Илья Драган - Николай Крылов

• Название: Николай Крылов
• Автор: Илья Драган
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5–235–00235–0

Книга военного писателя И. Г. Драгана посвящена жизни и деятельности маршала, дважды Героя Советского Союза Н. И. Крылова. В 16 лет вступив в Красную Армию, Н. И. Крылов прошел блестящий напряженнейший путь от красноармейца до маршала.

---

— Я за Керчь! — сказал Воробьев. — Военное дело требует точности... Точных сведений о том, где и с какими силами прорвался противник, мы не имеем. Отсюда мы слышим, что сейчас идет бой под Евпаторией... Город не укреплен и к обороне неприспособлен, у немцев моторизованные войска... Мне хотелось бы услышать от Николая Ивановича Крылова, какова обстановка под Бахчисараем?

А Крылову подумалось: «Да, Василий Фролович в штабной работе незаменим. Он точно и сразу нашел болевую точку намеченного отвода армии. Если Бахчисарай у немцев, Приморской придется очень тяжко».

Но Крылов был не из тех, кто подгонял аргументы под замысел.

— Неизвестна, Василий Фролович... Совсем неизвестна! — ответил он.

— Степь открыта, и я не исключаю, что под Бахчисараем немцы уже сосредоточили значительные силы, — продолжал Воробьев. — Тогда мы будем иметь противника и слева и справа. Армия рискует втянуться в мешок, который потом окажется завязанным с севера. У нас нет снарядов, чтобы отбиваться. Мы потеряем свои тылы. В сторону Керчи еще можно пройти...

Разумно, со знанием дела говорил Воробьев. Обрисовал вполне реальную опасность. И здесь, в Экибашской больнице, сидя над картами, вслепую опровергнуть его нечем. Спор бесполезен, оставался лишь один аргумент: если взят Бахчисарай, то вдвойне надо спешить в Севастополь. Не бросать же на произвол судьбы главную базу Черноморского флота. Без Приморской Севастополь будет взят с ходу. Не место и не время спорить...

Воробьева поддержали военком дивизии Я. Г. Мельников и начальник штаба дивизии подполковник Р. Т. Прасолов.

Петров взглянул на часы.

— Времени у нас в обрез. Дискуссия бесполезна. Четверо высказались за отход к Керчи, остальные, а их большинство, — за Севастополь. За Севастополь и Военный совет армии. Мы идем прикрывать Севастополь... Отвод сегодня же... Направление на рубеж реки Альмы. Прошу всех к моей карте...

31 октября в Экибаше не знали, что уже накануне в 16 часов 35 минут началась оборона Севастополя.

Обтекая левый фланг Приморской армии, оставив за собой Евпаторию, к Севастополю устремилась сводная немецкая моторизованная бригада Циглера, оснащенная моторизованными артиллерийскими и противотанковыми дивизионами. Манштейн наносил удар по городу бронированной группой, обладающей подвижностью, превосходящей Приморскую армию. Перед этой группой не было войск. Встретила ее своим уничтожающим огнем береговая батарея № 54 под командованием старшего лейтенанта Ивана Заики, а краснофлотцы — связками гранат...

3

Открытой степью, под налетами вражеской авиации, горными дорогами, узкими, извилистыми долинами рек, вступая в бой на прорыв или отбиваясь арьергардами, с артиллерией на конной тяге Приморская армия достигла Севастополя.

Были потери в людях, были потери в материальной части. Но немецкое командование не могло похвастать пленными из Приморской.

Потом, когда началась оборона Севастополя, не раз будут говорить и писать о подвигах Приморской армии, а о ее безмолвном подвиге при отходе ни слова, ибо не было победных реляций. Отход, отступление...

Но этот отход, это отступление спасли Севастополь и надолго приковали 11-ю армию к Крыму, так и не дав ей совершить прыжок через Керченский пролив на Кавказ.

В ночных переходах и в дневных боях беспрестанно менялась обстановка. Рубеж по реке Альме оказался захваченным немцами. Приходилось двигаться параллельно немецким войскам. А они опережали, они были моторизованными.

Сколько бы мы ни пытались разграничить в этой блестящей операции по отводу армии деятельность штаба и командарма, деятельность Военного совета от деятельности комдивов, командиров полков, батальонов или рот, сделать это невозможно. Каждый из командиров всех степеней был в те часы и солдатом, и командармом, и сам себе комиссар, и сам себе начальник штаба.

Порой глубокой ночью в степи приходилось резко изменять направление движения, поворачивать измученных ночными переходами и дневными боями солдат, и при этом надо было рассеять их невольные подозрения в том, что командование армии растерялось, не знает, что делать. Командарм и все высшие военачальники армии разъезжались по колоннам, рассеянным в степи.

На подступах к Альме пришлось резко менять маршрут. Крылов выехал навстречу 172-й дивизии, чтобы круто повернуть ее в предгорья.

Вчера чужая, сегодня своя дивизия. Полковник Иван Андреевич Ласкин понравился Крылову своим выступлением в Экибаше. Но говорить одно, а делать — другое.

Дождь прекратился. Низкие облака ушли на материк. На юге ночное небо кажется всегда особенно темным, а звезды ослепительно яркими.

Крылов нашел Ласкина на развилке степных дорог. Где-то вдалеке вспыхивали зарницы орудийных залпов, разгоралось зарево пожаров.

— С Альмой все кончено! — объявил Крылов. — Надо резко уходить в горы.

При свете подфарников «эмки» Ласкин и Крылов развернули свои карты.

Но и у Крылова на карте не было тех отметок, которые он привык передавать в части. Все неопределенно, определенно только одно, что противник прочно обосновался в междуречье Альмы и Качи.

— Сложно идти предгорьями, и путь сильно удлиняется! — заметил Ласкин, нанося на карту новый маршрут своей дивизии.

Крылов молчал. Всего лишь час тому назад они уже рассуждали с командармом на сей счет и все было решено.

— Собрать в кулак и тараном... — предположительно молвил Ласкин.

— Бойцы валятся с ног... Тарана не получится!

Ласкин вздохнул и согласился:

— Тарана не получится! Это скорее мечта, чем реальность... Бойцы нас поймут, но силы у них на исходе.

— Это парадоксальный случай, — развил мысль Крылов. — Каждый солдат поймет маневр, но выполнить но сможет...

Мимо тяжело проползала колонна дивизии. Шли артиллерийские упряжки, повозки, машины... Их сменяли стрелковые подразделения в пешем строю, потом снова орудия. И в темноте было видно, что кони едва идут... Бескормица...

— Не густо! — обронил Крылов.

— Сегодня, когда построили колонну, я и сам удивился! Даже подумал, а все ли собрались... — ответил Ласкин и, поглядывая на яркие зарницы на западе, спросил: — Сильные залпы... Не береговые ли батареи в Севастополе?

— Похоже, что они... — подтвердил Крылов. — За Севастополь уже идет бой, а сражаться без нас там некому, кроме моряков и артиллерии. А их горстка...

Звездное небо, зарева пожаров, зарницы орудийных вспышек, мерный шаг пехоты, скрип повозок... Чем-то давним, тревожным веяло от этой картины, уводило в глубь веков, степных переселений народов, тех битв и сражений, в которых русские люди отстаивали свою землю, свой труд от разбойных нашествий.

Видимо, в какой-то мере схожими были мысли начштарма и комдива. Ласкин моложе, комдивом стал совсем недавно и в боях с сентября, на Крылова он смотрел с известной долей почтительности, как на ветерана.

— Что происходит? — спросил он вполголоса.

Крылову не требовалось разъяснений по вопросу, который мучил и его, и товарищей еще в приграничных боях, по одесской обороне. Вопрос был мучителен еще и тем, что на него не находилось исчерпывающего ответа. В раздумьях рождалось множество объяснений, и только собранные вместе, они могли претендовать на ответ, да и то далеко не исчерпывающий.

Однозначно не ответить и глухой ночью в степи, с глазу на глаз. И не потому, что не было доверия к человеку новому. Крылову в предвоенные годы пришлось пережить трудное время. Поездка Мехлиса на Дальний Восток отозвалась для него большими бедами. Счастье еще, что обошлось, а многие командиры-дальневосточники погибли... И это одна из причин... Но эта прошлая беда... Все сейчас, и гонители, и гонимые, стояли перед бедой значительно большей. И Крылов уже не раз заглядывал в мертвящие глаза смерти, и Ласкин, и каждый в Приморской армии, каждый, кто побывал на линии огня. И дальше все то же. И вот сейчас они, начштарма и комдив, не знали, что с ними будет через несколько часов.

— В одну формулу ответа не уложить! — ответил Крылов. — Виднее всего несоответствие между пропагандой и делом, между тем, что хотелось бы иметь, и тем, что оказалось в наличии...

— Внезапность... — начал было Ласкин.

— Какая же внезапность на Ишуньских позициях? А вот, отступаем...

— Две армии от одной немецкой... — добавил Ласкин.

— А вот тут стоп! — перебил Крылов. — У немцев нашей армии соответствует корпус... Да и корпус превосходит в иных случаях армию. Наши две дивизии — их одна... Примите, Иван Андреевич, это уточнение от штабиста... До сих пор очень многие путаются в этих соразмерениях.

Поди, — продолжал Крылов, — в реляциях своему высшему командованию фон Манштейн сейчас доносит, что его шесть дивизий взломали оборону, которую держали двенадцать советских дивизий... А твоя дивизия, Иван Андреевич, равнялась ли двум полным полкам... Чем мы должны овладеть, и немедленно, так это умением на главном участке боя сосредоточить в кулак все силы... Дойдем до Севастополя, мы еще займемся этим, Иван Андреевич...