Хольм Ван Зайчик - Дело непогашенной луны

• Название: Дело непогашенной луны
• Автор: Хольм Ван Зайчик
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01572-6

Скоропостижно умирает император, и принцесса Чжу Ли срочно возвращается в Ханбалык… В Теплисском уезде Ордуси начинаются волнении, повсюду громят ютайские дома и лавки… Из Музея института ядерных исследований похищен опытный образец изделия «Снег» — сверхоружие, способное преобразовать в вакуум любой объект как на земле, так и в космосе… Но, как и всегда, на пути злоумышленников встают розыскных дел мастер Багатур Лобо и его друг и напарник Богдан Рухович Оуянцев-Сю. И конечно же, императорский чиновник Судья Ди, славный кот, который мстит человеконарушителям за смерть своей возлюбленной.

---

— Ерунда-какая-то… — хмыкнул Баг. — Вы меня простите, Гюльчатай, но я в Теплисе всего ничего, а уже окончательно запутался в местных делах. — («Глаза б мои дел этих вовсе не видели», — подумал Баг). — Это все, извините, идиотизм какой-то: запереть уважаемых людей в четырех стенах, не давать им есть, потом чуть не побить ютаев… И все из-за таких пустяков!.. Разве так решают, кто лучше? Нет, я не понимаю. Не понимаю! — покачал головой ланчжун после паузы. Гюльчатай молчала. — Вот скажите мне… — осторожно начал он и запнулся.

Как такой вопрос задать потактичней?

— Вы вроде бы люди разумные… — наугад начал Баг. — Но тогда почему?! Я имею в виду, зачем ваш уважаемый брат…

— Зачем мой брат и другие были сегодня у меджлиса? — Гюльчатай искоса глянула на Бага и вновь опустила глаза. — Ну вот вы, мар Лобо, соблюдаете пост, ходите в церковь к исповеди, к причастию…

— Я буддист, — просто ответил ланчжун. И на всякий случай уточнил: — Правда, скорее стихийный.

— Ну не суть важно… Вы ходите в храм, возжигаете там курения, возносите молитвы… — Чувствовалось, что в знании буддийских ритуалов Гюльчатай не была особенно сильна. Впрочем, ланчжун еще меньше понимал в обычаях иудейских. — Ну… словом, делаете то, что делаете… И это для вас — правило. Так?

— В общем, да. Так, — кивнул Баг.

— Вот и у ютаев есть свои правила, обычаи и обряды, которые положены нам от века и которые мы не имеем права, не можем, пока мы — ютаи, нарушать! Неужели же это непонятно?

— Отчего же, вполне понятно.

— Вот потому Давид и отправился к меджлису. Он знал, что саахи с фузяиами никого не выпустят, и сказал: его долг помочь единоверцам не впасть в грех, не осквернить себя. Это же так просто! Просто! — Гюльчатай почти плакала. — Иначе было нельзя! А жестокие люди их все равно не пустили.

— Но… Понимаете, дело в том, что… как бы это сказать… — замялся Баг.

— Говорите как есть. — Гюльчатай посмотрела ему прямо в глаза. — Вы честный, искренний человек, я это чувствую, а понимание придет через слова.

— Появление вашего брата с его грузовиком вполне можно было истолковать так, будто ему и его единоверцам просто безразличны другие. Саахи. Фузяны. Любые. Вообще та проблема, из-за которой весь этот сыр-бор, ну — в меджлисе. Проблема смешная, но люди-то переживают всерьез! К серьезным переживаниям всегда надо относиться бережно. А Давид явился на площадь, будто заботясь исключительно о своих. Не так?

— А кто еще о них позаботится? Кто еще поймет их так, как это могут сделать только свои?! Не мы же придумали, что меджлис должен голодать. Не про нас этот их трактат!

— Да ведь представителями меджлиса ваших единородцев избрал весь тут живущий народ, они же правят им наравне с остальными избранниками — стало быть, им надо разделять с народом и все его заботы. Не то какие ж они представители и правители?

— Да, но…

Они уже были неподалеку от «Приюта горного ютая» (благодаря стараниям Гюльчатай путь пролегал по тихим окраинным улочкам, и встреч с погромщиками им удалось избежать). Но тут совсем близко, за углом, грянул ослепительный звон бьющегося стекла, а потом раздались крики и грохот.

— Вы заходы сзади! — неслись вопли. — Чэрэз черны ход! А мы отсюда!

— Га-а-а-а!!!

— А! Они бьются!

— Зар-рэжу!!!

— Давид!!! — тонко вскрикнула Гюльчатай, рванувшись вперед.

Навстречу вылетел высокий саах: в развевающемся халате, со здоровенной палкою — уже не посохом, но полноценной жердиной, — и Гюльчатай, столкнувшись с ним, с коротким воплем упала наземь, а палка, которой орудовал горец, со всего размаха обрушилась на оброненную ютайкой сумку.

Следом показались и другие погромщики — кто с дрекольем, кто даже с обнаженными кинжалами, кричащие и возбужденные. Жгучее желание разнести все на своем пути явственно читалось на их бородатых лицах.

— Громы! Бэй акупантыв! Убирайс! — орали эти радушные гостеприимные люди. В ближайшее окно полетел камень. Брызнуло стекло. В доме испуганно закричали.

Баг выхватил из-за пояса меч и, не извлекая клинка из ножен, тремя ударами, почти не глядя, поверг наземь самых ретивых, в том числе и здоровяка с жердью. Потом метнулся к недвижной Гюльчатай.

А топот множился: за передовым отрядом следовали другие борцы за справедливость — видимо, к осаждавшим «Приют горного ютая» подоспело подкрепление.

— Беседер… — Гюльчатай с трудом подняла голову. — Беседер…

Баг обернулся — и вовремя: на него, угрожающе воздев жердины, наступали четверо, а за их спинами теснилась, гомоня и размахивая палками и кинжалами, плотная толпа. По рассеченному лбу одного горца уже вовсю стекала кровь, жутко заливая лицо.

Да, шутки кончились. На брусчатке расплющенным блином лежала окровавленная сумка и из нее незряче глядела высокородная кошка Беседер.

Баг выпрямился и стряхнул ножны с меча.

Давно сдерживаемая ярость стучала в виски тяжким молотом. Красная пелена гнева застила взор.

— Стоя-а-а-ать! — выдохнул Баг, прочертив по камням кончиком меча: посыпались редкие искры. — Стоя-а-а-ать…

— Беседер… — тихо плакала стоявшая на коленях подле своей любимицы Гюльчатай.

Горцы притихли. То ли на них подействовал вибрирующий от ярости голос ланчжуна, то ли их горячие головы отрезвил блеск древнего меча, то ли они малость опамятовались, увидев столь почитаемого ими «кыс-кыса», взаправду убитого в суматохе, — а может, свою роль сыграло все вместе, — но они остановились, а палки начали опускаться.

— Что ж вы делаете? — глядя на них налитыми кровью глазами, страшно выдохнул Баг. — Что же это вы делаете, люди?..

— Зачем встали? А ну, вперед! Прогоним захватчиков из нашего Теплиса! — раздался вдруг знакомый голос: среди горцев появился тот самый давешний безбородый оратор с площади. Усики, странно холодные глаза… Точно он. — Не остановимся, пока не выметем оккупантов туда, откуда они к нам явились! Не остановимся! Сейчас или никогда! А слышали вы, что творилось в меджлисе? Пока они там для телевизора нас лицемерно мирили, дурили нам голову своим «все народы — братья», здесь, на площади, они со своими булками лезли в зал! На словах говорят, что народы равны, а на деле для них есть один-единственный народ — они сами! С одной стороны — они, а с другой — все остальные, которые и впрямь равны, потому что не народы мы для них, а просто стадо!

— Га-а-а-а!!! — вновь закипели подзаряженные горцы. — Бэй! Курушы! Га-а-а-а!!!

«Сначала порублю палки, — хладнокровно и чуть отстраненно подумал Баг. — Потом набью морды. А вот этот… а этот скорпион пойдет со мной…»

Но осуществить свои намерения Баг не успел: грозный звериный вопль перекрыл угрожающие крики двинувшихся было на ланчжуна теплисцев — и вопль этот был исполнен столь искренней беспощадности, что кто-то в задних рядах от неожиданности сронил прозвеневший на брусчатке кинжал; вопль был короткий, но до того дикий, можно сказать — нечеловеческий, что горцы невольно попятились, в ужасе высматривая, кто это орет; однако ж смотреть надо было под ноги, потому что из-за Баговой спины, понизу, вылетела рыжая лохматая молния и, яростно вращая хвостом толщиной с полено, с утробным завыванием ринулась на погромщиков, причем столь стремительно, что они отреагировали, лишь когда несколько человек с криками боли уже повалились наземь с разодранными ногами.

Судья Ди вступил на тропу войны.

Горцы заметались, вскрикивая, толкая и давя друг друга, — пытались уберечь ноги, а между ними с почти неуловимой для глаза скоростью носился не пренебрегающий корнями александрийский фувэйбин и драл, драл, драл все корни, до коих только могли дотянуться его честные когти.

Глухо стучали о камни забытые палки.

Брусчатка оросилась кровью.

— Уа-а-а-а-у-у-у-у!!! — выводил коленца боевой песни Судья Ди.

— Ай! Ай! Шайтан!!! — кричали саахи и фузяны.

— А вот я тебя! — заорал тут безбородый и полез было за пазуху, но Баг опередил: одним прыжком оказался рядом и стиснул локоть.

— Кто тут обижает маленьких? Кто стоит на пути правосудия? — глядя прямо в глаза оторопевшего горца, спросил ланчжун. — Не надо мешать животному, когда оно мстит за гибель невесты, уважаемый…

Сзади раздались встревоженные крики — Баг оглянулся: к месту побоища рысцой приближался наряд вэйбинов. И тут безбородый, воспользовавшись моментом, изо всей силы дернул локтем: «Пусти!», мигом вырвался из ланчжуновой хватки и тут же ввинтился в раздираемую котом толпу.

Баг кинулся следом, расчищая себе дорогу безо всякого стеснения и жалости, — и вылетел на небольшую площадь перед «Приютом горного ютая». Тут, в неровном свете жарко пылавшей складской пристройки, шла нешуточная драка: численно преобладавшие горцы рвались внутрь чайной, но путь им заступили несколько ютаев, отмахивавшихся от нападавших первым, что попалось под руку, — был здесь и сам Давид Гохштейн, с кровавым шрамом через правую щеку, бившийся сразу с двумя горцами красной пожарной лопатой; рядом орудовал шваброй Гиви Вихнович, а также и еще несколько молодых, которых ланчжун не знал. Ютаи дрались решительно, но силы были явно не равны.