Игорь Гергенрёдер - Пинской — неизменно Пинской!

• Название: Пинской — неизменно Пинской!
• Автор: Игорь Гергенрёдер
• Жанр: Современная проза

---

Игорь Гергенрёдер Пинской — неизменно Пинской! (Из книги сказов)

Подлый случай

Весь Свердловск знает: Хрущёв испортил Пинского. Было в пятьдесят седьмом году. В пивной «Голубой Дунай» на улице Энтузиастов — очередь. Пинской стоит в очереди и двумя руками держит цветы: во-оо такой букет! Люди говорят:

— Чтоб пива было достаточно — не дожили, а чтоб за пивом с цветами стояли — дожили!

Пинской помалкивает. Один мужик, крепкий из себя, к нему:

— Зачем на больные мозоли наступаешь? Сюда пришли пиво пить! Устранись с букетом!

У Пинского улыбочка:

— Я, кажется, без очереди не лезу.

Мужик:

— Ну-ну-ну, уймись! Я те полезу без очереди! Отнеси букет кому собрался, а после приходи в пивную нормально.

Пинской помотал головой:

— Нет. Я выпью пива, выйду на улицу и подарю цветы первой встречной незнакомой девушке!

Пивная в смех. Кто-то говорит:

— Парнишка зелёный ещё. Пускай стоит.

А другие: а с чего, мол, первой встречной цветы дарить? Чай, они дорогие, сколько кружек пива выпить можно...

Пинской эдак плечи расправил:

— Я хочу почувствовать радость до отказа! Потому что надо мной открылось синее небо и знойное солнце.

Это он имел в виду, что Хрущёв стал разоблачать культ и террор Сталина.

Народ молчит. А мужик, который из себя крепкий, говорит про Пинского:

— Если б он бутылку водки принёс — в пиво себе подливать, я слова бы не сказал. А с букетом — противно. Он просто выражает нам своё лирическое презрение. — Берёт парня за локоть: — Уйди!

Тот сунул цветы подмышку, правую руку опустил в карман брюк, вынимает: на руке — кастет. Тяжёлый, из эбонита и меди, со свинцовыми шишками. Мужик глядит: «Чего такого? Не богатырь передо мной».

— Ты мне грозишь? — орёт. — Ты — сопля! — и хотел заехать Пинскому в челюсть. Тот увернулся и кастетом мужика по мурлу — свалился мешком.

Поднялась канитель, парню уже пива не попить. Смываться надо.

Но радость его приманивает, он всё сильнее чувствует над собой синее небо. И поехал в Москву на фестиваль молодёжи и студентов.

Это празднество — затея Хрущёва. Никогда до того не пёрли иностранцы таким табуном. А тут вся Москва — нахальный балаган. Куда ни сверни: только и слышишь иностранный язык.

У иностранок никакого стеснения в одежде и поведении. Столько полуоткрытого разврата — вынести невозможно! Но немало и совсем открытого. Ну, а Пинской — юноша приятный, красивый, всё у него очень привлекательно. Вот иностранки и стали водить его в «Арагви» — шашлык по-карски жрать. Спит с ними в номерах-люкс, в полдесятого утра от него уже коньячком попахивает...

А ведь его отец — известный в Свердловске композитор, и сам он — студент УПИ[1]. Но не тянет возвращаться на учёбу. То похабно танцует буги-вуги с американской негритянкой, то безобразничает со шведской блондинкой.

Но всё равно он в каком-то смысле — наш, советский человек, и ему больно, что наша молодёжь бегает за иностранцами разинув рот и слепо подражает. Вот он раз с одной голландской девушкой и со швейцарской дочкой миллионера заходит в магазин старинных редких изделий.

— Гляньте! — и показывает на китайский бильярд под названием «бикса». Раньше в России была мода на эти бильярды. Они отличаются тем, что поверхность у них наклонная. — Я открою тайну, — говорит Пинской, — этого дела ни одна иностранная девушка не пробовала...

Его подруги в один голос:

— Какого дела?

Пинской: когда-то, мол, в России происходило в дорогих ночных ресторанах. Установят бильярд «биксу», обрызгают сукно вином. Загодя собраны красотки и ловкачки — раздеваются, натирают окорочки розовым маслом. Голая девушка — к бильярду. И должна усесться у его края, у верхнего: коленки эдак к подбородку, ноги руками обхватить — чтоб сидела только на своих упругих булочках.

Надо по наклону донизу съехать и притом сделать на заду полный круговой оборот.

Сумела — ей приз деньгами, титул «Бикса», подарки несчётно... С зада делают слепки, рисуют его знаменитые художники. Никакая бабёнка по почёту и славе с «Биксой» не сравнится.

Подруги хвать Пинского:

— И мы хотим в эту тайну!

Дочка миллионера тут же и купи бильярд. В гостинице «Интурист» пошло соревнование. Номер полон публики, в сторонке — голые желающие, окорочки маслом роз блестят; на своём месте судьи: из мужиков выбраны.

Вот голенькая скок на бильярд, коленки к мордашке, руками их обхватила — уселась на край выпуклой задницей. Теперь должна на заду крутнуться по часовой стрелке, как юла крутится, — и одновременно заскользить по наклону... И пока не съехала, нужно сделать полный оборот...

Эх, не поспела — не хватило ей длины бильярда. Расстройство, рыданья, иностранный мат.

Иная со злости своему дружку — бац по морде! Иностранки волю-то любят...

А вот: гляди, гляди — оп-ля! — есть оборот. Сумела! Поздравленья, фотовспышки, пакет с валютой, шампанское — ба-бах!..

Развлекуха — каких не было. Пинской и название дал: «Русский голожопый волчок на бильярде». Или просто — «русский волчок».

Иностранцы парня чуть на руках не носят. И как он употребил своё влияние? Чтобы русские девушки участвовали: на каждую иностранку — по две.

И чтоб тем, кто не осилит задания, всё равно платили хоть какую-то часть. А кто осилил — тем премия двойная.

Сколько он принёс радости! От благодарных проходу нет. У дверей гостиницы кидается к нему какой-то старый мужик — хо! — профессор из Свердловска, из УПИ. Тоже принесло на фестиваль.

— Костя! — орёт и на месте подпрыгивает. — У меня к вашим конкурсам — живой научный интерес. Устройте присутствовать зрителем!

Пинской смотрит: ну, натурально мучается мужчина, столько крика души в глазах. Приличный человек не пройдёт мимо без сочувствия.

— Знаете что, — говорит, — я вас проведу, чтобы вы могли наблюдать... Нет-нет, целовать меня не надо, вы мне уже на ногу наступили! Ну, так: если вас застанут, скажете, вы — студент. И спокойно отвечайте, как положено студенту...

Пинской знал, что на него, конечно, строчат доносы. Как это следует в советской стране, уже должны в любой момент замести.

Провёл профессора в гостиницу, а номер-люкс там состоит из двух комнат. Первая, как войдёшь, — поменьше, а из неё заходишь во вторую: где и происходит соревнование. Пинской в первой комнате профессора оставил: тот перед замочной скважиной как встал раком, так и не оторвётся.

В этом виде его и застали два мусора. Они были посланы проверить «сигналы» — какой-то студент учит иностранцев показывать советской власти голую жопу. Мусора профессора в сторонку, знаком приказали молчать. Заглянули в замочную скважину: ага, голые жопы налицо!

Мент задаёт профессору вопрос:

— Вы кто?

— Студент.

Ага, так и есть.

— Что тут делаешь?

— Наблюдаю вращательное скольжение по наклонной плоскости.

Мусора переглянулись. Посмотрели в скважину, посмотрели... Так-то оно так: имеется и вращение, и скольжение, и наклонная плоскость... Хитро сволочь придумал, как вывернуться. Но, чай, и советская милиция не дура: вращение вращением, но жопы-то голые!

Мент спрашивает резко:

— Где разрешение от... как его... кто вами, студентами, руководит?

Другой мент подсказывает:

— От профессора?!

— Нет у меня...

Ну, так, мол, пойдёшь с нами! Хвать мужика. Тот:

— Что такое? Я сам — профессор!

Мусора:

— Ну-ну, тут же и профессором стал, студент сраный, старая твоя морда, седые космы! — Дали ему по лбу, стали руки крутить...

Пинской всё это время был настороже. Слышит: за дверью творится нехорошее. За публику протиснулся и на балкон. А балкон — общий для нескольких номеров. Пинской скользнул в другой номер, оттуда — в коридор... И слинял из гостиницы.

А «волчок» в советской стране прикрыли наглухо. Но обозначение «бикса» проникло в обиход. Девушку с выпуклым круглым и вертлявым очком называют «биксой». Тем мы обязаны Пинскому Константину Павловичу.

Он в Мурманск умотал. Там ксиву раздобыл, устроился матросом на корабль. И ушёл в загранплавание...

По заграницам окончательно нахватался плохого. Но всё-таки он был нашим уральским человеком — ни в одном иностранном порту не остался.

Раз корабль зашёл в японский порт Осака. Команде увольнительные дали как незнамо какой подарок. Морячки топают по городу, на световые рекламы глаза пялят. А Пинской уже дня два полистывал японский словарь — с его головой больше и не надо. Глянул на вывеску, пригляделся и разобрал: «Заменитель женщины».

Эх, ты, ёлки-моталки! Зуд прошиб от подмышек до пяток и от копчика до лобка. Советским морякам портовые женщины были недоступны. Всякая возможность строго запрещена. От своей группы не оторвёшься: взаимная слежка. Но если всё-таки улизнул и перепихнулся — не видать тебе больше ни загранплавания, ни любой нормальной работы. Вот и стоял в человеке сгусток страданья...