Зиновий Юрьев - Дарю вам память

• Название: Дарю вам память
• Автор: Зиновий Юрьев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1980

«Дарю вам память» — фантастический роман, повествующий о том, как несколько советских людей разных профессий оказываются волею случая в обстоятельствах, при которых они смогли помочь далеким братьям по разуму. В романе затрагиваются проблемы нравственности и технического прогресса.

---

Старший охотник открыл глаза. Заснул с чего-то. Ему показалось, что он что-то проспал, и он быстро вскочил на ноги. Что за наваждение! Что у него на голове и что это за оранжевый свет бьет во все четыре глаза? Может, это сон такой снится, что он снова на охоте? На охоте, охота… Что такое охота?

Охота, охота… И слово как будто знакомое, и никак не вспомнить, что же оно значит. Охо-та… Да нет… О-хота? Тоже одни звуки, забавные какие-то звуки. Как музыка, как, например, вой закатного или утреннего ветра: звуков много, а они ничего не значат.

Старший охотник почувствовал страх. Страх поднимался снизу, холодный, цепенящий, тяжелый. Как же это может быть, чтобы он не помнил, как он попал сюда, под это оранжевое небо с двумя маленькими голубыми солнцами, что быстро скользили над головой. Он… Страх сразу накрыл его с головой, превратился в панику. Он… он не помнил, кто он. Кто же он? Он наклонил голову, посмотрел на свои ноги, вытянул руки… Кто же он? Что это у него сбоку на ремне? Приборчик какой-то со стрелкой, красное и желтое деления. Что за прибор такой?

Забыл, все забыл, застонал он про себя и закрыл все четыре глаза. Сон, сон это, страшный, тягостный сон. Надо только покрепче зажмуриться, так, чтобы даже больно стало, досчитать до десяти, и все станет на место. Он проснется, и кошмар пустоты сгинет, разнесется клочьями тумана, что гуляет по городу на рассвете, пока не выметет его утренний ветер. Раз, два, три… Ага, вот же он помнит счет, помнит, что в городе по ночам случаются туманы, что на рассвете их выгоняет утренний ветер. Вот, пожалуйста, помнит же он такие вещи, значит, сейчас досчитает он до десяти, проснется, и все станет на место, он вздохнет спокойно… Он вздохнул. И воздух втягивается как-то не так, как обычно… Ах да, он же в шлеме. А раз он в шлеме, пугливым опосликом мотнулась еще одна мысль, надо посмотреть обязательно на руку.

Ага, конечно же. Он даже засмеялся от радости.

О машина, да будет благословенно имя ее! Ну конечно, манометр. Раз ты в шлеме, нужно смотреть на манометр — на сколько еще дыхательной смеси. И на сколько же? О, еще много… Хватит, чтобы…

Радость была недолговечна. Смеси было много и ее могло бы хватить, если бы он знал, что должен делать. Впрочем, спокойнее. Главное — спокойнее! Раз он в шлеме и небо здесь такое непривычное, значит, он не дома. Дома — это там, где по ночам по улицам ползут туманы, где машина, да будет… Нет, нет, это-то он помнил, он знал, что он ас из Онира и находится сейчас не дома. Но вот кто он, где он и что ему сейчас делать…

Как, как заклясть страх, что опять окутывает его мокрым, зябким туманом? А… может быть, как-то выспросить аса, что стоит рядом с ним? Тоже в шлеме.

— Э… — замычал старший охотник, — ты не думаешь… Ты не думаешь, что нам… э…

— Повинуюсь! — вскинулся второй ас.

— Повинуешься?

— Повинуюсь!

Что он говорит? Что — повинуюсь? И слово-то какое-то знакомое, и смысл он понимает. Повинуюсь — это значит, что слушается. Когда ас хочет сказать, что слушается, он говорит «повинуюсь». И должен при этом выпрямить туловище и смотреть ему прямо в передние глаза. Это-то он помнит. Но вот зачем…

Справа, не очень далеко, на пологом холме он заметил знакомые очертания. Ага, это же корабль, на котором они прилетели. Ну конечно же, это корабль. Здесь — чужая планета. И небо чужое, и дышать нечем — все отлично укладывается в сознании. Одно к одному, так и подгоняется. Теперь только не торопиться — и все бессмысленные кусочки картины станут по своим местам, и он все поймет: и кто он, и где он, и зачем он здесь.

Раз он прилетел на корабле и раз у него на голове шлем, чтобы он мог дышать, значит, он вышел из корабля. И, значит, нужно вернуться на корабль.

В нем вдруг окрепла уверенность, что, попав на корабль, он все вспомнит.

— Пошли, — сказал он.

— Повинуюсь, — ответил его спутник.

Они двинулись к кораблю и вскоре подошли к нему. Перед ними открылся люк, и старший охотник с надеждой шагнул в темный овал. Сейчас он войдет и все вспомнит.

— Господин старший охотник, — вытянулся перед ним ас, — Ун Тони и Лик Карк доставили на корабль пять оххров. Все оххры живые, и поля у них сильные.

Ас, стоявший перед ним, был без шлема. Стало быть, и он может снять шлем с головы. Как же это делается? Он поднял руки, задумался на мгновение, но пальцы сами собой отомкнули зажимы, и шлем откинулся на спину. Ас назвал его старшим охотником. Старший охотник… Очевидно, это как-то связано со словом «охота», которое уже приходило ему в голову. По что это такое — старший охотник? И на что им какие-то оххры, тем более живые? А что, если спросить? Похоже, что ас, который тянется перед ним, выпучив передние глаза, должен знать.

— Гм… А зачем нам оххры? И что это такое? — спросил он. Молодой ас нерешительно открыл клюв, закрыл его, снова открыл.

— Оххры — заклятые враги Онира! — вдруг отчеканил он, и клюв его даже щелкнул от усердия. — Они замышляли коварное нападение на нашу мирную страну!

Вот как, вяло подумал старший охотник, что-то подобное он когда-то уже слышал, но это всё слова, слова, пустая шелуха, что падает с клюва, когда ешь спелые лапсы. Лапсы — какая у них бывает звонкая и колкая шелуха, когда они поспеют. Недаром их так любят мохнатые лапсуны. Иной раз, когда стайка лапсунов нападает на кусты со спелыми лапсами, только треск сухой стоит и шелуха слоями застилает землю…

— М-да… — протянул старший охотник.

Кругом стояли асы и почему-то молча смотрели на него. Чего они смотрят? Что он может им сказать? Что лапсуны обожают спелые лапсы? Это все и так знают. Лапсуны даже называются по названию плодов… или это плоды называются но названию лапсунов? Как странно, если вдуматься… И слово-то как странно звучит: «лап-сун». Не-ет, про лансунов все знают, это просто смешно. Каждый год, когда поспевают лапсы, почти все асы, и стар и млад, идут смотреть, как стаи мохнатых лансунов, строя уморительные рожи, ползают по кустам, жадно хватают лапсы и с бешеной быстротой разгрызают их. Только треск стоит. Иногда ветки надламываются, когда па них повисает сразу несколько животных, и лапсуны падают на землю, издавая негодующий визг. Они лежат на земле, неуклюже перебирают всеми своими восемью коротенькими ножками, и голые их надутые животики забавно отливают зеленым. Недаром говорят, что ты позеленел, как лапсуний живот…

Ну чего, чего они все стоят и смотрят на него? Не видели лапсуна, что ли? Нет, это он глупости говорит, лапсун не он, а он не лапсун, ас не может быть лапсуном, потому что у лапсуна зеленый живот. Фу, глупости какие… Надо молчать. «Молчать!» — крикнул он про себя. Очень знакомое слово. Прекрасное слово. Он его очень часто слышал. Вот он себе и будет каждый раз командовать, когда начнет рассказывать всем про лапсуньи животы: мол-чать!

— Господин старший охотник, разрешите повторить доклад? — испуганно вытянулся перед старшим охотником дежурный.

— Когда лапсуны падают с веток, — сказал старший охотник, — можно видеть, что их животы голы и… Молчать! — рявкнул он, и дежурный отскочил от него на несколько шагов.

— Господин старший охотник, — испуганно пробормотал он и почувствовал, как клюв его дрожит, — разрешите…

— Их животы голы и отливают зеленым… Молчать! — Как он все-таки не удержался и выдал тайну зеленых животов лапсунов. Чепуха, тут же сказал он себе, какая же это тайна, если все видели лапсунов?

— Ун, Лик, — забормотал дежурный, врываясь в соседний отсек, — господин старший охотник… господин старший охотник…

— Ну, что случилось? — спросил Ун. — Доложил, что мы поймали пять живых оххров?

— Два раза.

— Ну, и что он? Мало, что ли? Требует еще?

— Да нет, он ничего не говорит.

— Как не говорит?

— То есть говорит… Начинает рассказывать глупость какую-то про лапсунов, потом вдруг орет «Молчать!». Что делать? Он… он… не как обычно…

Они прошли в соседний отсек, где стоял старший.

— Господин старший охотник, — сказал Ун, — разрешите доложить…

— Почему все спрашивают у меня разрешения? — спросил старший охотник. — Как я могу разрешать или не разрешать что-либо, если единственное, что я твердо знаю, — это то, что живот у лапсунов голый и зеленоватый… Я знаю, что не должен был говорить этого, — добавил он застенчиво, — но ничего не могу поделать с собой… Молчать!

— Вы знаете, кто вы? — спросил Ун, не спуская глаз с лица командира.

— Н-нет, в этом-то все и дело, хотя лапсуны…

— Что случилось, Яр? — спросил Ун у аса, который стоял рядом с командиром. — Ты ведь выходил вместе со старшим?

— Нет!

— Я спрашиваю, ты можешь объяснить, что с вами случилось?

— Повинуюсь!

— Так что же?

— Нет!

— Ты успокойся, подумай. Чего ты заладил «повинуюсь» да «нет»?

— Повинуюсь!

— Да, охотники, похоже, что они оба спятили.

— Да ты что, Ун, сам спятил — так говорить о старшем охотнике? — испугался Пет Олик.