Карен Бликсен - Прощай, Африка !

• Название: Прощай, Африка !
• Автор: Карен Бликсен
• Жанр: История

---

Они отлично выглядели и в тропических лесах -- темносерые, в глубокой тени зеленого леса. Один из псов убил огромного старого самца-павиана, но тот в драке прокусил ему нос, испортив его гордый профиль, зато все туземцы считали эту рану почетной, потому что павианы -- отъявленные мирские захребетники, и туземцы их ненавидят.

Мои дирхаунды были настолько умны, что знали, кому из моих слуг мусульманская вера запрещает прикасаться к собакам.

В первые годы пребывания в Африке у меня был оруженосец по имени Исмаил, сомалиец, который скончался еще при мне. Это был оруженосец старой закалки; теперь таких уже нет. Он был воспитан великими охотниками на крупного зверя в начале века, когда вся Африка, по сути

дела, была настоящим охотничьим раем. С цивилизацией он был знаком только по встречам на охоте, и говорил поанглийски на своеобразном "охотничьем" арго. Он, например, называл мои ружья "взрослое" и "молодое". Когда Исмаил вернулся к своему племени, на родину, в Сомали, я получила от него письмо, адресованное "Львице Бликсен", и начиналось оно так: "Многоуважаемая Львица!". Исмаил был истинным мусульманином и ни за какие блага не дотронулся бы до собаки, и это частенько мешало ему в работе. Но он сделал исключение для моего пса, Даска: не возражал, когда я брала пса с собой в нашу двуколку, запряженную мулами, и даже разрешал Даску спать в своей палатке. Даск сам поймет -- кто правоверный мусульманин, и никогда сам к нему не прикоснется. Мне Исмаил как-то сказал:

"Знаю, Даск из того же племени, что и вы сами. Он тоже любит посмеяться над людьми".

Так вот, мои псы уже понимали, какое высокое положение Лулу занимает у меня в доме. Надменная самоуверенность великих охотников таяла перед ней, как лед. Она отпихивала их от чашки с молоком, гоняла с любимых мест у камина. Я надела на шею Лулу небольшой колокольчик на ремешке, и вскоре достаточно было собакам заслышать мелодичное позвякиванье этого колокольчика, возвещающее приближение Лулу, как они молча, с достоинством поднимались со своих теплых мест у камина, уходили и ложились в другом конце комнаты. Но сама Лулу вела себя примерно: она подходила и ложилась на подобающее ей место -- так благовоспитанная леди, скромно подбирая платье, садится, стараясь никого не обеспокоить. И молоко Лулу пила словно из вежливости, немного жеманно, как будто уступая уговорам слишком радушной хозяйки дома. Она любила, чтобы ее чесали за ушком, очень мило разрешая это делать -- так молодая жена как бы нехотя дозволяет мужу приласкать ее.

Когда Лулу подросла и была в расцвете своей юной прелести, она стала статной, в меру округлившейся маленькой антилопой, настоящей красавицей, совершенством -- с головы до кончиков копыт. Казалось, она сошла с иллюстрации к песне Гейне о мудрых и нежных газелях с берегов Ганга.

Но на самом деле Лулу вовсе не была такой тихоней -- в ней, как говорится, сидело сто чертей. В ее характере проявилась одна черта) присущая всем женщинам: она всегда делала вид, что готовится только к защите, лишь бы ее не трогали; но на самом деле всем существом готовилась напасть первая. На кого? Да на весь белый свет. Когда на нее накатывало, она забывала обо всем и теряла голову -- нападала даже на мою лошадь, если та ей чем-то не угодила. Помню, как старый Гагенбек, владелец знаменитого зверинца в Гамбурге, говорил, что из всех животных, включая и хищников, самые коварные -- именно олени, и что скорее можно довериться леопарду, чем молодому оленю -- он непременно нападет на тебя с тыла.

Но весь дом гордился Лулу, даже тогда, когда она вела себя, как настоящая бессовестная кокетка; но все равно она не была счастлива с нами. Иногда она уходила из дому на целые часы, а бывало, исчезала до самого вечера. Иногда у нее портилось настроение, видно было что ей все опротивело, и она себе в утешение начинала отплясывать какой-то боевой танец на лужайке перед домом: казалось, что она выделывает всякие дикие штуки в угоду Сатане.

"Ох, Лулу, -- думала я, -- знаю: ты настоящее чудо, и прыгать умеешь выше головы. Сейчас ты на нас злишься, думаешь: "чтоб вы все сдохли?", да нам и впрямь пришлось бы плохо, если бы ты точно захотела нас прикончить. Но мешает тебе не то, что мы понаставили всяких препятствий -- ты ведь великая прыгунья, как известно. Наоборот, тебе не нравится, что никаких препятствий мы не

ставим. Понимаешь, Лулу, в тебе таится громадная сила, и все препятствия тоже в самой тебе, а главное, что твое время еще не пришло".

Но как-то вечером Лулу не вернулась, и мы понапрасну искали ее целую неделю. Для всех нас это был тяжелый удар. Из дома ушло что-то чистое, звонкое, и он стал ничем не лучше других домов. Я думала, что тут не обошлось без леопардов, шнырявших у реки, и как-то вечером сказала об этом Каманте.

Как обычно, он довольно долго не давал мне ответа, очевидно, не зная, как отнестись к моему недомыслию. И только через несколько дней сам заговорил со мной об этом.

"Вы считаете, что Лулу умерла, мсабу", -- сказал он. Мне не хотелось подтверждать это, но я сказала, что не понимаю, почему же она тогда не вернулась.

-- Лулу не умерла, -- сказал Каманте. -- Но она вышла замуж.

Я удивилась и обрадовалась, услышав эту неожиданную новость, и спросила Каманте, откуда ему это известно.

-- Да, да, -- сказал он, -- она вышла замуж. Она живет в лесу со своим бваной (это слово значило "муж" или "господин"). Но она вовсе не забыла нас, людей: почти каждое утро она приходит к нашему дому. Я ей насыпаю долбленой кукурузы за кухней, в сторонке, и перед самым восходом она выходит из леса и ест. Ее муж приходит с ней, только боится людей: он их раньше никогда не видел. Он ее ждет за большим белым деревом по ту сторону лужайки. Но к дому подходить не смеет.

Я попросила Каманте позвать меня в следующий раз, когда он увидит Лулу. Через несколько дней он разбудил меня перед восходом солнца.

Утро было чудесное. Пока мы ждали, погасли последние звезды, небо было чистое и спокойное, но мы вышли в еще сумеречный мир, где стояла глубокая тишина. Тра

ва была вся в росе. Внизу на склоне, под деревьями, росистая трава отливала тусклым серебром. Утренний воздух был холоден -- в северных странах такой холодок обычно означает, что скоро наступят заморозки. И сколько раз не переживаешь это, думала я, все равно не верится в этой прохладе и полутьме, что всего через несколько часов трудно будет переносить солнечный жар и нестерпимый блеск неба. Серый туман лежал на холмах, странно повторяя их контуры, и буйволам сейчас, наверное, невыносимо холодно, если они пасутся там, в тумане, как в густых облаках.

Необъятный купол над нашими головами постепенно наливался прозрачностью света, как бокал -- вином. Вдруг от первых лучей солнца нежно зарделись вершины холмов. И медленно, по мере того, как земля поворачивалась к солнцу, травянистые склоны у подножья горы и леса в резервации масаи слегка зазолотились. А вот и вершины высоких деревьев в лесу, на нашем берегу реки, вспыхнули медью. Настал час вылета больших, розово-сизых лесных голубей -они гнездились по ту сторону реки и прилетали в мой лес кормиться каштанами. Они жили здесь недолго. Стая налетала стремительно, со скоростью кавалерийской атаки. Поэтому мои друзья из Найроби, любители охоты на голубей, стараясь попасть вовремя к моему дому, выезжали затемно, и когда они сворачивали к ферме, фары еще горели в темноте.

Когда вот так стоишь в прозрачной тени и смотришь на залитые солнцем вершины и чистое небо, кажется, что идешь по дну моря, вокруг струятся морские течения, а ты смотришь снизу вверх, на зеркальную поверхность океана.

Где-то запела птичка, и тут я услышала, как в лесу, совсем близко, зазвенел колокольчик. Какая радость: Лулу вернулась и бродит по своим любимым местам! Звон слышался все ближе и ближе, по его ритму я угадывала, когда она идет, когда останавливается. И тут, обойдя

хижины наших слуг, она вышла к нам. Очень непривычно и занятно вдруг показалось увидеть живого бушбока у самого нашего дома. Лулу замерла: казалось, она ожидала, что увидит одного Каманте, а тут оказалась еще и я. Но убегать не стала -- она посмотрела на меня без всякого страха, словно позабыв и о наших прошлых играх, и о своей неблагодарности -- ведь она сбежала, никого не предупредив.

Лулу, дочь лесов, была существом высшим, совершенно независимым, ее сердце стало иным, она стала владычицей лесов. Будь у меня когда-нибудь знакомая принцесса, живущая в изгнании -- всего лишь претендентка на престол -- и если бы я вдруг встретила ее, когда она вступила в свои королевские права, встреча наша была бы похожа на эту встречу с Лулу. Лулу оказалась ничуть не коварнее, чем король Луи-Филипп, когда он заявил, что король Франции не станет сводить счеты с герцогом Орлеанским. Теперь Лулу стала в полной мере сама собой. Вся ее воинственность исчезла -- на кого и зачем ей теперь нападать? Она спокойно приняла свои законные божественные права. Меня она помнила достаточно, чтобы не опасаться. Она смотрела на меня: ее лиловые с опаловой дымкой глаза ничего не выражали, она ни разу не моргнула, я вспомнила, что боги и богини никогда не мигают, и мне показалось, будто передо мной сама Волоокая Гера. Лулу прошла мимо меня, отщипнула по дороге стебелек какой-то травки, разок грациозно подпрыгнула и зашла на кухню, где Каманте насыпал для нее дробленую кукурузу.