Андрей Валентинов - Ола

• Название: Ола
• Автор: Андрей Валентинов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06483-4

Ола – Всесожжение, жертва Господу. Только она может спасти страну от гибели, отогнать беду. Но что и кто станет этой жертвой?

Действие новой историко-философской фантазии Андрея Валентинова происходит в Испании XV века. Америка еще не открыта, Колумб только готовит свою экспедицию. А по пыльным дорогам Кастилии едет на нелепом коньке сухорукий идальго Дон Саладо – борец с великанами и колдунами, защитник прекрасных принцесс. Но что он может сделать, если впереди не ветряная мельница, а Сожженная Земля и Дракон Супремы, разжигающий своим пламенем костры инквизиции? Или все-таки может? Каравелла «Стяг Иисусов» поднимает паруса…

В книгу также вошли фрагменты из исторических источников, интервью с автором и отклики на книгу.

---

Стоял я, губы кусал, себя, дурака, последними словами крыл. Она меня спасла, а я, выходит, ее погубил?

А что делать-то было? Дверь открыть? Купчики, бедняги, открыли! И поди, не хозяину – ей открыли. Нестарые были еще, в соку самом.

А потом я и на кухню заглянул. Заглянул – и пулей выскочил. Выскочил, на колени рухнул…

Вывернуло меня! Ну, как есть, всего наружу! Еле встал, еле до кадки с водой добрел…

Вот почему мясо в похлебке сладковатым было! А я еще над Доном Саладо смеялся, в людоедов не верил.

Долго в себя приходил, все очухаться не мог, меня уже и звать принялись…

– Однако же, сеньоры, чего делать нам надлежит? – вопросил со вздохом Дон Саладо. – По закону должно бы нам сообщить королеве или кому из сановников ее о сем злодействе…

Вещи мы уже собрали, на одров наших нагрузили, купчиков, бедняг, прикопали, как смогли, я из дров крест связал.

…Про кухню да про то, что в леднике я увидел, говорить никому не стал. И про колодец – тоже не стал. Постоял возле него, «Pater noster» прочел.

Эх, цыганочка!

– Сообщить можно, – неуверенно проговорил сеньор лисенсиат. – Да только задержат нас, причем надолго, ибо законы нашего королевства весьма несовершенны…

Вот уж точно. Как бы нас самих в убийцы не записали!

– Сожжем! – решил я. – Дотла! Чтоб только угли остались.

И не возразил никто.

Труп хозяина прямо в зал втащили, посреди бросили, я за сеном в сарай сходил. Дом, конечно, каменный, да крыша деревянная! И внутри дерева полно. Дерева – и пыли.

Дверь конюшни – настежь. Пусть гуляют лошадки. Может, найдут себе нового хозяина – получше?

Все?

– Погоди, Начо! – благородный идальго вздернул бородку-мочалку. – Не все еще сделано, что должно!

Зашел в дом, вернулся. Со щитом. С тарчем тем самым, который brusttartsche.

– Не должно, сеньоры, оставлять сей славный щит в таком месте. Ибо уверен я, что нечестным путем достался он хозяину сего злодейского замка. Пусть же побудет у меня, пока не найдется для него более достойный владелец!

И снова – никто не спорил.

Ну, все.

Амен!

Дым из окон, дым над крышей —
Занялось, раздуло ветром,
Вот и пламя – как из ада,
Словно пекло перед нами!
И почудилось внезапно,
Словно стон – протяжный, долгий
Из земли, из самой тверди,
Будто души убиенных —
И виновных, и невинных,
Ад покинуть тот не в силах,
Словно нас о чем-то просят,
Молят, отпустить боятся.
А огонь все выше, выше,
По двору уже крадется,
Будто нас достать он хочет.
Уж не стон – а рев ужасный.
Набирает пекло силу!
И ушли мы поскорее,
Ад оставив за спиною.
И никто не обернулся!

ХОРНАДА V. О преславной и преужасной битве с василиском

В ушах у нашего рыцаря начало звенеть аккурат после полудня, когда в церквушке, мимо которой мы как раз проезжали, колокол ударил. Гнусно так звякнул – треснутый, поди! Может, оттого и в ушах у него зазвенело?

Об этом всем Дон Саладо нам тут же сообщить изволил, да внимания мы, признаться, не обратили. И вправду – звенит и звенит, оно, между прочим, к деньгам, особливо ежели в левом ухе. Не обратили, а зря!

– Итак, сударь, вы пикаро, да еще с Берега, – подытожил сеньор лисенсиат Алессандро Мария Рохас.

– Осуждать станете? – покосился я на него не без любопытства. – Контрабандист да законы не почитаю?

Хоть он и лисенсиат, в Саламанке и Париже учился, а обычный вроде парень. Ну, усики, словно три дня не умывался, ну, горячий очень. Зато ведь не трус! И не дурак вроде.

…Ехали мы теперь втроем – по пути оказалось. Я на Куло своем поганом, Дон Саладо – на коньке-недомерке, а толстячок – на муле. Крепкий такой мул, большой. Мне за моего Задницу даже стыдно стало…

– Осуждать? – задумался лисенсиат. – Нет, не стану, Начо. Не стану…

И снова думать начал. Я и не мешал – человек он оказался такой: кричит, шумит – а после соображать начинает, гаснет вроде. Слыхал я как-то, что таких холериками зовут, это значит, будто холера на них накатывает – потрясет да бросит.

Дон Саладо тоже беседой нас не баловал – в ушах у него звенело. Ехал себе и ехал.

Ну и ладно.

– Законы наши, Начо, весьма несовершенны, – подумав, продолжил толстячок. – Об этом я уже как-то упомянул, однако добавлю: они порой несправедливо жестоки…

И снова замолчал. А мне интересно стало.

– Такие, как вы, делают доброе дело – благодаря этому во всей Испании нет недостатка в самом необходимом. Увы, ремесла да и промыслы у нас развиваются слишком медленно. Так что контрабанда нас, по сути, спасает – вопреки, увы, законам.

Вот как! Я даже приосанился. То, что мы с Калабрийцем доброе дело делаем, – это я и сам знал, но когда такое Ученый человек признает!

То-то!

– И еще добавлю: самые жестокие законы – отнюдь не самые древние, как можно было бы подумать. Увы, наш век, который отчего-то итальянцы назвали Ренессансом, дает примеры невиданной жестокости и несправедливости. Вы о Супреме [26] слыхали, Начо?

Не хотел – а вздрогнул. Отвернулся, на ветряк дохлый поглядел.

«Ты слыхал о Супреме, Начо?» – спросил меня тогда падре Рикардо. Грустно так спросил. А после улыбнулся – тоже грустно…

– Эти, зелененькие, которые? [27] – не глядя на сеньора лисенсиата, ответил я. – Фратины? [28] Чего-то слыхал…

– Вот и я слыхал, Начо…

Странное дело! Ему-то что до этих зелененьких? Не марран [29] ведь, не мориск. Не священник даже…

…И вообще, чудной парень. То есть не сам по себе. А вот куда и зачем едет? Говорит, в Севилью (потому и по пути нам оказалось), да не просто – а к невесте. Вроде бы доброе дело, но только какой же это жених о своей невесте даже словом не перемолвится? От иных спасу нет – и медальон с парсуной ейной покажет, и стихи всякие прочтет, и про приданое говорить-рассказывать станет. А этот сказал – и все. Отрезало словно! Загрустил – и думать стал.

Или невеста его – вроде ведьмы? Или это я не в ту сторону думаю?

…А еще у него деньги в поясе – ох, немалые деньги! Я-то сразу не заметил даже, а у хозяина покойного – у Императора, значит, Трапезундского, глаз острее оказался. Видать, той ночью за сеньором лисенсиатом главная охота шла!

Хотя деньги – это понятно. Свадьба ведь у парня!

– Это все сицилийцы, – заметил я, дабы разговор поддержать и невежливым не показаться. – От них все беды, сеньор, скажу я вам. И вообще, Сицилия – препаршивый остров!

Надо же, удивился!

– Помилуйте, Начо, при чем здесь…

– А при том, сеньор, что все эти фратины зеленые, что в Супреме служат, сицилийцы и есть. Их король Фердинанд сюда привез, нам на беду! [30]

…И если бы только это! Но не про «Омерту» же сицилийскую толстячку рассказывать. Не поймет ведь!

– Томазо Торквемада – не сицилиец, – ответил он, тихо так, еле слышно. – Но в чем-то вы правы, Начо. Мне кажется, что объединение наших королевств не пойдет во благо. Кастилия всегда славилась своей свободой, Арагон – предприимчивостью и успехами в мореходстве…

Это уж точно! Если чего есть у этих арагонцев – то это моряки. Один Калабриец чего стоит!

– Вот наши монархи и надеялись все сие объединить. А получается, что объединяется кастильский фанатизм и арагонское рабство…

Странное дело, это и падре Рикардо говорил. Тогда как раз свадьба королевская к нам в Севилью пожаловала. Маленький я еще был – а запомнил. Удивился потому что.

– Из Арагона мы взяли инквизицию и рабство. Наши сеньоры хотят ввести тут «дурные обычаи», слыхали? А у них, у арагонцев, начались гонения на марранов, чего и отродясь не было…

Я только плечами пожал – не моего ума это дело. Пикаро рабом не станет, помрет скорее. А насчет «дурных обычаев» – слыхал, как же! И от Калабрийца, и от других. У них, в Арагоне этом, сеньор может горло рабу перерезать и в крови ноги парить. И еще с каждой свадьбы невесту себе требует – на первую ночь.

Вот злыдни! И такое хотят у нас в Кастилии нашей вольной ввести? Да не позволим, понятно! А вообще, не моя это забота.

– Стоит ли об этом, Начо? – заметил лисенсиат, будто и вправду мысли мои услышал. – Хотел бы я у вас о другом спросить.

Оглянулся, на Дона Саладо нашего поглядел, ближе придвинулся.

Зашептал.

Мог бы и не шептать! Рыцарь мой совсем в себя ушел. Не иначе звон в ушах слушал.

И я послушал – то, что толстячок мне шепчет. Послушал – и только руками развел. И вправду, почем мне знать, как да чем беднягу Дона Саладо лечили-пользовали? Да в его глуши, в Эстремадуре этой, всего лечения, поди, для таких, как он, – цепь да ошейник!

Про то, что с Доном Саладо осторожность требуется, я сеньору Рохасу сразу же поведал – от греха. Не удивился он даже – сказал, что еще прошлым вечером о чем-то таком догадался. Уж больно Дон Саладо горячо про Ланчелоте всяких говорил.

– Чему же удивляться, сеньор, – заметил лисенсиат, меня выслушав. – Увы, невежество все еще царит в нашей славной Кастилии. На цепь! Какая дикость! Если и нужна в случае этом цепь, то совсем иная – цепь системы…