Эрик Орсенна - Долгое безумие

• Название: Долгое безумие
• Автор: Эрик Орсенна
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033176-2

Это — ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНАЯ книга. Не предоставить ли слово самому автору?

«Речь пойдет о любви, о ней одной, о сорока годах небывалой любви. В Париже, Пекине, Севилье, Кенте и Фландрии…

На пороге нового тысячелетия я опишу неукротимое и вышедшее из моды живое существо — чувство».

---

— Что происходит? Долго нам еще ждать? Завтра у нас встреча с министром.

Габриель объявил, что ассоциация закрывается в-связи с тяжелым состоянием госпожи В., и помчался к врачу.

Перед входом в ассоциацию собралась толпа, пришлось пробивать себе дорогу с помощью локтей.

— Скорее, скорее! — кричал он, в то время как арктический холод закрался ему в душу.

Элизабет сидела все в той же позе, задыхаясь. Г-н Зиу стал осматривать ее в присутствии Габриеля, что наполнило его гордостью, несмотря на охватившую панику.

Г-н Зиу со странной улыбкой провозгласил свой диагноз:

— Кто-то имя госпожи в книге смерти зачеркнул. Просто так ее не взять.

Остаток жизни Габриель вспоминал эти две фразы, проговоренные тихим голосом на очень снобистском английском языке на манер считалочки.

Габриель вынул чековую книжку.

— Сколько стоит свидетельство о смерти?

Г-н Зиу взглянул на него, потом на Элизабет, ничего не понимая. Чего он только не навидался за годы учебы в Лондоне, но поведение этих двоих не укладывалось ни в какие рамки. Прикинув, что речь идет о каких-то постельных делах, а тут люди готовы почти на все, он выдал безумную сумму, равную сбережениям известного в Европе садовника лет за десять. Габриель подписал чек, не торгуясь. Мысленно развернув каталог услуг, доктор предложил на выбор различные причины смерти: эмболия, аневризм сердца, заражение крови… Элизабет выбрала самое простое: инфаркт. И пока тот писал, попросила:

— Вы не могли бы указать «без страданий»? Это для моих детей. «Скончалась в одночасье без страданий».

Он исполнил ее просьбу, это входило в услугу. Когда он ушел, Элизабет, по-прежнему не двигаясь, шепотом попросила задернуть шторы. Стоило ей принять решение, как все этапы его осуществления стали для нее небезразличны.

— Ну вот, теперь мы остались одни, я предлагаю выпить за твою победу… — Она подняла воображаемый бокал. — За самого настойчивого любовника на свете!

Габриель схватился за телефонную трубку:

— Можно?

Набрав номер, он произнес два слова:

— Gao Tchon.

(Это означало «Час настал».)

— Что ты еще придумал? — спросила Элизабет.

— Увидишь. Отдыхай.

Она встала, перешла на диван и тут же уснула в окружении черных драконов, вышитых на розовых подушках.

Он придвинул кресло и долго смотрел на нее.

С младых ногтей самым излюбленным пейзажем для него было женское лицо. Никогда не уставал он изучать ямочки, припухлости, пушок, родинки, покраснения, морщинки, складочки магического заповедника, окруженного с трех сторон волосами. Лица потому имели для него такую притягательную силу, что просвещали относительно мира, были как бы вестниками, в которых можно прочесть о жизни. С годами его благодарность росла. «Спасибо, что вы не хотите или не можете ничего скрыть. Спасибо, что не лжете. Я так любопытен».

Теперь он вглядывался в лицо, вмещавшее в себя все женские лица. Ему казалось, что он прогуливается по истории их любви, и это производило на него ошеломляющее впечатление. Например, вот эта прозрачность кожи на висках… разве она создана не им, изо дня в день поглаживающим это хрупкое место на лице? А эта вкось идущая морщинка над левым глазом… разве она не образовалась оттого, что она много смеялась? Шрам над верхней губой… что это, как не след от его укуса в минуту упоительной страсти?

В дверь постучали. Вошел улыбающийся молодой человек, вслед за которым появился гроб — его нес другой улыбающийся молодой человек. Установив фоб на двух креслах, они удалились, все так же улыбаясь.

Элизабет изумленно переводила взгляд с фоба на того, кто его заказал и был этим очень горд.

— Да ты все предусмотрел. Впрочем, это меня не удивляет… не так уж фудно предугадать, что я буду делать.

И тут Габриелю предстояло увидеть, как в глазах Элизабет промелькнули все возможные чувства, напоминая проносящуюся мимо элекфичку: от возмущения («За кого он принимает и меня, и себя?») до капитуляции («Можно говорить все что угодно, но никто никогда не скажет, что он меня не любит»), а между ними — негодование («Как это возможно?»), вызов («А если я от всего откажусь, показав ему, кто я есть?»), самоутверждение («Я имею право сама решать, как мне поступить с собственной жизнью»).

Габриель скромно стоял рядом, ожидая окончания фозы.

Она оглядела ящик, провела рукой по дереву, ручкам, оценила подушечку из белого атласа, мольтоновую обивку и покачала головой.

— Ты выбрал лучшее. Спасибо. Но…

— Я слушаю.

Ему так захотелось схватить ее за руки, напомнить, что они оба еще живы и у них впереди годы.

— Что мы туда положим?

Они огляделись. Можно было, конечно, заполнить фоб подушками с драконами. Но вес? Пусть Элизабет и была не тяжела, но все же…

«Усопшая» первая догадалась достать с полок книги и уложить их на подушки. Выбор книг принадлежал ей: «Международная торговля: юридический и налоговый справочник», досье воздушной компании, три экземпляра «Вестника Восточных стран», большеформатныи сборник «Системы финансирования экспортных кредитов», «Таможенные уложения», зачитанный до дыр «Словарь по международной торговле» и три бордовых тома «Воспоминаний о войне» Шарля де Голля.

— Как ты думаешь, медали стоит положить?

В качестве тормозных башмаков послужили следующие медали: латунная — в память о V саммите индустриальных стран (июнь 1982-го, Версаль), бронзовая — в память о XXI франко-германской встрече на высшем уровне (май 1990-го, Саарбрюкен), серебряная — в память о первом евро-азиатском форуме (февраль 1997-го, Сингапур). Пригодился и орден Почетного Легиона.

— Тебе не кажется, что все это будет громыхать? Габриель потушил свет и подошел к окну. Улица была пустынна, любопытные разбрелись. Он встал на стул и снял обе занавески из пыльного грубого полотна. Первой хватило, чтобы обложить содержимое гроба. Они походили на двух мародеров.

— Думаешь, пройдет?

Габриель потряс гроб, все крепко держалось на своих местах.

— Осталось только забить.

К одной из ручек был примотан пластиковый мешочек с шурупами. Габриель разорвал его зубами. И в тот момент, когда он выплевывал кусочек пластика, он вдруг ощутил, что они не одни: Элизабет была в окружении своих детей. Такое случалось не раз. Ее губы начинали шевелиться, нетрудно было догадаться, с кем она беседует.

— Не буду вам мешать, — бросил Габриель и вышел. На лестнице была кромешная тьма. Он нащупал ногой ступеньку, сел. Пахло теплой землей и капустой. Дверь была абсолютно звукопроницаема, он слышал любое движение Элизабет: как она ходит, проводит рукой по твердой поверхности. Она приступила к прощанию с близкими, к последним наставлениям:

— Не бойтесь, я буду краткой. Надеюсь, я не ошиблась с разницей во времени. Если тут стемнело, значит, у вас светло. С кого начнем? Жан-Батист, если ты думаешь, что с возрастом человек становится спокойнее и уже не испытывает тех же чувств, что в юности, тут же забудь об этом. Если ты сражаешься за любовь, это останется на всю жизнь. Смелее. Обнимаю тебя. Патрик, осторожней с азиатскими облигациями, и еще: если ты воспользуешься моей смертью как предлогом перестать курить, мне будет легче. Целую тебя. Мигель, не беспокойся о своем сыночке, моем маленьком Габриеле. Его необычное поведение и хрупкость свидетельствуют о том, что нам удалось породить хоть одного человека искусства. Ну вот и все, что я хотела вам сказать. Не нужно много времени, чтобы в общем виде выразить то, что накопил с опытом. Удачи вам всем. В ином мире я познакомлю вас с моим Габриелем.

Дверь открылась. Элизабет сияла.

— Я закончила. Пошли?

Он зашел в кабинет, положил на самом виду свидетельство о смерти и схватил вторую занавеску.

Дверь за предшествующей жизнью Элизабет захлопнулась.

— Пошли.

Тридцать пять лет назад — то было в баскском ресторанчике во время их второго свидания — она поставила локти на стол, свела ладони и уставилась на него своими насмешливыми глазами:

— Каковы все же ваши истинные намерения? Он ответил со смешной важностью:

— Однажды, это будет очень нескоро, я возьму вас за руку, и мы больше никогда не расстанемся.

Когда они шли домой, к ним обратился какой-то велосипедист:

— Отец, кого это ты ведешь, обмотав тканью? Какую-нибудь молоденькую красотку? (Элизабет перевела.)

— Тебе холодно? — спросил он, почувствовав, что она дрожит.

— Нет, просто легко.

В такси он все время баюкал ее. Она заснула в его хибарке в саду, закутанная в занавеску. Он вышел и вернулся только к середине ночи, когда все было закончено: консул извещен о кончине госпожи В., телеграмма в Париж отправлена, место для гроба в самолете, вылетающем в среду, забронировано.

LXVII

«Моя жена. Познакомьтесь, это моя жена. Не помню, знакомил ли я вас со своей женой?»

Постоянно, при любых обстоятельствах, с любым собеседником он непременно говорил о своей жене. Имя Элизабет словно улетучилось, Габриеля распирала гордость от того, что наконец-то, после стольких лет, он обзавелся женой.