Джeк Вэнс - Глаза верхнего мира

• Название: Глаза верхнего мира
• Автор: Джeк Вэнс
• Жанр: Фэнтези

---

Субукул, наиболее ревностный пилигрим, в подробностях объяснял свое кредо. В основном он разделял ортодоксальную гилфигитскую теософию, в которой Зо Зам, восьмиголовый бог, создав космос, отрубил себе палец на ноге, и из него возник Гилфиг, а из капель крови возникли восемь рас человечества. Родемаунд, скептик, нападал на эту доктрину:

— А кто создал этого твоего предполагаемого «создателя»? Другой «создатель»? Гораздо проще предполагать конечный продукт: в данном случае гаснущее солнце и умирающую землю.

На что Субукул в сокрушительном опровержении цитировал гилфигитский текст.

Некто по имени Бланер стойко проповедовал собственную веру. Он считал, что солнце — это клетка в теле гигантского божества, которое создало космос в процессе, аналогичном росту лишайника на камне.

Субукул считал это положение слишком усложненным.

— Если солнце клетка, то какова тогда природа земли?

— Крошечное животное, извлекающее пропитание, — ответил Бланер. — Такие взаимоотношения известны повсюду и не должны вызывать удивления.

— Но что тогда нападает на солнце? — презрительно спросил Витц. — Другое маленькое животное?

Бланер начал подробное объяснение своей веры, но вскоре был прерван Праликсусом, высоким худым человеком с пронзительными зелеными глазами.

— Послушайте меня: я все знаю. Моя доктрина — сама простота. Возможно огромное количество условий и еще больше существует возможностей. Наш космос — это возможное состояние: он существует. Почему? Время бесконечно, и поэтому любое возможное состояние должно осуществиться. Поскольку мы живем в данной возможности и о других ничего не знаем, мы дерзко и высокомерно приписываем себе свойства исключительности. По правде говоря, любая возможная вселенная существует, и не единожды.

— Я склоняюсь к аналогичной доктрине, хотя и являюсь убежденным гилфигитом, — заявил теоретик Гасмайр. — Моя философия предполагает последовательность создателей, причем каждый абсолютен в пределах своих прав. Перефразируя ученого собрата Праликсуса, если божество возможно, оно должно существовать! Только невозможные божества не существуют! Восьмиголовый Зо Зам, отрубивший Свой Божественный Мизинец, возможен, следовательно, он существует, что и подтверждается гилфигитским текстом!

Субукул замигал, открыл рот, собираясь возразить, но снова закрыл. Скептик Родемаунд отвернулся и стал смотреть на воды Скамандера.

Гарстанг, сидя в стороне, задумчиво улыбнулся.

— А ты, Кьюджел Умник, на этот раз ты молчалив. Какова твоя вера?

— Я новичок, — признался Кьюджел. — Я усвоил множество точек зрения, и каждая по-своему истинна: у жрецов в Храме Теологии, у волшебной птицы, достающей сообщение из ящика, у постящегося отшельника, который выпил бутылку розового эликсира, которую я ему дал в шутку. В результате получились противоречивые версии, но все исключительной глубины. Мой взгляд на мир, таким образом, синкретичен.

— Интересно, — сказал Гарстанг. — Лодермюльх, а ты?

— Ха! — проворчал Лодермюльх. — Видишь дыру в моей одежде? Я не могу объяснить, как она появилась. Еще меньше я могу объяснить существование вселенной.

Заговорили другие. Колдун Войонд определил известный космос как тень мира, которым правят призраки, сами в своем существовании зависящие от психической энергии людей. Набожный Субукул отверг эту схему, как противоречащую Протоколам Гилфига.

Спор продолжался бесконечно. Кьюджел и еще несколько человек, включая Лодермюльха, соскучились и начали играть на деньги, используя кости, карты и фишки. Ставки, вначале номинальные, начали расти. Лодермюльх сначала немного выигрывал, потом проиграл гораздо большую сумму, а Кьюджел между тем выигрывал ставку за ставкой. Вскоре Лодермюльх бросил кости, схватил Кьюджела за руку, потряс ее, и из рукава вывалилось несколько аналогичных костей.

— Ну, — взревел Лодермюльх, — что у нас здесь? Я заметил мошенничество, и вот доказательство! Немедленно верни мои деньги!

— Как ты можешь так говорить? — возмутился Кьюджел. — Почему ты ко мне придираешься? Я ношу кости — ну и что? Или мне нужно было бросить свою собственность в Скамандер, прежде чем приниматься за игру? Ты унижаешь мою репутацию.

— Что мне до этого? — возразил Лодермюльх. — Я хочу вернуть свои деньги.

— Невозможно, — ответил Кьюджел. — Несмотря на всю твою болтовню, ты ничего не доказал.

— Доказательства? — взревел Лодермюльх. — А разве нужны еще доказательства? Посмотрите на эти кости, на одних одинаковые обозначения на трех сторонах, другие катятся с большим усилием, потому что отяжелены с одного конца.

— Всего лишь любопытные редкости, — объяснил Кьюджел. Он указал на колдуна Войонда, который внимательно слушал. — Вот человек с острым глазом и умом; спроси у него, видел ли он какие-нибудь незаконные действия.

— Ничего не видел, — объявил Войонд. — По моему мнению, Лодермюльх поторопился со своими обвинениями.

Гарстанг, слушавший спор, вышел вперед. Он заговорил голосом, одновременно рассудительным и умиротворяющим:

— В такой группе, как наша, очень важно взаимное доверие, мы ведь все гилфигиты. Не может быть и речи о злобе и обмане. Разумеется, друг Лодермюльх, ты неправильно оценил действия нашего друга Кьюджела.

Лодермюльх хрипло рассмеялся.

— Если такое поведение отличает особо набожных, я рад, что не отношусь к таким! — С этими словами он отошел в угол плота, сел и с отвращением и злобой посмотрел на Кьюджела.

Гарстанг расстроенно покачал головой.

— Боюсь, Лодермюльх чувствует себя оскорбленным. Вероятно, Кьюджел, чтобы восстановить дружеские отношения между вами, ты вернешь золото…

Кьюджел резко отказался.

— Это вопрос принципа. Лодермюльх покусился на самое ценное мое достояние — на мою честь.

— Такое отношение похвально, — сказал Гарстанг, — а Лодермюльх повел себя бестактно. Но ради дружбы… нет? Ну, что ж, не могу спорить. Гм. Всегда возникают неприятности. — Качая головой, он удалился.

Кьюджел собрал свой выигрыш, подобрал кости, которые Лодермюльх вытряс у него из рукава.

— Неприятный инцидент, — сказал он Войонду. — Деревенщина, этот Лодермюльх! Всех оскорбил; все прекратили игру.

— Вероятно, потому, что к тебе перешли все деньги, — предположил Войонд.

Кьюджел с удивленным видом рассматривал свой выигрыш.

— Никогда не думал, что выиграю так много! Может, примешь часть суммы, чтобы мне было легче нести?

Войонд согласился, и деньги перешли из рук в руки.

Вскоре после этого, когда плот спокойно плыл по реке, солнце тревожно вздрогнуло. Пурпурная пленка, похожая на тусклое пятно, возникла на его поверхности, потом исчезла. Некоторые пилигримы в тревоге и страхе с криками забегали по плоту.

— Солнце темнеет! Готовьтесь к холоду!

Гарстанг, однако, успокаивающе поднял руки.

— Успокойтесь все! Дрожь прошла, солнце прежнее!

— Подумайте! — с жаром сказал Субукул. — Неужели Гилфиг позволит совершиться катастрофе как раз в то время, как мы плывем на поклонение Черному Обелиску?

Все успокоились, хотя каждый по-своему интерпретировал это событие. Смотритель Витц увидел в этом аналогию с временным отказом зрения; проходит, когда несколько раз мигнешь. Войонд объявил:

— Если мы благополучно доберемся до Эрзы Дамат, я обещаю следующие четыре года посвятить планам восстановления прежней силы солнца! — Лодермюльх мрачно заметил, что ему все равно: пусть солнце темнеет и пилигримы ощупью добираются на Светлый обряд.

Но солнце светило, как и прежде. Плот спокойно плыл по великому Скамандеру; берега стали такими низкими и лишенными растительности, что казались темными линиями на горизонте. День прошел, и солнце, казалось, опускается прямо в реку, испуская темно-багровый свет, который постепенно тускнел и темнел по мере исчезновения солнца.

В сумерках разожгли костер, вокруг него собрались пилигримы и поужинали. Говорили о потемнении солнца, много было рассуждений эсхатологического характера. Субукул считал, что вся ответственность за жизнь, смерть и будущее принадлежит Гилфигу. Хакст, однако, заявил, что чувствовал бы себя спокойнее, если бы Гилфиг прежде проявлял больше искусства в управлении делами мира. На какое-то время разговор стал оживленнее. Субукул обвинил Хакста в поверхностности, а Хакст использовал такие слова, как «слепая вера» и «унижение». Гарстанг вмешался, заявив, что никому не известны все факты и что Светлый обряд у Черного Обелиска может прояснить вопрос.

На следующее утро впереди заметили большую плотину — ряд прочных столбов перегораживал реку и не давал плыть дальше. В одном месте был проход, но его перекрывала тяжелая железная цепь. Пилигримы подвели плот к этому проходу и бросили камень, который служил им якорем. Из расположенной поблизости хижины появился фанатик, тощий, длинноволосый, в изорванной черной одежде; он размахивал железным посохом. С плотины он угрожающе посмотрел на пилигримов.