Мария Галина - Гиви и Шендерович

• Название: Гиви и Шендерович
• Автор: Мария Галина
• Издательство: Мосты культуры
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-93273-169-9

Мистико-ироническая фантасмагория. Поехать в Турцию за оптовой партией воздушных шариков, а оказаться в волшебном городе Ираме, в окружении мамлюков, суккубов и звездозаконника? Для персонажей мистико-иронической фантасмагории Марии Галиной в этом нет ничего необычного. И на Престоле Престолов они сидели, и Бездну Бездн отворяли... «Челноки», древние цари, джинны и спецназовцы... Одесса, Стамбул и загадочный Ирам... Кто взойдет на Престол Престолов? Кто отворит Бездну Бездн? Читайте этот роман — и узнаете. Роман стал лауреатом премии «Портал-2005» в номинации «Крупная форма».

---

И Джафар вновь склонился в поклоне и спросил: «Где моя работа, о, царь?»

Будет тебе работа, сказал царь.

И тогда велел царь принести еще одежды цвета шафрана, и одежды цвета апельсина, и еще одежды, цвета весенней зелени и парчовые туфли и белоснежную чалму, и ручные и ножные браслеты, и рабы облачили во все это Джафара, и пришли танцовщицы ликом светлые, стройные станом, и плясали перед царем и перед Джафаром, и царь смотрел на этого Джафара и не видел в нем изъянов.

И вновь Джафар поклонился и спросил: «Когда же случится мой труд, о, царь?»

Скоро будет тебе твой труд, ответил царь.

И Джафар тщетно гадал, что же такое ему предстоит исполнить, и раздулся от гордости великой, ибо оказывал ему царь высокие почести, словно визирю правой руки. И думал «Наверное, слава о Джафаре и о его искусстве больше, чем мне то было ведомо».

И царь созывал визирей и советников, и они сели в диване, и Джафар с ними и слушал и судил, как положено, и не сказал ничего неразумного, и царь глядел на него и думал «Эта проклятая Ясмина полюбила достойного человека, да удлинится ее жизнь, а вместе с ней — и жизнь моего сына!».

И тогда велел он отвести Джафара в комнату, и увидел он слуг и служанок, и музыкантов и поваров, и невесту в покрывалах, и Джафар удивился великим удивлением, а царь сказал ему — вот твой труд, трудись!

И открыли покрывала, и показалась невеста в платье цвета шафрана, и затем увели ее и вывели вновь — в платье цвета морской волны, и вновь — в платье цвета заката, и почуял Джафар сердечное волнение и когда удалились посторонние и упали последние покрывала, увидел он маленькую Ясмину с соседней улицы, и была она бледна и исхудала, но глядела весело, и улыбалась ему. И Джафар взял в жены Ясмину и с ней богатое приданое, которым наградил его царь, и стал жить при дворце, и ходить в диван, и был весьма рад такому обороту событий.

И вот что было с Джафаром.

Что же до царевича, то он бледнел и чах, как прежде Ясмина, и заболел, и слег, и отказался от еды, и жизнь была ему не в радость, и гибель его была близка. И царь, сильно тому опечалившись, вновь послал за тем странствующим врачом и, приняв его со всем подобающим почтением, взмолился, говоря — вот, ты помог возлюбленной моего сына, гаремной девушке, и отвел от нее гибель, и она теперь весела и радостна, а сын мой, столь благородно сопоспешествоваший ее счастью, чахнет день ото дня и разрывается у меня сердце, когда гляжу на его мучения. И скажи мне, чем помочь этому горю, ведь он у меня один! Нет ли средства, чтобы он забыл эту девушку?

И ответил ему лекарь: «Такого средства нет».

И царь огорчился пуще прежнего.

И лекарь поразмыслил и сказал: «Сын твой совершенен сердцем и ради блага любимой сделал себе худо. А вот совершенен ли Джафар?»

«Не знаю, — сказал царь, — с виду он совершенен и нет у него изъянов. Он сидел в диване и не сказал ничего неразумного разумно, и виду он благородного».

«Вид — еще не все, — сказал лекарь. А вот совершенно ли его сердце?»

«Этого я не ведаю», — ответил царь.

«Он получил богатство и сан и жену, и все сразу, и не разу не усомнился в том, что получил он все это по заслугам. Но где его заслуги?».

«Его заслуги в том, что эта Ясмина полюбила его прежде, чем узнала моего сына, — сказал царь, — а мой сын уступил ее ради ее самой».

«Но это — не его заслуги, — возразил лекарь, — это заслуги Ясмины и твоего сына. А где он сам?»

«Того мне не ведомо» — сказал царь.

«Ну что ж, — сказал тогда лекарь, — это и следует установить».

И он удалился, и сделал омовение и постился три дня и три ночи, и пребывал в молитвах, а через три дня и три ночи облачился в чистое и вновь пришел к царю.

«Я нашел способ, — сказал он, — вот снадобье, каковое потребно принять Джафару».

«Не яд ли это?» — спросил царь (а он был царь весьма просвещенный и предпочитал не казнить правоверных без суда и следствия без особой на то нужды).

«Не яд, — сказал лекарь, — а в доказательство тому я дам его не только Джафару, но и твоему сыну и Ясмине — и все в один день и час».

«Если это последнее средство, то делай, что делаешь, — сказал царь, — однако же, учти, если сын мой погибнет в муках, а этому проклятому Джафару ничего не будет, ты и сам лишишься головы»

«Это последнее средство, — ответствовал лекарь, — однако ж, действие его сложное и прихотливое, и я готов сам его выпить первым, чтобы ты убедился, что оно безопасно».

И вот царь устроил как бы пир в честь Джафара, который, услышав про то, возрадовался, ибо решил, что царь намерен возвысить его еще больше, и оделся в лучшее платье и пришел, и Ясмина была при нем, однако ж, ее провели на женскую половину и усадили за завесу. Что же до царевича, то он ни про какие пиры и слушать не желал, а лежал на своем ложе, безразличный к миру. Однако же, услышав, что Ясмина будет там, он встал, оделся и пошел, поскольку надеялся, что выпадет ему случай повидать утраченную любовь свою. И он пришел на пир и сел рядом с царем, и начались танцы и музыка, и развлечения, и царевич сидел, мрачный ликом, а Джафар, напротив, сиял, как медный дирхем. Ибо, когда прослышал он, что царевич при смерти, то зародилась у него мысль, что царь приближает его к себе, чтобы сделать сыном и наследником.

И вот, когда пир был в разгаре, царь загрустил, и сел, подперев голову рукой, и Джафар забеспокоился и спросил, что с ним. И царь сказал: «Танцы и музыка, это приятно и прекрасно, однако ж, сердце мое стосковалось по чудесам, и вот, сказали мне, что за дверью стоит странствующий дервиш, и что ему ведомы тайны воздуха, огня и воды и хочет он показать эти тайны перед нашим лицом».

И сказал Джафар:

«Зовите его!»

А царевич ничего не сказал.

И вот, вошел странствующий дервиш (а это был тот лекарь, только переодетый) и стал показывать разные вещи, от которых у всех улетел разум — он выдыхал цветное пламя, и разговаривал с духами, а когда он выпустил из рукава пестрых бабочек, и они закружились под музыку по комнате, Джафар всплеснул руками и сказал — «Позволь, о, царь, чтобы и жена моя поглядела на такое чудо!». И царь позволил, и вышла Ясмина из-за завесы, скрытая под покрывалами, и стала любоваться на чудеса, и охать, и вздыхать, и царевич смотрел на нее, как жаждущий — на источник, а дервиш поклонился и сказал:

«Лучший свой фокус я приберег напоследок. Вот у меня бутылочка, а в ней волшебный эликсир, и делает он красавца еще краше, мудрого еще мудрее, а благородного — собеседником ангелов. И вот я выпью глоток в доказательство своих слов!».

И он отпил из склянки и чудесно преобразился — ликом стал светел и величествен, а взором грозен, и стал он подобен святым-аутадам, совершающим еженощно обход вселенной, и голос его стал как трубный глас, и так возвысился он, что все стоявшие упали на колени, а сидевшие склонили головы — таков был нестерпимый свет его лика.

И лишь золотых дел мастер Джафар сказал: «Ишь ты, до чего ловки эти факиры отводить глаза правоверным!»

И дервиш оборотился к нему, и сказал: «Коли не веришь, попробуй сам».

«Ишь чего захотел, — сказал Джафар, — такие как ты ловки на руку, и могут подсунуть вместо одного напитка другой, а то ты и вовсе не пил его, а лишь притворился, что глотнул. И ежели ты хочешь сделать мне дурное, то и я не такой дурень, чтобы позволить тебе это».

Дервиш не разгневался, а лишь усмехнулся и обернулся к царевичу, который сидел на своих подушках бледный и слабый, точно поникший нарцисс, что растет из праха влюбленных.

«Или ты тоже думаешь как он?» — спросил дервиш у царевича.

«Твое искусство выше всякого удивления, — почтительно ответил царевич, — и не ведаю я, как удалось тебе это чудо, однако ж, ежели недоверие этого человека тебя оскорбило, я готов загладить его поступок и выпью глоток из твоей склянки».

И он протянул руку и взял склянку, а Джафар подумал: «Вот, неужто он сам отдает себя в руки отравителю? Ну и везет же мне! Или это задумано царем, который любит меня пуще родного сына и хочет возвысить? Ибо этот царевич только и знает, что охать и вздыхать, и никудышный из него вышел бы правитель».

А царевич подумал: «Коли это и вправду яд, ну, так и хвала Господу — я избавлюсь от мучений, ибо не под силу мне видеть торжество этого Джафара! А коли это и впрямь чудесный напиток, так и на то воля Господа!»

И он почтительно взял склянку и отпил из нее, и в его чертах столь явно отразилось внутреннее его благородство, что все всплеснули руками, а Ясмина, сидевшая под своими покрывалами, вздохнула так, что покрывала заколыхались от ее дыхания. И бледность и слабость царевича уже не так бросались в глаза, и всем казалось, что царевич — красивейший юноша из тех, что когда-либо попирали эту землю.