Пер Валё - Террористы

• Название: Террористы
• Автор: Пер Валё
• Жанр: Полицейский детектив

---

Когда она проезжала мимо участка, он разглядел только белые брюки и длинные темные волосы.

После этого он сосредоточил взгляд на доме напротив. Жалюзи плотно закрывало окно, находившееся в его поле зрения.

Прижимая локтем железный прут к левому боку под курткой, он выбрался из-за ящика, прокрался к боковой стене и припал к ней ухом, не спуская глаз с дороги.

Сначала он ничего не услышал, потом уловил звук шагов: кто-то поднимался по лестнице.

Дорога была пуста.

Где-то далеко лаяла собака, глухо гудел дизельный мотор, но в непосредственной близости к дому царила тишина.

Он натянул лежавшие в карманах куртки перчатки, быстро выскользнул из гаража, шмыгнул за угол и нажал ручку наружной двери.

Как он и думал, она была не заперта.

Он приоткрыл дверь, услышал шаги на втором этаже, убедился, что на дороге по-прежнему никого нет, и юркнул внутрь.

Ступенькой выше каменных плит тамбура начинался паркет прихожей; он замер, глядя направо через прихожую в просторную гостиную.

Расположение комнат ему было известно.

В правой стене — три двери; средняя, которая вела на кухню, была открыта. За дверью в левой стене — ванная. Дальше — лестница на второй этаж. Она частично заслоняла гостиную, обращенную окнами в сад за домом.

На вешалке слева от него висела верхняя одежда; под ней на каменном полу стояли сапожки, туфли и сандалии. Прямо напротив входной двери в тамбур выходила еще одна дверь. Он отворил ее, вошел и беззвучно закрыл за собой.

Он очутился в подсобном помещении, которое служило вместе прачечной и кладовой. Здесь же помещался котел центрального отопления. За ним вдоль стены выстроились стиральная машина, сушильный шкаф и центрифуга. У другой стены — два больших шкафа и верстак.

Он заглянул в шкафы. В одном висел лыжный костюм, дубленка и прочая одежда, которая редко употребляется или в которой вовсе нет надобности летом. В другом стояли длинные рулоны плотной бумаги и пятилитровая банка с белой краской.

Звуки наверху стихли.

Зажав в правой руке железный прут, он левой приоткрыл дверь и прислушался.

Внезапно на лестнице послышались шаги, и он поспешил закрыть дверь, но прижал ухо к щели.

Шаги звучали не очень отчетливо, очевидно человек был в одних носках или босиком.

Что-то грохнуло на кухне, словно упала на пол кастрюля.

Тишина…

Потом шаги стали приближаться, и он покрепче взялся за прут.

Слышно было, как открывается дверь в ванную, потом — шум спускаемой воды в унитазе. Он снова приоткрыл дверь и выглянул.

Сквозь журчанье воды до него донесся своеобразный звук, какой бывает, когда кто-то чистит зубы и в то же время пытается петь. Потом человек в ванной стал полоскать рот, откашлялся, сплюнул и снова запел, уже отчетливее и громче.

Несмотря на страшно фальшивое исполнение, он узнал песню, хотя не слышал ее лет двадцать пять. Название, кажется, «Марсельская девчонка».

…Однажды ночью в лунном свете

Лежать мне мертвой в портовом переулке…

Одновременно зашумел душ.

Он вышел в тамбур и прокрался на цыпочках к полуоткрытой двери в ванную. Журчанье воды не заглушало песни, которая теперь перемежалась блаженным фырканьем.

Держа наготове прут, он заглянул в ванную.

Перед ним была порозовевшая блестящая спина с двумя валиками жира между подушками лопаток и тем местом, где у людей обычно находится талия.

Дряблые ягодицы тряслись над бледными бугристыми ляжками; в складках под коленями синели расширенные вены; икры были покрыты бугорками.

Он смотрел на жирную шею и розовую лысину под тонкими прядками черных волос.

Покрывая несколько шагов, отделявших его от человека в ванне, он ощутил гадливость и омерзение, поднял свое оружие и одним ударом, в который вложил всю свою ненависть, раскроил череп толстяка.

Ноги убитого скользнули по гладкой эмали, и он упал ничком. Голова глухо стукнула о край ванны, тело с чмоканьем распласталось под струями душа.

Убийца наклонился, завернул краны. Кровь и мозговое вещество смешались с водой и устремились в отверстие стока, наполовину закупоренное большим пальцем ноги мертвеца.

С гримасой отвращения убийца схватил мохнатое полотенце, вытер свое оружие, бросил полотенце на голову покойника и сунул железный прут в намокший рукав куртки.

Закрыл дверь ванной, вышел в гостиную и отворил стеклянные двери в сад, газон которого граничил с прилегающим к поселку полем.

Ему предстояло пройти изрядный кусок по открытой местности до лесной опушки. Через поле наискось шла натоптанная тропа, и он зашагал по ней. Земля кругом была вспахана, зеленели всходы.

Он не оборачивался, но уголком левого глаза видел длинный ряд домов с мансардами и блестящими слуховыми окнами. Каждое окно было словно глаз, холодно смотрящий на него.

Подойдя к небольшой роще на бугре, он свернул с тропы.

Перед тем как пробиться через колючий терновник на опушке, он отпустил железный прут так, что тот выскользнул из рукава и пропал в густой траве.

Мартин Бек сидел дома один, листая журнал и слушая одну из пластинок Реи. Их музыкальные вкусы несколько расходились, но оба любили Нэнни Поррес и часто ставили ее пластинку.

Вечер, без четверти восемь; он настроился лечь пораньше. Рея ушла в школу на родительское собрание; День шведского Флага они вполне удовлетворительно отметили еще утром.

Телефонный звонок вторгся в «Я думала о тебе», и, поскольку он знал, что это вряд ли Рея, то взял трубку не сразу.

Звонил комиссар уголовной полиции Перссон из полицейского округа Мерста, известный также под кличкой Мерста-Перста. Мартин Бек считал эту кличку ребяческой.

— Я сперва позвонил дежурному, — говорил Перссон, — и он сказал, что можно звонить тебе домой. Тут у нас в Рутебру дело одно возникло, явное убийство. Голова убитого раздроблена сильным ударом по затылку.

— Где и когда его нашли?

— В типовом доме на Теннисвеген. Женщина, которая там живет, — видимо, его любовница, — пришла домой около пяти и обнаружила его мертвым в ванне. Говорит, что утром, в половине седьмого, когда она уходила, он был жив.

— Давно вы там?

— Она позвонила в семнадцать тридцать пять, — ответил Перссон. — Мы приехали сюда ровно два часа назад.

Помолчав, он продолжал:

— Вообще-то мы, наверно, сами справимся, но я подумал, что лучше сразу же тебя известить. На этой стадии трудно определить, насколько сложным окажется расследование. Орудие убийства не найдено, а женщина эта, хоть и выглядит довольно сильной, вряд ли могла нанести такой удар.

— Почему? Известны даже случаи самоубийства ударом топора по затылку. Для такого удара женской силы вполне достаточно.

— Я, наверно, неточно выразился, — сказал Перссон. — Удар нанесен не топором, а скорее тупым предметом.

— Словом, ты хочешь, чтобы мы подключились.

— Если бы я не знал, что у вас сейчас нет срочных дел, я не стал бы тебя беспокоить в такой час. Хотелось бы все-таки знать твое мнение. Вы ведь предпочитаете идти по более или менее свежим следам. Разве не так?

В голосе Перссона звучала некоторая неуверенность. Он преклонялся перед знаменитостями, а Мартин Бек по праву считался знаменитым, но прежде всего Перссона восхищало его профессиональное мастерство.

— Разумеется, — сказал Мартин Бек. — Ты поступил совершенно правильно. Спасибо, что ты так быстро позвонил.

Он был вполне искренен. Нередко местные отделения тянули с вызовом группы ЦПУ — то ли потому, что переоценивали свои ресурсы и способности и недооценивали сложность задачи, то ли потому, что мечтали утереть нос стокгольмским специалистам и самим пожинать лавры успешного расследования. Когда же они в конце концов признавали ограниченность своих возможностей, Мартин Бек и его люди, прибыв на место, порой оказывались в затруднительном положении: все следы стерты, протоколы неудобочитаемы, свидетели все позабыли, а преступник либо укатил за тридевять земель, либо скончался от старости.

— К тому же у нас и впрямь сейчас нет срочных дел, — продолжал Мартин Бек. — Вернее, не было до твоего звонка.

— Когда ты сможешь приехать? — спросил Перссон с явным облегчением.

— Приеду немедленно. Только позвоню Колль… Скакке и спрошу, может ли он тоже выехать.

По старой привычке Мартин Бек в таких ситуациях прежде всего вспоминал Колльберга. Видимо, подсознание не хотело мириться с тем, что их сотрудничеству пришел конец. Первое время после ухода Колльберга случалось даже, что Мартин Бек, приняв срочный вызов, машинально звонил ему.

Скакке был дома, и голос его, как обычно, звучал бодро и весело. Он жил в районе Сёдермальм вместе с женой Моникой и годовалой дочуркой.

Он пообещал быть на Чёпмангатан через семь минут, и Мартин Бек спустился на улицу.

Ровно через семь минут появился Скакке на своем черном «саабе».