Джузеппе Д`Агата - Memow, или Регистр смерти

• Название: Memow, или Регистр смерти
• Автор: Джузеппе Д`Агата
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-01006-6

Джузеппе Д`Агата — известный итальянский писатель, автор многих романов, среди которых «Армия Сципиона», «Четверо повешенных на площади дель Пополо», «Возвращение тамплиеров»… Особым успехом у российских писателей пользуется его недавно опубликованный роман «Римский медальон». Герой нового романа Д`Агата «Memow, или Регистр смерти» — обычный бухгалтер. Этот человек мог быть блестящим ученым, но предпочел работу в Кредитном банке. Он всю жизнь занимался одним делом — составлял список Особых Должников, которые вскоре умирали. Однажды в этом списке оказался он сам. И тогда он попросил компьютер выдумать ему другую биографию…

---

— Почти два месяца как ты исчез. Я уже хотел обратиться в полицию.

— Хорошую бы свинью мне подложил.

— Где ты был?

— Знаешь, я нахожу, что ты прекрасно выглядишь. Как сыграл в покер?

— Оставь это, Давид.

— Говори тише.

— У тебя… хороший улов?

— Что будем пить?

— Не знаю. «Сент-Леже».

Официант, естественно, тоже извращенец. Насколько могу рассмотреть, у него, наверное, превосходный макияж глаз.

— Когда ты вернулся?

— Позавчера.

— И объявился только сегодня вечером?

— Нужно было уладить кое-какие важные и срочные дела. Оплатить снятую квартиру, свет, газ…

— С кем ты должен повидаться тут?

— Подожди.

Давид легким кивком указывает куда-то в сторону. Спрашиваю, могу ли остаться, и он ограничивается кивком в знак согласия и в то же время, полуприкрыв глаза, внимательно осматривает все вокруг.

Кто такой Давид Каресян? Мы знакомы с ним уже года два, с тех пор как он решил обосноваться в Риме. Можно сказать, что мы с ним друзья, хотя, кроме некоторой общности взглядов и вкусов, сближавшей нас, мы, в сущности, мало что знаем друг о друге. Он человек, не имеющий гражданства, армянин по национальности, со сложной генеалогией. Владеет несколькими языками, долго жил в Соединенных Штатах, но он бродяга, неприкаянная душа, непоседа. Журналист и писатель — так он обычно представляется, а мне кажется, он прежде всего одинокий авантюрист, олицетворение того типа, из которого англосаксонские бульварные газеты продолжают делать кумира. Он любит ввязываться в самые кошмарные истории, лишь бы они были значительными, международными. В отличие от меня, получающего то же самое удовольствие при помощи воображения, Давид тратит силы, чтобы извлечь его из реальности, из образа жизни, какой он выбрал для себя.

Вместе с ним мы работаем над одним журналистским расследованием — над книгой о международных маршрутах транспортировки наркотиков. Она должна быть строго документальной, раскрывающей места, где изготовляются наркотики, и называющей имена самых крупных поставщиков и перекупщиков. Это будет своего рода карта самых важных каналов транспортировки, которая вскроет весь этот сложный механизм уловок, к каким прибегают судебные и политические власти, оберегающие их. И тут мы тоже назовем имена и фамилии.

Не книга, а бомба. Жаль, что не могу использовать весь этот материал для предварительной публикации в своей газете. Давид разрешил напечатать лишь незначительную информацию — всего в двух статьях, — некоторые отрывки, весьма несущественные. Мы обязались держать все в тайне, пока книга не будет полностью закончена. Тот же мой друг Лучано Пульези, комиссар, который по каплям отмеривает для меня второстепенную информацию, вроде догадывается о книге, которую мы готовим с Давидом. Мы напечатаем ее сначала в Америке, а потом и во всех других странах. Это принесет нам кучу денег.

Пока же моя задача состоит в том, чтобы обработать и связать разные факты, документы и сведения, какие Давиду удается раздобыть одному, способами, которые он держит в абсолютной тайне. Думаю, он преувеличивает, ему просто нравится окутывать каждое свое движение завесой таинственности. Недавно он, по его словам, напрямик вышел на торговцев наркотиками, связался с организованной преступностью. С тех пор его конспирация и осторожность кажутся мне чрезмерными.

— Ложись! — внезапно кричит Давид.

И сразу, еще прежде, чем умолк музыкальный автомат меня оглушают несколько залпов. Револьверные выстрелы, соображаю я. Не понимаю, кто в кого стреляет, но мне ясно только одно — не в нас с Давидом.

Вопли, звон разбитого стекла, люди, устремившиеся к выходу, резкий запах пороха. Через несколько секунд все было кончено, и помещение погрузилось в абсолютную темноту. Кто-то требует дать свет.

— Пойдем разомнем ноги, — предлагает Давид.

Прежде чем выйти, пробираясь сквозь дым и пыль, замечаю недвижно лежащее возле одного из столиков тело женщины с пышными ярко-желтыми волосами. Это трансвестит, нет никакого сомнения. Пятно на полу медленно расползается у него под головой. Оно кажется черным.

Аликино глубоко задумался над работой, которую проделал Memow и которая реализовалась в пачке аккуратно отпечатанных страниц. Это было вполне осязаемое доказательство реальности некоего антипода Маскаро, а вовсе не фантасмагория какого-то эфемерного сна.

Как могла информация — вымышленная или полученная от Аликино — превратиться в такой реальный результат, граничащий с чудом, едва ли не с волшебством? Современная технология, используемая в области искусственного интеллекта, была еще очень далека от того, чтобы привести к подобному итогу. Самые радужные гипотезы Аликино допускали, что его компьютер выполнит схематичную, весьма слабую работу, со множеством пробелов, сравнимую разве что с детским сочинением. А тут наоборот — не было допущено никаких ошибок. Не только грамматических или стилистических. Не было ошибок в изложении событий, в логике ситуаций, поведении действующих лиц.

Аликино медленно набрал текст:

Превосходная работа, Memow. Римский Аликино абсолютно не похож на меня. Это совершенно другой Аликино.

Это жизнь, которая подменит твою.

Конечно. Именно это мне и нужно было.

И срабатывает.

Похоже. Может, я больше не ОД. Другой займет мое место?

Заслуга твоя.

И твоя, Memow. Но не только наша с тобой.

Не только наша?

Наблюдая, как ты работаешь, все больше убеждаюсь, что ты пишешь под диктовку.

Memow не реагировал.

Кто-то еще, помимо меня, снабжает тебя информацией. Подлинной и точной информацией, это несомненно. Кто это?

Машина не дала никакого ответа. Экран оставался пустым. Аликино продолжал:

Может быть, это один из операторов, работающих с компьютером в центральном архиве. Это он? И с какой целью он это делает?

Последовала долгая пауза. Затем, замигав красным светом, появился текст, которого Аликино никогда прежде не видел:

Неприемлемый вопрос.

Через несколько секунд он исчез. Его заменила другая фраза:

Мистер Маскаро. Продолжать проверку. Возможна омонимия.

Аликино сразу понял, что эту последнюю фразу написал не Memow. Его чудесный помощник только передал ему команду — приказ продолжать работу. Сотруднику Маскаро его посыпал компьютер, то есть мозг центрального архива, находившийся в оперативном центре «Ай-Эс-Ти».

10

Было очевидно, что на самой вершине «Ай-Эс-Ти» кто-то, возможно тот же неведомый, кто дал отсрочку и дозволил всю эту операцию, — не только связался через компьютер центрального архива с Memow, но и тайно сотрудничал с ним, поставляя ему поступающую непосредственно из Рима информацию, которой Аликино уж никак не мог располагать или выдумать.

И теперь Аликино не видел никакой другой возможности, кроме необходимости примириться с положением и продолжать опыт, чего, впрочем, ему и самому очень хотелось. Немыслимо было остановиться. Сделай он это, на экране Memow, конечно же, тотчас появилась бы безапелляционная надпись, которая была бы равнозначна смертному приговору:

ОД Аликино Маскаро. Запрошенная проверка окончена. Омонимии нет.

По экрану вновь побежали строки.

Я не испугался. Вся эта перестрелка произошла настолько молниеносно, что я едва успел прийти в себя. В машине спрашиваю Давида, хотя уже знаю, вернее, догадываюсь, не с этим ли трансвеститом, которого убили, он должен был встретиться. Давид утвердительно кивает, потом мы всю дорогу молчим.

Курсор остановился, словно ожидая чего-то. Аликино перечитывал последние, только что написанные строки и вздрогнул. Определенно стиль их чем-то отличался от привычной, хорошо знакомой манеры Memow.

Memow, что-то не получается?

Нам надо спешить.

О`кей. Но как?

Опуская детали.

А результат не будет выглядеть менее правдоподобным?

Ценность результата зависит от того, как он используется. Ценность переменчива.

Конечно. Пойдем дальше.

Гамберини Альсацио: 1845-1945.

Продолжай, Memow.

Маскаро Астаротте: 1885-1945.

Хорошо, но какая тут связь с нашей работой?

Связь вполне различима — 1945 год упоминается в обоих случаях.

Memow, ты, видимо, хочешь что-то сообщить мне, но я не улавливаю, что именно. Что-то не в порядке с твоей памятью? Кто-то вмешивается в нее?

Неприемлемый вопрос.

О`кей. Не важно. На чем остановились? Если не ошибаюсь, мы должны уже прибыть в дом Давида.