой руке.

Но, выдержав порыв бешенства покорно, Борис также светел и бесстрашен лицом остался. И у тех бояр, что с ним пришли и у двери стоят, такие же светлые, праздничные лица.

Опустился посох. Судорога повела от нетерпения лицо царя.

– Какая радость?… Говори… Не тяни жилы, мучитель… – скорее простонал, нежели произнес Иоан.

– Сибирь взята казаками Донскими да Волжскими, государь… Покорено под нози твои великое царство Кучума-салтана… – дрожащим голосом, громко и радостно, произнес Годунов.

Выскользнул тяжелый посох и со звоном покатился по полу горницы. А за ним рухнул на пол перед божницей и сам Иоан.

– Велик и Милостив Господь!… Не оставил Ты меня, Господи! – зашептали его блеклые, ссохшиеся губы. – Несказанное счастье послал Ты мне, окаянному грешнику… Велик Господь!…

И замер, весь охваченный умилением и благодарностью к Царю Небесному земной, во прахе простершийся, царь.

Звонили, гудели, пели колокола… Толпы народа запрудили площади и улицы столицы. У всех радостные, счастливые лица. Все, как в великий светлый праздник, поздравляют друг друга. Не только на улицах, на крышах домов, на колокольнях церквей черно от народа. Яблоку некуда упасть. Смутный гул стотысячной толпы стоит над Москвою, споря с малиновым перезвоном сорока сороков православных церквей.

– Идут!… Идут!… – катится по толпе многоголосной волною.

– Идут!… Идут!…

Расступилась, шарахнулась на обе стороны толпа, образуя широкую улицу, по краям которой черно от шапок, сермяг, кафтанов да опашней.

И вот по широкой улице медленно движется посольство. Впереди скачут бирючи, расчищая путь. За ними выступает седоусый богатырь-есаул, с зоркими, молодыми глазами. Отвагой и верою горят его быстрые взоры. За верным, за правым делом прокладывает путь к Кремлевским палатам ближайший товарищ покорителя юрта Сибирского. С гордо поднятой головою, со смелым, радостным взором несет он бархатную подушку в руках. На подушке лежит грамота от покорителя Сибири, грамота могучему и грозному царю московскому. Хорошо знает Кольцо, что волен казнить или миловать царь его и его спутников, но знает также, что радостна и люба сердцу цареву челобитная Ермакова. Оттого и светел, и радостен есаул. За ним богатые дары несут: соболей, куниц сибирских, видимо-невидимо, без счета, без конца. Народ дивуется, народ словно опьянел от восторга, словно забыл, кто идет по широкому проходу между двух образовавшихся рядов толпы. Забыл былые вины седоусого есаула, забыл и то, что голова идущего давно на вес золота оценена, и что к четвертованию, к позорной смерти приговорено это могучее казацкое тело. Героя-богатыря, защитника и спасителя от нечисти бесерменской, от кары поганой видит в нем московский народ и радостными криками оглашает площадь.

А тот, к кому спешит по многолюдным улицам Ермаково посольство, уже ждет его в большой Кремлевской палате во всем блеске царского величия, среди ближних бояр. На нем шапка Мономаха, золотое платье, все в драгоценных камнях, с оплечием, украшенным изображением Иисуса, Божией Матери и святых. Ближние люди держат знаки царского достоинства, скипетр и державу. Залитые золотом и серебром стоят кудрявые рынды в своих белых одеждах с топориками на плечах. Вокруг трона бояре в лучших праздничных уборах, в горлатных шапках, важные, суровые и все же трепещущие перед царем.

– Идут!… Идут!… – перекатилось с площади и ворвалось сдержанным гулом в Кремлевский дворец.

Они вошли. Седоусый есаул впереди с грамотой-челобитной на подушке, остальные позади с богатыми дарами царю от Ермака.

И преклонили колени, и распростерлись в прахе и главный посол, и его сподвижники. Долго лежали они у ступеней трона, пока взволнованным голосом не приказал им встать Иоан.

– Великий государь! – начал громко и звучно, все еще стоя на коленях, Кольцо. – Казацкий атаман твой, Василий Тимофеич, со всею вольною дружиною своею, осужденною на смерть тобою, надежа-государь, бьют тебе челом на завоеванном царстве Сибирском…

Сказал и замер Кольцо. Замерла и вся Кремлевская палата заодно с Ермаковым послом. Затихло все. Слышен был только гулкий перезвон в московских церквах да усиленное от волнения дыхание в груди Иоана.

И вот приподнялся чуть государь, сверкнул очами, и прозвучал голос его на всю палату Кремлевскую:

– Исполать вам, верные слуги мои! И быть прежней опале не в опалу, а в милость… Читай грамоту, Борис, – приказал царь стоявшему подле боярину Годунову.

Последний принял свиток из рук Кольца и принялся читать. И чем дальше читал Годунов, тем яснее, тем радостнее становилось лицо царя.

Он тут же простил казакам все прежние вины их, велел по церквам служить молебны и звонить во все колокола московские, дабы все знали, что Бог послал Руси новое, обширное царство, завоеванное грозною дружиною казаков…

Щедро и милостиво рассыпал Иоан награды послам Ермака и самому Ермаку. Самому атаману грозной дружины жаловал титул князя Сибирского, шубу с царского плеча, – что считалось особым знаком государевой милости, – да кубок серебряный и два дорогих панциря в придачу. Ивана Кольцо и бывших с ним казаков пожаловал великим своим жалованием, деньгами, сукном, камками дорогими. Оставшихся в Сибири одарил щедро и послал им большое царское жалование. А для принятия у Ермака завоеванных земель снарядил царь воевод, князя Семена Болховского и Ивана Глухова с пятью сотнями московских стрельцов.

Не забыты были царем и Строгановы-купцы. Их пожаловал царь за «раденье»: Семена двумя городами на Волге, а Максиму и Никите дал право беспошлинной торговли в их острогах и городках.

Недолго пробыл Кольцо в Москве и 1-го марта 1583 г. возвратился с царским отрядом назад в Сибирь. Воеводы объявили Ермаку великую царскую награду, вручили милостивую государеву грамоту и заодно передали и русское спасибо молодцу-атаману и его грозной дружине от лица всего московского народа.

Коленопреклоненный выслушал радостную весть новый князь Сибирский, и впервые горячие, благоговейные слезы оросили мужественное и смелое лицо Ермака.

Его заветные мечты, его светлые надежды – все сбылось.

5. ТАНИНЫ ЗАБОТЫ. – ВОЗВРАЩЕНИЕ. – ДВЕ СВАДЬБЫ

Хозяйке Сольвычегодской плохо спалось в эту зимнюю студеную ночь. Всю-то ночку промаялась без сна Танюша. То, сидя на жаркой лебяжьей перине, прислушивалась она к отдаленному вою волков, то, исполненная каких-то темных страхов, кликала няньку.

Старуха уж и с уголька вспрыскивала свою любимицу, и свечку теплила перед иконой «Утоли моя печали», и молитвы шептала над питомицей – ничего не помогало. Маялась, металась на своих мягких пуховиках девушка. Только забылась под утро, как проснулась снова, крикнула свою любимую подружку и наперсницу Агашу. Заперлись в светелке ото всех обе девушки, и полилась горячая, быстрая, как трель жаворонка, как песнь ручейка, девичья беседа.