Олег Гордиевский - КГБ

• Название: КГБ
• Автор: Олег Гордиевский
• Издательство: NOTA BENE
• Жанр: История
• Год: 1992

Книга К. Эндрю и О. Гордиевского дает широкую ретроспективу операций советской внешней разведки с момента ее основания в 1917 году и до момента распада СССР. В основе книги лежит обширный фактический и исторический материал, полученный авторами и свидетельствами очевидцев и участников этих операций. А личный опыт Олега Гордиевского, 23 года прослужившего во внешней разведке КГБ, и знания профессора Кристофера Эндрю, ведущего на Западе исследователя разведывательной истории, придает этой книге еще большуюзначимость. Русское издание дополнено историческими фактами, ставшими, известными на момент издания в России.

---

Когда Троцкого высылали в Турцию в феврале 1929 года, сотрудники ОГПУ сделали все, чтобы не было свидетелей его отъезда на случай, если он опять начнет оказывать пассивное сопротивление. Вместе со своей женой, старшим сыном Львом Седовым и в сопровождении двух офицеров ОГПУ он взошел на борт корабля «Ильич» в Одессе. Как потом выяснилось, они были единственными пассажирами на этом судне, даже команда была проинструктирована держаться подальше от членов семьи Троцкого. Когда «Ильич» вошел в пролив Босфор, один из охранников Троцкого передал ему полторы тысячи долларов для того, чтобы «он мог начать жизнь за рубежом». У Троцкого не было ни копейки, и он, зажав свою гордость в кулак, взял эти деньги. Первые полтора месяца зарубежной жизни Троцкий провел в советском посольстве в Стамбуле, затем он переехал на турецкий остров Принкипо.

«Охота на ведьм», которую вело ОГПУ в конце 20-х годов, была направлена против политических и экономических провокаций. В марте 1928 года ОГПУ объявило о раскрытии «контрреволюционного заговора» на угольных шахтах Донбасского бассейна. Согласно чрезвычайно убедительному описанию развития заговора, первыми среди тех, кого разоблачил начальник ОГПУ Северного Кавказа Ю.Г. Евдокимов, была группа инженеров в городе Шахты, вступивших в заговор с бывшими владельцами угольных шахт, находившимися в тот момент в белой эмиграции, и с западными империалистами для того, чтобы сорвать работу шахт. Этот доклад был направлен Менжинскому, который потребовал доказательств. Евдокимов представил несколько перехваченных писем, направленных из-за рубежа указанным инженерам. И хотя в письмах не было ничего криминального, Евдокимов утверждал, что они содержали «подрывные инструкции», написанные шифром, известным только этим инженерам. Менжинский высказал сомнения по этому поводу и дал Евдокимову две недели на то, чтобы он разгадал шифр. Тогда Евдокимов обратился напрямую к Сталину, который дал указание арестовать этих инженеров. На специальном заседании Политбюро Сталин добился того, что ему лично было поручено разобраться в этом деле. Из нескольких несчастных случаев на производстве, возникших в результате поломок оборудования, пьянства рабочих, плохой организации труда и, возможно, нескольких случаев настоящего вредительства, ОГПУ, примешав сюда нескольких бывших царских инженеров и иностранных бизнесменов, состряпало «далеко идущий международный заговор», организованный из Варшавы, Берлина и Парижа. В течение двух месяцев советская пресса клеймила позором «подлых саботажников, заговорщиков и шпионов». Весь этот фантастический заговор вылился в обвинительный приговор, состоящий из 250 тысяч слов, по которому 50 русских и 3 немецких специалиста были обвинены в саботаже и шпионаже. Искусственно затянутый показательный процесс был открыт в мае под огромными хрустальными люстрами Московского дома союзов (до революции это здание принадлежало Дворянскому собранию). В общей сложности более 100 тысяч рабочих, крестьян, школьников и других специально отобранных зрителей, каждый день сменяя друг друга, следили за заседаниями суда.

Корреспондент «Юнайтед пресс» Юджин Лайонс, в прошлом активный сторонник коммунистов, писал:

«Те немногие, кто настаивал на своей невиновности… представляли особый интерес для зрителей. Они были зажаты в угол, их спины сгорблены, в голосе — паника. Отвечая на язвительные вопросы прокурора, они тут же опровергали заявления сидящих рядом на скамье подсудимых. Они внимательно прислушивались к тому, что говорил судья, тут же что-то быстро говорили сами, запинались и, в конце концов, замирали. Истощенные, запуганные, они смотрели в зал, словно впервые осознав, что здесь еще кто-то есть. Вот это было зрелище! Настоящий успех организаторов заседаний!»

Мрачная драма, разыгранная в Доме союзов, была менее кровавой, чем последующие показательные процессы Сталина. Только одиннадцать так называемых шахтинских саботажников были приговорены к смертной казни, шестеро были оправданы за то, что они точно сыграли роль, написанную для них ОГПУ. Для большинства зрителей, присутствовавших на заседаниях суда, и читателей советских газет назидательная драма прошла вполне убедительно: «классовый враг среди нас», состоящий в заговоре с контрреволюционерами за рубежом, был очень удобным козлом отпущения, на которого можно было свалить все лишения, в противном случае ложившиеся на совесть руководителей страны. На апрельском 1928 года Пленуме Центрального Комитета Сталин поведал о крупном заговоре, в котором так называемое шахтинское дело было лишь одним из звеньев.

«Было бы глупо полагать, что международный капитал оставит нас в покое. Нет, товарищи, это неправда. Классы существуют, и существует международный капитал, и он не может спокойно смотреть, как развивается страна, строящая социализм. Раньше международный капитал пытался свергнуть Советскую власть с помощью прямой военной интервенции. Эта попытка провалилась. Теперь он пытается и будет пытаться в будущем ослабить нашу экономическую силу с помощью невидимой экономической интервенции, не всегда явно, но вполне серьезно организуя саботаж, планируя всевозможные „кризисы“ в той или иной отрасли промышленности, тем самым обеспечивая возможность будущей военной интервенции. Все это неотъемлемая часть классовой борьбы международного капитала против Советской власти, о случайностях не может быть и речи.»

Те офицеры КГБ, с которыми Гордиевский беседовал спустя 50 лет после шахтинского процесса, признавали, что он был результатом шпиономании. Однако во времена Гордиевского КГБ все еще не мог официально этого признать. Даже в секретных материалах КГБ, составленных в 1978 году под руководством начальника Второго главного управления (контрразведка) Григория Федоровича Григоренко, говорится, без всяких на то оснований, что шахтинское дело было настоящим заговором. С приходом к власти Горбачева КГБ все еще продолжал настаивать на сталинской интерпретации шахтинского дела 1928 года. В рассекреченных материалах, опубликованных в 1979 году, говорится:

«Совершенно очевидно, что вредители, шпионы и диверсанты, которые выступили в конце 20-х годов единым антисоветским фронтом, представляли серьезную угрозу для развития социализма и укрепления оборонной мощи нашего государства. Разоблачение этой враждебной подпольной организации органами ОГПУ и его спецслужбами помогло партии и правительству сорвать планы международной реакции.»

В 1928 году эта теория заговоров воспринималась чрезвычайно серьезно, по-видимому, даже большинством офицеров ОГПУ, которые фабриковали доказательства для шахтинского процесса. Сталинская Россия пережила шпиономанию, которая охватила большинство европейских государств во время Первой мировой войны. В первые недели войны в лондонскую полицию поступали доносы на «многие тысячи» так называемых немецких шпионов. Ни один из этих доносов не имел под собой никаких оснований. «Шпиономания, — писал начальник столичной спецслужбы метрополии Бэзил Томсон, — приобрела характер страшной эпидемии, которая сопровождается страшными галлюцинациями, не поддающимися лечению.» До конца войны некоторые министры и часть общественности были убеждены в том, что срывы на производстве и другие происшествия, мешающие армии успешно вести военные действия, были результатом заговоров и вражеской подрывной деятельности. В нашумевшем в 1918 году уголовном деле по обвинению в клевете присяжных убедили в том, что немецкая секретная служба располагала «черной книгой», в которой значилось 47 тысяч имен сексуальных извращенцев, в основном занимающих высокие посты в Великобритании, которых шантажировали, с тем чтобы сорвать военные планы.

В начале Второй мировой войны Европой вновь овладела шпиономания. В 1940 году после захвата немцами Франции и Нидерландов, Британию охватил страх перед «Пятой колонной» вражеских диверсантов, который мало чем отличался от шпиономании времен Первой мировой войны. В докладе, составленном в июне службой внутренней разведки, говорилось: «Истерия по поводу „Пятой колонны“ приобретает опасные масштабы». Некоторое время даже Уинстон Черчилль и его начальники штабов считали, что необходимо осуществить «самые жесткие меры» для того, чтобы покончить с несуществующей на самом деле опасностью.

Миф об огромных отрядах «Пятой колонны», который будоражил умы в западных странах во время войны, а также «охота на ведьм» времен холодной войны, главным образом, за вымышленными коммунистами в Соединенных Штатах, возглавляемая сенатором Джозефом Маккарти, помогают понять, почему у Сталина возникла навязчивая идея об антисоветской подрывной деятельности. Но сталинская «охота на ведьм» значительно отличалась как по форме, так и по масштабам от того, что испытал Запад. Обеспокоенность Черчилля по поводу «Пятой колонны» вскоре прошла. Уже к концу 1940 года он приходит к выводу, что «поиски ведьм» не приносят ничего, кроме вреда. Во время холодной войны американская администрация была не инициатором, а скорее — одним из объектов маккартизма. Главным же «охотником за ведьмами» в Советском Союзе был сам Сталин.