О'Санчес - Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти

• Название: Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
• Автор: О'Санчес
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999

Сага-небыль о Кромешнике, пацане, самостоятельно решившем, кем и каким он будет в жизни. Решившем – и сделавшем. Кромешник стал последним Ваном – высшим в иерархии уголовного мира государства Бабилон.

---

Но счастье так мимолетно. Через два месяца жизнь Гекатора опять наполнилась горечью до самых краев. Пьяный отец нашел и выбросил все накопленное Геком богатство – почти тысячу сто патрончиков. Не помня себя от негодования, Гек обозвал его в лицо козлом вонючим. Не следовало ему такое говорить: Ангел действительно надел повязку во время последней отсидки, следил за внутренним распорядком на зоне, но вспоминать о своем позоре и предательстве прежних идеалов не любил, а тем более слышать подобное от родного сына…

Для начала он зверски его избил, так, чтобы причинить максимум мучений и при этом не покалечить, потребовал, чтобы Гек встал на колени и просил прощения, чтобы ноги целовал отцу, который его поит и кормит вместо того, чтобы утопить как кутенка. Гек отказался. Тогда отец вытащил откуда-то наручники, приковал к унитазной трубе и дал день на размышление:

– Вечером приду, и бог мне свидетель – опидорашу, если не вымолишь прощение…

Как только входная дверь закрылась, Гек довольно легко вытянул свою ручонку из стального кольца и стал готовиться к побегу. Для начала он обшарил все карманы во всей одежде, все загашники и темные места. Удалось раздобыть шестьдесят восемь пенсов. Еды в доме по традиции не было, но не беда – в школе он выпил молока и съел две булочки. И в Армии спасения могут тарелку супа налить, только надо успеть до трех – Гек научился, благодаря школе, пользоваться часами.

Оконная щеколда, залитая когда-то краской, прилипла намертво и не хотела поддаваться слабым пальцам Гека, который после часа бесплодных попыток пришел в отчаяние. Но Гек вдруг засмеялся самому себе, прямо в ботинках вскарабкался на обеденный стол и пинком шарахнул по оконному стеклу – за окном лежала свобода. За супом он не успел – с окном проклятым провозился, к ребятам не хотелось, ноги сами привели его на ближайшую станцию пригородных поездов. Как раз подошла электричка, он сел в нее и поехал куда глаза глядят. В вагонах было не по-осеннему тепло, Гека разморило и укачало…

Очнулся он в электричке же, его трясла за плечо женщина-контролер и требовала показать билет. Поскольку билета у него не было, тетка вывела его в тамбур, обыскала, реквизировала мелочь, а Гека выпихнула на ближайшей остановке. Гек постучал зубами четверть часа и сел в следующую, на которой благополучно добрался до конечной станции Родная. Бедный Гек никогда не покидал пределов своего района, он не имел представления о той местности, где очутился, что делать и как быть дальше. Спрашивать окружающих он побоялся: вдруг сдадут в полицию и вернут отцу. Поэтому он до вечера слонялся вдоль станции, стуча зубами от холода: май – почти зима, а пальто не греет, «на рыбьем меху» – это значит совсем без меха, потому что у рыб чешуя, Гек в школе проходил. На станционном рынке тетка, торгующая сметаной, сумела подманить недоверчивого Гека поближе и угостила его здоровенным бутербродом с вареной колбасой. Гек не ломался и умял бутерброд в минуту. Он вежливо поблагодарил добрую торговку, и она, растроганная чем-то, сунула ему еще и яблоко. Гек окончательно смутился, буркнул слова благодарности, развернулся и побежал греться в станционное здание. Местный полицейский вновь с подозрением поглядел на мальчика, который ошивался здесь третий час, но ничего не сказал – до конца дежурства оставались минуты, и не хотелось никаких протоколов и приключений.

А Гек и сам уже решил ехать, возвращаться в город, а там видно будет. Пока в школе заночует – Гек знал там укромные места, домой же не пойдет ни под каким видом. Вновь подошла электричка, и Гек запрыгнул туда в последний момент, чтобы выгнать не успели. Отнять у него уже нечего, кроме яблока, торопиться ему некуда. В вагоне Геку показалось жарко, он расстегнул пальто и принялся за яблоко. Ему и раньше доводилось их есть, но в школе давали маленькие, зеленые и дряблые, а это огромное и очень, очень сладкое! Напротив Гека сидел низенький человек с раскосыми глазами и читал журнал с цветными картинками. Гек сносно читал печатные слова, но тут ничего не мог разобрать: какие-то значки, похожие на пауков, бегущие сверху вниз. А на картинках в разных позах, парами и по одному, изображались толстенные, почти голые дядьки, с волосами как конские хвосты. Человечек потом вышел, и Геку стало скучно. Он выставил указательный палец и стал рисовать на стекле. Рука водила-выводила чего-то, а когда Гек опомнился, на морозном стекле красовалось неведомое чудо-юдо: влево бегущая птица, если судить по когтистым и голенастым лапам, с собачьей вислоухой мордой и сигаретой в лошадиных зубах. Голова была непропорционально большая. Гек рассмеялся, а потом опять заснул, и опять его трясли за плечо: вылезай, приехали. Гек не знал ни географии, ни расписания поездов, откуда ему было знать, что из бабилонской пригородной электрички он пересел на станции Родная в иневийскую пригородную и таким образом попал в Иневию – второй по значимости город страны. На вокзале он сообразил уже, что попал в абсолютно незнакомое пространство, но что делать дальше – не представлял. Гека бил озноб, в голове шумело, абсолютно расхотелось есть, хотя за сутки, кроме бутерброда и яблока, он ничего не ел, зато мучительно хотелось пить. Гек сознавал, что лучше бы ему до утра проторчать на теплом вокзале, перед телевизором в зале ожидания, но духота и ощущение, что ему вот-вот станет дурно, выгнали Гека на холодную улицу. Он пожевал катыш грязного снега – вроде бы стало немного полегче – и побрел вперед и вперед, один, по ночной Иневии. Долго ли, коротко он шел, вспомнить впоследствии ему так и не удалось. Шикарный центр сменился многоэтажными стандартными новостройками, сознание то включалось, то выключалось; что-то холодное и резкое ткнулось ему в лицо – это он упал в сугроб, поднялся и вновь упал.

«Умираю», – догадался он, но было совсем не страшно. «Как же так, – продолжал думать он с усилием, – я должен бояться умереть». Но страх смерти не приходил, а без него мозг не мог собрать силы, чтобы выжить. «Надо кричать, – соображал Гек и тут же отвечал сам себе: – А зачем?»

Видимо, он все же закричал, потому что пожилая пара, возвращавшаяся заполночь из гостей, поспешила перейти улицу, заслышав тоскливый и слабый вой, идущий от заснеженной кучи во дворе. Через квартал им встретился околоточный, обходящий свой участок, и они рассказали ему о странных звуках и показали место, откуда они доносились. Однако служитель правопорядка ни там, ни поблизости никого и ничего не нашел. Следы на земле то ли были, то ли ветер фокусничал, но Гека там уже не было.

Случались впоследствии дни, когда Геку хотелось расшибить себе голову с досады: он никак не мог понять, что было явью, что бредом, а что наслоилось из более поздних впечатлений. Он закрывал глаза и силился увидеть все то, что осело в мозгу в виде воспоминаний.

…Было очень хорошо – исчезла тошнота, голова не кружилась, руки и ноги слушались и звучала флейта. Восьмилетний Гек и слова такого не слышал, но позднее он определил совершенно однозначно – это была флейта. Гек с любопытством открыл глаза и увидел белый потолок. Раздетый догола, он лежал под одеялом, легким, чистым и очень мягким, лежал на кровати, тоже мягкой, но упругой. Голова – на голове что-то было надето или прилеплено, обе руки раскинуты в стороны и к каждой тянулись жгуты из разноцветных трубок. Он скосил глаза: возле кровати стоял человек непонятного возраста… от сорока, не меньше. Музыка лилась из настенного радиоприемника.

– Надо лежать спокойно, лекарство действует, отдыхай, – монотонно, а может, устало говорил тот человек, а потом к нему подошел… оказался рядом другой человек, они говорили на тарабарском наречии…

– Феноменологический порядок прежний – моторный компонент и латентный период ниже на тридцать-сорок процентов абсолютного минимума из всех реестровых, плато-динамика коллагеновой структурной основы заторможена не менее чем вдвое при обычном темпе обмена веществ, энцефалозондирование затруднено – воспаление мозговых оболочек близко к критическому, надо ждать.

– Исключено, вероятность летального исхода велика, кора и левое утратят… следует немедленно…

– Экземпляр уникален, но в предпубертатном… перспективен лонгированный контроль… возможна погрешность в предварительном определении плато-динамики…

– Готовьте инструменты, период между интерференциями более четырех суточных циклов, другого варианта может и не представиться. Резекция – полная…

Что такое резекция, Гек знал: у Бончи Лысого, негритенка из их класса, папахен работал в морге, Бонча даже притащил как-то на урок большой палец от чьей-то руки, они им девчонок пугали. Резекция – значит резать. Но блаженное состояние никак не проходило, а музыка заполняла душу и радовала сердце… «Шутка», – сказал вдруг кто-то, и Геку показалось, что голос прозвучал по радио…