Патрик О'Лири - Невозможная птица

• Название: Невозможная птица
• Автор: Патрик О'Лири
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-025014-2, 5-9660-0258-4

Они – мертвы... но пока что об этом не знают. Они – обитатели «виртуального рая», созданного пришельцами-«гуманистами», решившими избавить людей от ужаса Смерти.

Но даже в раю есть недовольные, жаждущие свободы выбора – и готовые во имя достижения желанной смерти оборвать не только свои, но и чужие жизни...

---

– Коррекционеры! – сказала птица.

Рука Энди скользила по стопке чёрных кассет.

– Вот это вещь, чувак, – сказал он. – Вот это вещь. Знаешь что? – он свёл ладони вместе, словно собираясь молиться. – Они все одинаковые, – он улыбнулся и кивнул. – Как программа, которую какой-нибудь сетевой хакер переписывал снова и снова, – он хихикнул. – С маленькими вариациями, чтобы сбить с толку предков. У меня весь комплект… Все до последней, – он засмеялся. – И они все одинаковые!

Он опять сделал этот жест руками.

– Господи!

Он сделал его снова.

– Твою мать! И снова.

– Мама! – проорал он в потолок.

Птица в совершенстве сымитировала одобрительный свист, как если бы в комнату вошла хорошенькая женщина. Дэниел быстро поднялся и пошёл к двери.

– Подожди, – сказал Энди, хватая его за руку. – Я не хотел испугать тебя.

Дэниел посмотрел в его лицо: надежда и радость.

– Как ты не видишь, чувак? – сказал Энди. – Это что-то значит.

Дэниел скатился вниз по ступеням, не оглядываясь. Энди позвал с верхушки лестницы:

– Ты не понимаешь! Это прекрасно!

– Ну как, мы все развлекаемся? – спросила птица; её скрежещущий голос эхом разносился по лестничному пролёту. – Развлекаемся?

Пробежав три квартала, Дэниел остановился перевести дыхание и облокотился на загон с козами. Их глаза были жёлтыми. Слепой чёрный гитарист перестал дёргать струны и сказал хриплым голосом:

– Дыши глубже, браток. Дыши глубже.

КЕМ УГОДНО, ТОЛЬКО НЕ МЁРТВЫМИ

Существуют определённые лица, которые нравятся камере. Объектив задерживается на них с благодарностью и желанием. Возможно, виной тому определённое сочетание плоскостей кожи и костей, которое улавливает свет и даёт впечатление некоего скульптурного удовлетворения. Или, возможно, здесь срабатывает правило, известное любому режиссёру: большая голова. Все кинозвезды были людьми небольшого роста с большими головами и преувеличенными чертами лица: большими глазами, широкими ртами.

Майк не знал, чего ожидать. Но на следующий день, когда его новая знакомая по чату величественно вошла, как актриса на сцену, в кафе на Итальянской площади, он понял с одного взгляда: Донна была звездой. Льдистые голубые глаза под гривой каштановых волос. Женщина, привыкшая к тому, что на неё смотрят, и спокойно принимающая внимание, вызываемое её красотой. Но в отличие от всех звёзд, которых он когда-либо встречал, эта женщина распространяла вокруг себя ощущение, которое у Майка всегда ассоциировалось с самообманом: удовлетворённость. И она была высокой.

Через час они были на её чердаке рядом с греческим кварталом, под светлыми деревянными стропилами, скреплёнными стальными стяжками, срывая друг с друга одежду. Занимаясь любовью. И когда она трепетала над ним, и его руки лежали на её бёдрах, ненасытно кидающихся ему навстречу, он взглянул в её лицо с закрытыми глазами и позвал её по имени. Это был самый изумительный секс, какой у него когда-либо был. Дот не преувеличивала. Оргазмы следовали один за другим, словно океанские волны, неустанно бьющие в берег. В конце концов утомление взяло верх. Они расслабленно лежали на полу, их тела звенели от удовлетворения. И совсем чуть-чуть – от усталости. Через некоторое время они заговорили. Или заспорили. Это вызвало у него улыбку: двое обнажённых незнакомцев, обвившись один вокруг другого, спорят о природе реальности. Как школьники.

– Ты голоден? – спросила она.

– Нет.

– Когда ты в последний раз ел? – спросила она, усмехаясь, словно знала какой-то секрет. – Ты не можешь вспомнить?

– Нет, – сказал он, поражённый. – Я считал, что потерял аппетит.

– У тебя его больше нет. Теперь это – на твой выбор.

– Почему?

Она пожала плечами.

– Ручаюсь, они произошли из голодающего мира. Вероятно, пришельцы спросили птиц, что бы они изменили, если бы им была дана возможность. Мир, в котором нет голода. Неплохая идея.

– В этом есть что-то неправильное, – он покачал головой. Она посмотрела на него так, словно он рехнулся.

– Я имею в виду – мы не заслужили этого. Мы не решили эту проблему. Пришёл Большой Папа и взял нас на поруки.

Донна тихо хмыкнула.

– Ты никогда не бывал голоден, не так ли? От Майка не требовалось ответа.

Она мягко потянула его руку между своих ног. Через какое-то время он сказал:

– Почему птицы? Почему не бактерии? Или не окуни?

– Они пришельцы. Они другие. Рыбы – наши естественные предки. И они, и мы вышли из воды. Мы начали свою жизнь в жидкости, погруженные в матку. Птицы – это нечто другое. Неудивительно, что они отождествляются с ними. Сделай это ещё раз. Странно. Они, единственные из всех животных, способны имитировать нашу речь. И они могут петь. И все же птицы действительно совсем другие. Представь себе, как они видят мир.

Вспышка высветила кадр в его мозгу: две заброшенные куклы в золотистом поле пшеницы. Слишком высоко для любых съёмок с крана. «Баррада. Никто». Денни и он повторяют слова неземного языка. Были ли это волшебные слова?

– Но зачем им было это делать? Она тихо простонала, потом сказала:

– Кто знает? Это волшебство. Все, что нам остаётся – это принять его.

Она не знала, что сказала именно это. Повторила в точности. Ту строчку из Клиндера: «Все, что нам остаётся – это принять его». Это насторожило Майка, включило в нем сигнал тревоги, который он постарался скрыть. И он почувствовал, что отодвигается от неё, несмотря на то, что опять начинал твердеть.

– Майк?

– Прости меня. Но это меня пугает.

– Почему? Мы можем все что угодно! – она улыбнулась и сжала его рукой. – Мы можем быть кем угодно!

– Кем угодно, только не мёртвыми.

– Да! Разве это не чудесно? Они опять занялись любовью.

Донна раньше писала депрессивные стихи, но теперь она не делала ничего. Она наслаждалась. Едой. Сексом. Солнцем. Она была совершенно счастлива. И вонзаясь в неё, Майк ощущал невозможное желание. Я хочу этого. Я хочу это все. Я хочу жить. Я хочу счастья и всего остального. Все целиком. Я хочу того, что есть у неё. Я хочу. Я хочу. Я хочу. Он поймал себя на том, что представляет себя занимающимся любовью с Полиной, маленькой француженкой. Думать об этом было больно.

– Смотри на меня, – сказал он ей, сидящей на нем верхом и кусающей его ухо.

Она отодвинулась и посмотрела.

– Нет, – сказал он. – Когда мы целуемся, смотри на меня.

Они поцеловались. Она посмотрела.

– Назови меня по имени.

Она назвала.

Когда они закончили, это было замечательно. И это было ужасно. Он не мог получить ничего, чего бы он ни захотел. Не от этого удовлетворённого создания.

Я, должно быть, чудовище, подумал Майк. Все, чего я хочу, находится вне меня. И я не знаю, как до этого добраться.

Позже, держа её в своих объятиях, когда её сердце тихо стучало рядом с его прохладной кожей, он смотрел, как она спит. И он решил: она ему нравилась.

Да, подумал он, тщательно проверив свои эмоции.

Она ему определённо нравилась.

ЭТОТ МИЛЫЙ СТАРЫЙ МИР

Дэниел ощущал запах свежевыжатого лимона.

Он сидел на прохладном асфальте рядом с худым слепым чернокожим гитаристом; длинные, как у Роберта Джонсона[62], пальцы гитариста передвигались по грифу, перебирали струны. Глаза, покрытые молочной плёнкой катаракты. Чёрная мягкая фетровая шляпа у его ног, тульёй вниз, рядом с его складным стулом и большим пластиковым стаканом пива. Время от времени кто-нибудь опускал в неё доллар. Он пел. Люди слушали его, потрясённые этим голосом, этой тоской, этими картинами, которые он раскрывал перед ними – слушали, парализованные удивлением, с раскрытым ртом и жаждущими глазами.

Они тоже были счастливы.

Песня выходила прямо из его живота, и слова появлялись на свет так, словно он сочинял их на ходу. Он пел медленно и печально – не то чтобы кантри, не то чтобы фолк. Его голос утешал – надломленный и нездешний, он говорил об упущенных возможностях, потерянных радостях – песня, написанная для кого-то, кто расстался с жизнью слишком скоро и не знал, что потерял. Это звучало как письмо к самоубийце. Написанное кем-то, кто любит его. Перечень всех прекрасных вещей в «этом милом старом мире».

Какая печальная песня, подумал Дэниел. Хорошо, что я счастлив.

Слушая, Дэниел набрасывал в уме свой перечень. На данный момент он казался самым важным из всех перечней, какие он когда-либо составлял. Это был перечень всех тех вещей, которые делали его счастливым. Он пытался быть счастливым.

Нос Джулии.

Тот единственный гармонический переход в песне Рэнди Ньюмена[63] «Мари».

Полночный сад, усеянный светлячками.

Женская грудь.

Пробуждение рождественским утром.

Те моменты, когда ты забываешь, кто ты такой.

Чарли Чаплин, ездящий верхом на шестерёнках в «Новых временах».

Холодное пиво в запотевшей банке после стрижки газона жарким летним днём.