Збигнев Ненацки - Раз год в Скиролавках

• Название: Раз год в Скиролавках
• Автор: Збигнев Ненацки
• Жанр: Юмористическая проза

Ни имя – Збигнев Ненацки, ни название книги, о которой идет речь, – «Раз в год в Скиролавках», сейчас ровным счетом ничего вам не говорят. Но я уверена, что самое большее через год и писатель, и его роман станут у нас так же знамениты, как и в Польше. Когда эта книга вышла там в свет, читатели резко поделились на два лагеря: одни сказали, что это порнография, другие что это высоко моральное произведение, а эротика... что ж, эротика это очень важная часть жизни взрослого человека.

Интересно, что на стороне последних оказался костел, который в Польше играет не последнюю роль в том числе и в формировании общественного мнения. Было признано, что книга показывает омерзительность греха, но люди, упав, поднимаются и приходят к милости веры. Кардинал Глемп, глава польской католической церкви, сказал в свое время примерно следующее: «Нет другой книги, в которой был бы так хорошо показан ксендз. Но поскольку автор коммунист, мы не будем ни пропагандировать ее, ни критиковать».

А вот как отнеслась к роману простая крестьянка из деревни, где постоянно живет писатель, старушка, вообще не читающая книг. Прочитав первый том, она воскликнула: «Это свинство! Скорее давайте мне второй том!»

Мне подарили эту книгу пять лет тому назад, и, прочитав, я стала понемногу переводить ее ради удовольствия и для друзей. А о том, чтобы ее опубликовать, конечно, не могло быть и речи. Но, как выяснилось, никакой труд даром не пропадает. Наша редколлегия решила печатать перевод первый том в нынешнем, а второй в будущем году. Автор дал на это согласие, польские коллеги спасибо им договорились о встрече. И вот мы едем к Ненацкому в деревню Ежвалд, на Мазуры, за триста пятьдесят километров от Варшавы. Дом писателя на берегу озера, во дворе красная «тойота». Вот и он сам выходит на крыльцо, ведет в рабочий кабинет. Все страшно знакомо по «Скиролавкам» от вида из окна до ковра из овечьих шкурок на полу. Все столы, стулья, подоконник завалены только что присланными авторскими экземплярами книг от детских, приключенческих, до «Соблазнителя». Толстый том «Скиролавок» шестое, последнее издание. На русском языке книжка какой-то бандитской фирмы, которая без спросу выпустила его повесть. На стене пистолет, на пороге, улыбаясь и повизгивая, не смея войти, переминаются с ноги на ногу два огромных дога. Да, когда небедный человек живет в такой глуши, все это не вредно...

Проговорили мы часов пять, дотемна. Сильно сокращенная запись этой беседы перед вами. Свои вопросы я повыбрасывала, чтобы не мешали, оставила необходимый минимум.

Тамара МАЧЕЯК, переводчик книги.

---

Наконец к дому подъехала машина из лечебницы, и из нее вышел молодой врач, которого Неглович не знал. Оба они пошли к Юстыне, тот старательно записал в толстую книгу ее рассказ о птице на балке, кивал головой, улыбался, поощрял ее, чтобы она говорила. Наконец он сделал ей укол и пошел в салон, где его ждал Неглович.

– Любопытное оружие, – сказал он, осмотрев лежащий на столе обрез Дымитра.

– Она хотела меня убить.

– Это случается, – заявил он равнодушно.

– Она хотела ребенка. Сначала от мужа, которого она убила, потом от меня. Как вы считаете, ребенок мог спасти ее от болезни?

Тот пожал плечами.

– Не верю в такие истории. Вы упоминали, что это у нее наследственное.

– Ее отец убил мать, подозревая, что она зачала ее с дьяволом. Он умер в психбольнице. Был опасен для окружающих.

– А Клобук? Кто такой Клобук?

– Здешний дух. Он принимает вид мокрой курицы. Птица. Самая обыкновенная птица. Иногда приносит счастье, иногда несчастье. До сих пор он вел себя вполне мирно, с ним не было никаких проблем. Но в последнее время все изменилось: сначала он изводил лесничего, а теперь принялся за Юстыну. Боже мой, это всегда была такая добрая птичка...

– О? – удивился молодой врач. – Вы тоже верите в Клобука?

– Не знаю, – вздохнул Неглович. – Я очень давно здесь живу, пане коллега, если это вам что-то объяснит.

– Понимаю, – отрезал тот, глянув на часы.

Он торопился в обратный путь. В лечебнице было несколько сот больных, а на дежурстве только четверо врачей.

Гертруда переодела спящую Юстыну в чистую пижаму доктора, и в таком виде ее вынесли к машине.

– Я любил ее, – сказал Неглович, прощаясь с молодым психиатром, но он, похоже, не слышал этого. В мыслях он уже был в лечебнице.

Гертруда Макух рассматривала в салоне обрез Дымитра, как мертвое чудовище.

– И что она хотела с этим сделать, Янек? – спросила она.

– Ничего. Она принесла мне его, чтобы я отдал коменданту Корейво, – сказал он и поручил Гертруде пойти в усадьбу Юстыны, подоить корову и накормить кур.

На полдороге на работу, в Трумейки, он вдруг осознал, что с ним произошло нечто страшное и такое же неотвратимое, как смерть. Он подумал, что все, что живет на свете, должно страхом и страданиями платить за свое существование, страсти, минуты счастья.

Вечером он широко открыл двери на террасу и, вслушиваясь в монотонный шум дождя, который шел уже несколько дней, смотрел в туманную тьму. Он дышал сырым запахом близкого озера и чувствовал, как его наполняет боль. Все прекрасное словно было уже у него позади, на расстоянии вытянутой руки находились стена темноты и шелестящего дождя, пустота, страх, беспокойство снов. Страдание Юстыны обернулось золотистой птицей с коралловым гребешком, он не мог помочь ей, как невозможно проникнуть в чужие сны, привести в порядок их сюжеты, установить последовательность, дописать окончания. Он не мог протянуть к ней руку помощи, так как нельзя войти в чужой сон, самое большее – его можно прервать поцелуем. Золотистая птица, похоже, должна была быть настоящей. Он чувствовал ее присутствие там, в дождливой тьме у озера.

О гордости,унижении и автомобиле, который приносил счастье

О происшествии с Юстыной Васильчук недолго говорили в деревне. Она всегда казалась людям не такой, как все, и немного странной, особенно после смерти мужа, который утонул в проруби. Она избегала разговоров, мужских приставаний, жила одиноко, не интересуясь ничем и никем. Ничего не было удивительного в том, что ее разум помутился, что ее увезли в лечебницу из дома доктора; ведь где, как не у доктора, можно искать помощи в таких делах. Корову, птицу, пашню и луг Юстыны взяла в аренду живущая по соседству Зофья Видлонг, жена лесника. Братья Дымитра заколотили досками окна дома, на дверях повесили большие замки, ведь дом нельзя было продать без решения суда, а суд велел ждать результатов длительного лечения Юстыны. Деньги за корову и птицу, за аренду пашни и луга братья Дымитра положили на сберегательную книжку своей невестки и сообщили Негловичу, что если Юстына поправится, то они и тогда не позволят ей вернуться в Скиролавки, а заберут ее к себе, найдут ей работу в столовой на шахте. «Слишком уж она близко приняла к сердцу смерть Дымитра и потому заболела», – говорили они и между собой, и людям, что всем казалось правильным и правдивым.

Минимум раз в неделю до конца ноября и до середины декабря доктор Неглович ездил на своей машине в отдаленную лечебницу, где лежала Юстына, разговаривал с врачами, сидел возле ее постели. Возвращался он угнетенный и мрачный. Это очень огорчало Гертруду Макух, и она строила разные домыслы на этот счет, а кому, как не прекрасной Брыгиде, она могла их поверить? Обе сидели в мягких креслах в доме Брыгиды, пили чай и разговаривали о докторе.

– Он любил эту Юстыну и все еще любит, – вслух размышляла прекрасная Брыгида. – И именно в этом заключается секрет, что он не может полюбить меня.

Гертруда придерживалась другого мнения:

– Если бы он ее любил, я бы первая об этом знала, потому что он от меня ничего не скрывает. Он ездит к ней в больницу и возвращается печальный, потому что ему жалко Юстыну. У него доброе сердце, он не мстительный. Ты должна знать, Брыгида, что Юстына приходила, чтобы его убить.

– Боже милостивый! В самом деле? – встревожилась Брыгида и испуганно прижала руки к груди. – Ты ведь не знаешь этого наверняка? За что бы ей его убивать? Он ведь ее ничем не обидел?

– Мне не надо долго объяснять, – упиралась Макухова. – Обрез я видела на столе. И скажу тебе, что она хотела его убить из ревности к тебе. Когда у меня был твой ребенок, она два раза ко мне заходила и спрашивала о нем, откуда я его взяла и чей он. Я ей сказала правду: доктора.

– Это вовсе не доктора Негловича ребенок, – рассердилась Брыгида. При таких словах Гертруда делала обиженное лицо и вставала с кресла, чтобы уйти от Брыгиды, которая должна была просить у нее прощения и горячо уговаривать, чтобы она снова села.

– Юстына умом тронулась, и конец, – твердила Гертруда, уже не возвращаясь к опасной теме. – Только Янека жаль, что он так из-за этого переживает и все время мрачный.

– Все время мрачный... – повторяла ее слова прекрасная Брыгида и начинала тихонько плакать.

– Слушай, что я тебе скажу, Брыгида. Сейчас твое место – возле него, а не тут, в Трумейках. Потому что место женщины – при мужчине не только тогда, когда ему хорошо, но и тогда, когда ему плохо.

– Что же мне делать, Гертруда? Что мне надо сделать? – горевала Брыгида. – Я почти каждый день его здесь вижу, а он мне едва «день добрый» буркнет.

– Эх вы, теперешние женщины, – презрительно изгибала губы Макухова. – Зад у тебя, как у двухлетней кобылицы, а ноги, как у лани. А титьки? Чего твоим титькам не хватает? Не знаешь, как до мужчины добраться? Ведь он сейчас беспомощный и безоружный, как малое дитя. Только обнять его и приголубить, чтобы он мог у тебя выплакаться и тебе пожаловаться. Если хочешь, когда его дома не будет, я приведу тебя в его спальню и ты залезешь к нему в кровать. Приведу тебя, как к старому хряку.

– Что такое? – оскорбилась Брыгида. – Как к хряку? У меня есть свое женское достоинство, Гертруда. Не дождется он, чтобы я сама пошла к нему в кровать.

– Э-э, что там достоинство, – пожала плечами Гертруда. – Достойной ты станешь только тогда, когда из постели от мужчины выйдешь довольная. Другого достоинства у женщины нет и быть не может. Такими нас Господь Бог сотворил. А позволяет тебе это твое достоинство все время хлюпать и тосковать? Ты смотришь в зеркало на себя голую, на свое женское добро, и достоинство тебе не говорит, что это все пропадает даром?

– Я не могу поступить так, как ты советуешь, Гертруда, потому что я совсем другая женщина, чем ты, – упрямилась Брыгида. – Я чувствую себя равной ему во всех отношениях. У меня такое же, как у него, медицинское образование, хоть и в другой отрасли; у меня есть женская гордость, которая мне подсказывает, что я могу быть для него только партнершей, а не чем-то вроде лежака, который можно разложить, когда только он пожелает и когда ему удобно. Все знают, как он относится к женщинам. Сначала унижает их, велит встать перед ним на колени, а потом снисходит и поднимает их с колен. Никогда я на это не соглашусь, Гертруда. Никогда! Если бы даже я должна была умереть от любви к нему, как я это один раз уже хотела сделать. Слишком много я о нем думаю, Гертруда, слишком много во мне с самого начала было неприязни к нему, чтобы от этого не родилось что-то плохое для меня самой и во мне. Когда я приехала в Трумейки, сразу мне рассказали о докторе и о том, что в один прекрасный день он предложит мне, чтобы я пришла к нему, как свинья к хряку. Все вокруг предупреждали меня: «Такую красивую женщину, как вы, доктор наверняка не пропустит, такие случаи он не упускает». И я только ждала, когда же он мне предложит встретиться у него. Я решила так его отбрить, чтобы он запомнил это на всю оставшуюся жизнь. Я решила отомстить ему за всех женщин, которых он, как говорят, унизил, прежде чем взять в свою постель. И вот я ждала этого его предложения, каждый день ждала, мы ведь виделись очень часто. Но он, Гертруда, ни разу мне не предлагал встретиться и даже вообще на меня внимания не обращал. Смотрел не на меня, а поверх меня. А я ждала, и ждала напрасно. Со всех сторон до меня доходили сплетни, что он ту или иную выбрал, в сто раз некрасивее и глупее, чем я, а меня не замечал. Я выходила из терпения, злилась, сама лезла ему на глаза. Бесполезно, Гертруда. Мне все время говорили, что я красива, "но я перестала в это верить, потому что он не хотел видеть моей красоты. И от этого нетерпения, с этой злости, от этой ненависти родилась любовь. Я знаю, что он об этом догадался. С тех пор он начал обращать на меня внимание. Несколько раз он сказал мне: «Вы, Брыгида, – самая красивая женщина на свете». Но эти слова звучали в его устах как оскорбление. Впрочем, все, что он мне всегда говорил, звучало всегда или как издевательство, или как оскорбление. Знаешь, что он мне когда-то сказал? «Если бы у меня была такая жена, как вы, я бы изменил ей на третий день после свадьбы, чтобы она не думала, что красота дает ей какую-то власть надо мной». Что мне было делать, Гертруда, в такой ситуации? Я завела ребенка...