Джон О`Хара - Дело Локвудов

• Название: Дело Локвудов
• Автор: Джон О`Хара
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

---

— Эндрю позаботится о том, чтобы они не прошли через главные ворота, а вы последите за задней дверью.

— В том, что они не полезут через стену, я вполне уверен, — сказал Диген.

Джордж подумал, что Диген мог бы и не напоминать ему о пиках на стене, но сказал только:

— Так я полагаюсь на вас, — и пошел в дом.

Все вернувшиеся с кладбища разошлись по туалетным комнатам. Распорядиться о завтраке должна была Джеральдина — точное его время не было назначено, потому что никто не знал, сколько продлятся похороны. На какое-то время Джордж остался в кабинете один. Супруги Фарли и Шервуд Джеймс отправлялись ближайшим дневным поездом в Нью-Йорк, а Дороги Джеймс и Уилма собирались заночевать. Уилме необходимо было подписать кое-какие бумаги, поэтому утром ей предстояла встреча с Артуром Мак-Генри. Джорджу были неизвестны только планы сына.

Пришла Джеральдина.

— Как ты думаешь, нести коктейли сюда или в парадный зал? — спросила она.

— Здесь будет тесновато, — ответил он. — Ты что-нибудь выяснила о планах Джорджа?

— Да. Он хочет остаться здесь до завтра. Повезет Уилму и Дороти в своей машине до Филадельфии. Оттуда они поедут поездом.

— Значит, он у нас переночует.

— Да. Видимо, он считает это само собою разумеющимся. Он очень симпатичный. Между прочим, просил, чтобы я звала его Бинтом. Говорит, что в Калифорнии Джорджем его никто не зовет.

— Разумеется, никто.

Завтрак прошел сообразно правилам этикета, действующим в подобных случаях: никто не упоминал имени покойника; Джордж Локвуд кратко рассказал историю своего поместья; Десмонд Фарли и Бинг Локвуд побеседовали о добыче нефти; и, наконец, хозяйка напомнила извиняющимся тоном, что если супруги Фарли и Шервуд еще не уложили свои вещи, то должны сделать это, так как до вокзала ехать пятнадцать — двадцать минут.

Вскоре супруги Фарли и Шервуд Джеймс уехали. Джеральдина, Уилма и Дороти Джеймс ушли наверх, в комнату Джеральдины, и Джордж Локвуд — впервые за шесть лет — остался вдвоем с сыном.

— Сигару, сын?

— Пожалуй. Спасибо. К сигарам я уже привык. У нас, как правило, нельзя курить на работе. Достаточно одной спички — и все летит к черту. Так что я всегда ношу с собой сигары как жвачку. Не зажигаю, а только жую. Усвоил такую привычку.

— Говорят, ты здорово преуспел. У меня был Престон Хиббард и все рассказал. Привез даже несколько фотографий твоей жены и детей.

— Да, мы приятно провели с ним время. Отличный парень. В школе я был о нем не очень высокого мнения, но Гарвард, должно быть, сделал из него человека. По-моему, именно Гарвард. Во всяком случае, он поставил перед собой цель и стремится к ней. Этого как раз и не хватает ребятам нашего возраста. Они ни черта не знают — к чему стремиться, чем заняться. Если они не нуждаются в деньгах, то сидят сложа руки. Потом спохватываются, да уже поздно.

— Насколько я понимаю, сам ты не нуждаешься в деньгах, — сказал Джордж.

— Теперь — нет. Когда я заработал первую крупную сумму, я тут же ее положил на имя жены и детей. Этим капиталом никто не может воспользоваться — ни я, ни до поры до времени они. Ну, а подстраховавшись, я мог уже рисковать. И рисковал, и риск оправдывал себя.

— Пятьдесят тысяч — школе святого Варфоломея и пятьдесят — Принстону, — сказал Джордж. — Любопытно, что ты даешь деньги Принстону.

— Да. Я подумал: черт побери, ведь научили же меня там чему-то! Тому, за чем туда и поступают. Но когда меня вышибли, я узнал и еще кое-что. Не насчет жульничества. Для того чтобы узнать, что жульничать нехорошо, не обязательно поступать в Принстон. В этом отношении и мать и ты всегда были строги ко мне. Но кое-кто в Принстоне научил меня, как справиться с бедой.

— Как?

— Надо закалить себя. Стать твердым. Ни у кого не возникало сомнения насчет того, что меня надо исключать. Но они могли сделать вид, будто я совершил мелкий проступок, а это было бы неправдой. То, что я совершил, было в их глазах не мелким проступком, а серьезным преступлением, заслуживающим строгого наказания. В то же время они заверили меня, что все хорошее, что я сделал, будет принято во внимание. Если кому-то придет в голову поинтересоваться, почему я ушел из Принстона, то, учитывая все это, они будут решать, насколько подробно обо мне рассказывать. К счастью, тот единственный человек, у которого мне пришлось работать, знал точно, за что меня выгнали; он многим помог выйти в люди.

— Ты считаешь, что я был слишком суров? — спросил Джордж.

— Тогда считал, теперь — уже нет.

— Что заставило тебя думать иначе?

— Что? По-моему, расстояние. И то, что я нашел подходящую девушку и женился на ней. Создал собственный дом. И добился финансового успеха.

— И к тому же, ты ни от кого не зависел, — сказал Джордж.

— Да. Когда я узнал о смерти мамы, я понял, что оказался совсем один. Конечно, была еще Эрнестина. Но сестра — это всего лишь сестра, что еще она может значить для мужчины.

— А отец?

— Видишь ли, я теперь сам отец двух детей и задаю себе тот же вопрос. Возможно, я не менее суров, чем ты, но моя суровость — иного рода. Вспоминая наши тогдашние отношения, я вижу, что у тебя были планы насчет меня, но они вовсе не обязательно были моими планами.

— Тогда у тебя не было своих планов. Собственно, ты уже был на пути к тому, кем я хотел тебя сделать.

— Верно. Я это знаю. Но, может быть, поэтому я и сжульничал. В сущности, мне не хотелось быть точной копией тебя или дедушки Локвуда. Шесть лет я проучился в школе святого Варфоломея и почти четыре — в Принстоне и начал понимать, что все это — ерунда. Кто мы, собственно, такие? Твой дед был убийцей, а кем был отец деда, никто не знает. Отец мамы ничего особенного собой не представлял, а что касается нашей рихтервиллской ветви, то не исключено, что где-нибудь в горах живут еще наши двоюродные братья и совокупляются с родными сестрами. Нет. Я никогда не считал, что мы так уж элегантны, черт меня дери.

— Слово «элегантный» употребляет только прислуга. Так же, как слово «шикарный», — сказал Джордж Локвуд. — Я заметил, что ты и во время завтрака употребил это слово. Тебе, по-моему, ни разу не пришло в голову, что есть что-то стоящее в том, к чему стремился мой отец, к чему стремлюсь я и к чему, как я надеялся, будешь стремиться ты и твои дети.

— К чему?

— К тому, чтобы превратить род, начавшийся с убийцы, в нечто значимое. А ты сноб. Ты, очевидно, сравнивал нас со старинными семействами Англии, получающими титулы и все прочее по наследству и уходящими своими корнями в трех-четырехвековую историю. Но ты не знаешь, сколько в этих семьях убийц, насильников и воров. Или с американскими аристократами, которые привозили из Африки чернокожих и продавали их в рабство. Не одно такое семейство нажило в прошлом веке огромное состояние, а потом жертвовало крупные суммы Принстонскому и Гарвардскому университетам. Но это были грязные деньги.

— Верно, но как раз этими людьми ты, должно быть, и восхищаешься.

— Нет, не этими. Я хотел, чтобы мы были лучше них.

— Ну, ладно. Я буду лучше. Но это начнется с меня, а не с тебя, не с твоего отца и не с твоего деда.

— Что ты в этом понимаешь, невежда? Ты, может быть, думаешь, что тебя в капусте нашли? В жилах у тебя, как и у всех, течет отцовская кровь. В этом нет ни малейшего сомнения. Ты даже лицом похож на своего прадеда, который, кстати, был убийцей.

— Что ж, в его жилах кровь действительно текла. Это я скажу за него. И уж лучше быть похожим на прадеда, чем на тех, кто появился на свет потом.

— Ты имеешь в виду меня?

— Ну, раз уж мы так откровенны друг с другом, то… да, тебя, — ответил Бинг.

— Немного отклонюсь от темы. Что заставило тебя сюда приехать? Ты так сильно любил своего дядю Пена?

— Да, любил. Но ты прав. Были и другие причины. Мне хотелось взглянуть — единственный и последний раз на могилу матери. Кроме того, меня интересовал этот дом.

— Ты сказал, что ездил в наш старый дом.

— Да. На похороны я все равно не успевал, так что заехал взглянуть на старый дом. Я думал, его превратили в больницу. А там обувная фабрика!

— Я продал его обувной фирме, а деньги пошли на больницу. Строительство больницы еще не начато, и, если ты так уж щедр, они, я уверен, рады будут принять твое пожертвование.

— Извини, но этого не произойдет: я уже порвал все связи с Шведской Гаванью, — ответил Бинг.

— Тогда что же привело тебя к нам? Захотелось посмотреть на этот дом. Зачем?

— Ну, разумеется, я знал о нем со слов Эрнестины, но мне хотелось посмотреть своими глазами.

— Если ты скажешь, что он тебе понравился, то я сочту свой замысел неудавшимся.

— Он вполне в твоем вкусе. Твоя жена, кажется, неплохая женщина. Видимо, она принимала участие в строительстве.

— Критикуй, критикуй. Она не имела к строительству никакого отношения. Занималась лишь меблировкой. Все остальное — мое.