Патриция Гэфни - Достоин любви?

• Название: Достоин любви?
• Автор: Патриция Гэфни
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2002

Себастьян и Рэйчел заключили между собой опасный договор: он спасает ее из тюрьмы, она идет к нему в услужение. Он волен делать с ней все, что хочет. Но он и сам не знает, что ему нужно. Погубить ее или спасти? Выведать ее тайну или узнать, как выжить самому? Самоуверенный, эгоистичный, он считает себя неуязвимым, но, оказавшись в любовной ловушке, понимает, что бежать уже слишком поздно…

---

Еще не меньше дюжины страшных вопросов приходило в голову Себастьяну за время этого бесконечного путешествия, и на все у него был только один ответ. Сменявшие друг друга красные глинистые холмы и узкие зеленые долины приближали его к дому. Скоро он ее увидит. Конечно, между ними имелись разногласия. Ей хотелось перемен, а он предпочитал, чтобы все оставалось, как было. «Если ты думаешь, что мне нужна свадьба, — заявила она ему, — ты ошибаешься». Но он решил, что это было сказано в запальчивости и не отражает ее истинного намерения. Она была женщиной — разумеется, она мечтала о замужестве. Ну а он был мужчиной (а может, все из-за того, что он был Верленом?) и поэтому видел в браке крушение всего.

Но они смогут уладить свои разногласия! Это всего лишь кризис, а не катастрофа, и вместе они сумеют это преодолеть. Они придут к соглашению: обо всем поговорят и пойдут на взаимные уступки, как взрослые люди. Первым делом он скажет ей, что он ее любит. Через несколько дней жизнь вернется в обычное русло, и она сама не поверит, что еще так недавно принимала все слишком близко к сердцу. И тогда у него будет все.

Он добрался до дому под проливным дождем. Никто не встретил его в опустевшем дворе, кроме Денди, выскочившего откуда-то с радостным лаем, когда карета въехала под арку ворот.

— Что с тобой стряслось? — удивился Себастьян, пытаясь удержать мокрого, вымазанного грязью щенка на расстоянии вытянутой руки. — Ты что, в свинарнике побывал?

Он не преувеличивал. Денди выглядел не просто перепачканным, а грязным и заброшенным, словно все это время пробыл вне дома.

— Я твоей маме скажу. Хочешь, пойдем со мной?

Оставив Приста разбираться с багажом, Себастьян бегом пересек темный холл и углубился в коридор, ведущий к комнате Рэйчел. Скорее всего ее там не было, а он спешил — растрепанный, ухмыляющийся, словно школьник, пришедший на свидание в первый раз. У закрытой двери Себастьян задержался, чтобы пригладить мокрые волосы и поправить галстук. Но не успел он постучать, как Денди начал царапаться в дверь, и она распахнулась.

Пусто. О черт.

— Рэйчел? — позвал Себастьян, надеясь, что она в спальне.

Ответа не последовало, и это его не удивило: в комнатах ощущалась какая-то гулкая пустота, которая подсказывала ему, что здесь никого нет. Разочарование, подобно легкому шлепку по щеке, заставило его опомниться.

Себастьян повернулся, собираясь уходить, но вдруг осознал, что маленький кабинет не просто пуст: он был голым, лишенным убранства и привычных предметов, связанных в его уме с Рэйчел: ни цветов на подоконнике, ни раскрытой книги на ее столе, ни шали, обычно висевшей на спинке стула. Его медленные шаги прозвучали слишком, громко, когда он торопливо прошел через кабинет и нетерпеливо распахнул дверь в спальню. Вопиющие свидетельства ее ухода были повсюду: картинки со стен исчезли, на письменном столени соринки, гардероб пуст, но самые худшие подозрения Себастьяна подтвердила тишина — тяжкая, удушающая, как повисший в воздухе клуб дыма. Рэйчел не просто ушла, она оставила его.

Он выругался и в бешенстве пнул ногой отлетевшую к стене дверь. Волна сильнейшего сквозняка подхватила сорвавшийся с ночного столика конверт. Себастьян зарычал в бессильной ярости. А что, если оставить его на полу? Он и так знал, что сказано в ее проклятом письме; последнее утешение, которое ему оставалось, состояло именно в этом: сделать вид, что ничего особенного в его жизни не произошло, не читать ее прощальной записки, противопоставить ее уходу демонстрацию своего пренебрежения. Он опять пнул дверь и вошел, чтобы подобрать конверт.

Я несолгала тебе. Ты просил меня остаться, а я сказала, что еще не знаю, что буду делать. Я не обманывала: просто здесь я не могу думать. Я уеду куда-нибудь. Когда решу, как мне следует поступить, я тебе напишу.

Себастьян, я больше не виню тебя ни в чем. В каком-то смысле я даже благодарна тебе за те слова, что ты сказал преподобному Морреллу. Они открыли мне глаза и помогли понять то, чего я больше не могу не замечать. Я по-прежнему дочь своих родителей — мещанка со всеми предрассудками, свойственными этому сословию. Я не гожусь в любовницы такому человеку, как ты. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что мы оба кое-что получили друг от друга и что все было по-честному. Мы оба… не знаю, какое слово употребил бы ты, «насладились» друг другом? «Получили удовольствие»? Ты дал мне нечто гораздо большее, чем удовольствие, но я ни о чем не жалею, честное слово, ни о чем, даже о страданиях. Если бы ты любил меня, если бы мог полюбить, возможно, мне не пришлось бы испытывать все эти сомнения и колебания. Да, я уверена, что не пришлось бы. Но что толку теперь об этом говорить.

Я больше не могу писать, письмо становится совсем бессвязным. И лишь одна мысль смущает меня, затрудняя уход: мысль о том, что тебе понадобится мое участие, когда ты вернешься домой, потому что смерть отца может причинить тебе больше боли, чем ты думаешь. Но, даже предвидя это, я не могу остаться. Полагаю, ты не привык к роли покинутого любовника. И мне кажется, ты будешь тосковать по мне. Признаюсь, эта мысль доставляет мне грустное удовлетворение.

Я люблю тебя. Теперь у меня одна задача: разлюбить тебя.

Рэйчел.

Проливной ливень во дворе перешел в мелкий сеющийся дождичек. Не обращая внимания на лужи, Себастьян бросился к конюшням. В голове у него не было никакого плана и вообще ничего, кроме желания двигаться, действовать. Какая-то девушка спешила ему навстречу; под шляпкой, по полям которой стекала вода, он узнал милое личико Сидони Тиммс.

— Где Холиок? — требовательно спросил Себастьян, загораживая ей дорогу.

— Милорд, он поехал в ратушу на слушания. Вот уже два часа, как уехал.

— Что за слушания?

Она вытаращила на него глаза.

— Разве вы не знаете?

—Что я должен знать?

От нетерпения Себастьян сорвал с головы шляпу и с силой хлопнул ею по колену.

— О, сэр, это миссис Уэйд! Ее задержали в Плимуте четыре дня назад. Они говорят, будто она хотела сбежать на корабле! С тех пор ее держали в городской тюрьме, хотя Уильям…

— Ты хочешь сказать, что она в тюрьме?

Девушка испуганно кивнула.

— Сегодня ее судят. Ее привезли из Плимута в тюремном фургоне. Уильям поехал посмотреть, что для нее можно сделать. Он послал вам письмо, милорд! Он хотел сказать…

Ничего больше не слушая, Себастьян уже бежал во весь опор к конюшням. Паника и спешка сделали его неуклюжим. Он испугал самого быстроногого из своих скакунов; пришлось потратить драгоценные секунды, чтобы успокоить нервного породистого жеребца, никак не желавшего брать удила в рот. Не надев седла, Себастьян вскочил на коня и рванул с конюшенного двора как безумный.

Дождь хлестнул его по лицу, ветер засвистел в ушах. Но за воем ветра и гулом крови, стучащей в висках от страха, Себастьян ни на минуту не переставал слышать низкий взволнованный голос Рэйчел, доверившей ему однажды ночью свой самый страшный секрет: «Если они опять попытаются упрятать меня за решетку, я этого не вынесу. Клянусь, Себастьян, я найду способ покончить с этим!»

20

Темнота. Что глаза открыты, что закрыты — все равно темно. «Дождь идет», — напомнила себе Рэйчел. В комнате ожидания для арестованных было только одно грязное окно высоко под потолком. По стеклу ползли, оставляя извилистые дорожки, капли дождя. В Дартмуре дождь никогда не достигал ее окна, выходившего в протянувшийся безликой серой кишкой внутренний коридор. Можно было считать, что эта тесная конура, тоже знакомая, темная и грязная, насквозь пропитанная страхом, все-таки находится на ступеньку выше ее камеры, раз уж по стеклу единственного окна стекают дождевые капли.

— Стрэм, Джонатан!

Рэйчел держала глаза закрытыми и не открыла их, чтобы проводить взглядом очередного арестанта, когда он встал и удрученно последовал за констеблем в зал заседаний. Но прежде чем дверь за ними закрылась, она услышала доносившиеся из зала негромкие голоса: похоже, зрители в перерыве обменивались мнениями о последнем вынесенном приговоре, а может быть, о том, удастся ли бедняге произвести хорошее впечатление на присяжных во время окружной сессии в следующем месяце.

Снимет ли Бэрди с нее кандалы перед тем, как ввести в зал заседаний? Вряд ли. Рассчитывать на это не стоило. Рэйчел перестала думать на эту тему. Она не открывала глаз, потому что не хотела смотреть на свои руки, стиснутые на коленях и закованные почти от основания больших пальцев до локтей в черное, изъеденное ржавчиной железо. Она не двигалась, потому что ей был ненавистен лязг цепей: он раздражал даже больше, чем давление кандалов на содранную кожу. Поэтому она совершенно неподвижно сидела на отполированной до блеска множеством тел деревянной скамье, ссутулив плечи и закрыв глаза, пытаясь мысленно укрыться в темном месте.

Темное место было ей хорошо знакомо: долгое время оно служило ей спасительным убежищем. Подобно подводному моллюску, она научилась создавать вокруг себя защитную скорлупу, морскую раковину. Это было кропотливое дело, требующее громадного терпения; раковина строилась по крупицам, но по окончании работы она становилась крепкой, как кремень, и непроницаемой.