Артем Драбкин - Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941-1942

• Название: Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941-1942
• Автор: Артем Драбкин
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15419-1

На рассвете 22 июня 41-го одними из первых, кто дал бой асам Люфтваффе, были летчики-истребители. Некоторые из них успели сделать свои первые боевые вылеты, кто-то прибежал на аэродром, чтобы найти на нем свой разбитый самолет. За первыми ударами последовало хаотическое отступление, переформировка и путь на фронт, где их ждали бои с превосходящими по численности истребителями и бомбардировщиками, штурмовки наступающего противника, сопровождение ударных самолетов. В этих боях первых месяцев войны практически полностью был выбит кадровый состав ВВС с предвоенной подготовкой, но те немногие, кто выжил, составили костяк истребительной авиации ВВС.

В этой книге они рассказывают, как, приобретя опыт, перевооружившись, овладев современными самолетами, смогли переломить ситуацию в воздухе над фронтами Великой Отечественной войны.

По материалам сайтов «Я помню» www.iremember.ru и ВВС России www.airforce.ru

Оформление серии художника П. Волкова

В книге использованы фотографии из личных архивов

Цветные профильные проекции самолетов, комментарии и списки побед М. Быкова

---

Был приказ, по которому истребители прикрытия строго наказывались, если они потеряли бомбардировщики. Вплоть до суда. У нас в полку не было случаев, чтоб мы бомбардировщики бросили, но бывало, «бомберы» сами «отрывались».

Немцы тоже не дураки. Одна группа нас боем вяжет, а другая выжидает. «Бомберы» уходят на максимальной скорости, а мы пока туда-сюда, пока одного-другого отбил, все — уже догнать бомбардировщики не можем. Ну, а как только бомбардировщики от группы прикрытия оторвались, то сразу становятся хорошей добычей для истребителей противника. В этом случае мы по радио призывали уменьшить скорость всей группы бомбардировщиков, чтобы истребители заняли свои места.

Со временем мы взаимодействие с бомбардировщиками наладили очень хорошее, и такие случаи «отставаний» стали редкостью. Научились и с летчиками бомбардировщиков взаимодействовать — стали они требуемую скорость выдерживать, и со стрелками — кто какую полусферу защищает. Обычно делали так: мы защищаем верхнюю полусферу, стрелки — нижнюю. Немцы пытаются атаковать сверху— мы их гоним. Они вниз и снизу — их стрелки «поливают». Они вверх — там их снова мы встречаем. Хорошо получалось.

— Вы сказали, что к концу войны немецкие летчики часто откровенно пренебрегали своими обязанностями по прикрытию войск и объектов. В чем это выражалось?

— Например. Прикрываем мы штурмовики. Появляются немецкие истребители, «крутятся», но не атакуют, считают, что их мало. «Илы» обрабатывают передний край — немцы не нападают, концентрируются, стягивают истребители с других участков. Отходят «илы» от цели, вот тут и начинается атака. К этому времени немцы сконцентрировались и заимели численное превосходство в раза три. Ну, а какой в этой атаке смысл? «Илы»-то уже «отработали». Только на «личный счет». И такое было часто. Да бывало и еще «интереснее». Немцы могли вот так «прокрутиться» вокруг нас и вообще не атаковать. Они ж не дураки, разведка у них работала. «Красноносые» «кобры» — 2-й ГИАП ВМС КСФ. Ну, что они, совсем безголовые, с элитным гвардейским полком связываться? Эти и сбить могут. Лучше дождаться кого-нибудь «попроще». Очень расчетливые.

— На ваш взгляд, чем объясняется такая тяга немецких летчиков к увеличению личного счета?

— Для нас такое было в диковину. Знаешь, когда Мюллера сбили, его ведь к нам привезли. Я его хорошо помню, среднего роста, спортивного телосложения, рыжий. Удивило то, что он был всего лишь обер-фельдфебелем, это-то при больше чем 90 сбитых! Еще, помню, удивился, когда узнал, что его отец простой портной. Так вот, Мюллер, когда его спросили о Гитлере, заявил, что на «политику» ему наплевать, собственно к русским он никакой ненависти не испытывает, он «спортсмен», ему важен результат — настрелять побольше. У него «группа прикрытия» бой ведет, а он «спортсмен», захочет — ударит, захочет — не ударит. У меня сложилось впечатление, что многие немецкие летчики-истребители были вот такими «спортсменами». Ну и опять же — деньги, слава.

Он еще очень возмущался — как-то подбитым заходил на посадку, когда кто-то из наших по нему начал стрелять. Он говорил, что это не по-рыцарски — расстреливать подбитого на посадке. А мы ему: «А наших летчиков, выпрыгнувших с парашютом, расстреливать в воздухе — это по-рыцарски?!»

Мюллер никак поверить не мог, что его Коля Бокий сбил. Коля был чуть ли не наголову его ниже и в плечах заметно уже. У нас командир бригады был Петрухин, резкий мужик, так он сказал Бокию: «Дай ему по морде, да так, что бы он с „катушек слетел“, тогда поверит!» Посмеялись. Немецкие летчики всегда просили показать того, кто их сбил, и, когда им показывали, почти всегда не верили. «Чтобы вот этот?!. Меня?!.»

— Ну допустим, немецкие летчики-истребители — «спортсмены», для них война была разновидностью спорта. Чем война была для наших летчиков, для вас лично?

— Для меня лично тем же, чем и для всех. Работа. Тяжелая, кровавая, грязная, страшная и непрерывная работа. Выдержать которую можно было только потому, что Родину защищаешь. Спортом тут и не пахнет.

— Как вы оцениваете оперативное управление частями Люфтваффе?

— Очень высоко. Мастерство высочайшее, особенно в первой половине войны. Да и потом хуже ненамного.

Немцы очень хорошо маневрировали авиацией. И своими ударными группами, и своими истребителями. На направлениях главного удара они сосредотачивали большое количество авиации, на второстепенных же направлениях в этот момент проводили отвлекающие операции. Немцы старались превзойти нас стратегически, в кратчайший срок подавить нас массой, сломить сопротивление. Надо отдать им должное, они очень смело перебрасывали части с фронта на фронт, у них почти не было «закрепленных» за армиями авиационных частей. На участке, где у них в этот момент было меньшинство, проводили демонстративные вылеты, очень талантливо изображали активность и численность, показывали, что они сильны и способны мощно атаковать.

— Вы сказали, что после «харрикейна» пересели на Р-40. На каких типах Р-40 вы обучались? На каких пришлось воевать?

— Воевал на Р-40 «киттихаук», и на Р-40 «томахаук». Первые пошли Р-40 «томахаук». Обучались на них по обычной методе, поэскадрильно. Поговорил, посидел в кабине, порулил пару раз — и на взлет. «Жить захочешь — сядешь». В дня три-четыре уложились. Мы же боевые летчики были, не курсанты зеленые.

У нас довольно долго полк на смешанной матчасти летал, одна эскадрилья на Р-40, другая на «харрикейнах». Первые 10 Р-40 нам штатно пришли и 11-й «вэвээсники» подарили лично Сафонову. Окончательно полк перевооружился на Р-40 уже после его гибели.

— Разница между этими типами существенная была?

— Основная разница была такая. Мы начали воевать на «томахауках», и выяснилось, что у него хотя и передняя центровка, но не ярко выраженная. Если во время пилотажа ручкой резко работаешь — вначале на себя, а потом резко отдаешь, то «томахаук» начинал выделывать т. н. «голова—ноги», проще говоря — кувыркался. Судя по всему, для американцев это кувыркание было такой же неприятной неожиданностью, как и для нас. Для того чтобы разобраться с этим явлением, приезжал из Москвы американский летчик-испытатель, посмотрел-полетал, все точно — кувыркается. И когда позже пошли «киттихауки», то выяснилось, что у них хвост на 40 см стал длиннее, передняя центровка стала выраженной и кувыркание прекратилось. Отличались «киттихауки» и формой фюзеляжа, хотя кабина осталась прежней. Часть машин к нам приходила в желтом камуфляже, видимо, предназначались для Африки.

— Каково ощущение после И-16 и «харрикейна»? Лучше, хуже?

— Конечно, Р-40 были лучше и И-16, и «харрикейна». После первого полета я себе сказал: «Ну вот, Коля, наконец-то и тебе достался современный истребитель».

Кабина была свободная, высокая. Поначалу даже неприятно было, по пояс в стекле, там край борта почти на уровне пояса располагался. Бронестекло и бронеспинка были мощные. Обзор был хороший, особенно у «китти-хаука», у него более каплевидный фонарь был. Фонарь сдвигался интересно— вращением специальной ручки. Правда, у него аварийный сброс был.

Ручка была почти как на наших истребителях, с гашетками пулеметов, и рядом (как сейчас рычаг тормозов) была гашетка, которой пользовались при выпуске и уборке шасси и щитков. Поставишь кран на выпуск и нажимаешь на гашетку, шасси убираются, также действуешь и на уборку.

Радиостанция была хорошей. Мощной, надежной, но на КВ. Сафонов, когда на «томахаук» сел, то он ведь «харрикейновскую» станцию себе поставил, потому что половина полка еще на «харрикейнах» летала, а там рации УКВ были. Так и летал с двумя станциями. На американских станциях уже был не микрофон, а ларингофон. Хорошие ларингофоны, маленькие, легкие, удобные.

У наших «томахауков» и «киттихауков» вооружение было различным. «Томахауки» вооружены были четырьмя пулеметами — двумя синхронизированными и двумя плоскостными. Какие пулеметы были установлены в плоскостях, сейчас уже не помню, для облегчения самолета их быстро поснимали, а синхронизированные пулеметы были «Браунингами» 12,7 мм. Мощные, надежные, хорошие пулеметы. «Киттихауки» имели вооружение из шести плоскостных пулеметов, тоже «Браунингов» 12,7 мм. Со временем, довольно быстро, и на «киттихауках» для облегчения сняли пару пулеметов, воевали с четырьмя. Отсутствие пушек трагедией не было. Когда были «томахауки» с двумя пулеметами, конечно, хотелось, чтобы пулеметов было побольше, у «киттихауков» четырех, стало хватать. Ну и «почерк», конечно, — огонь с малой дистанции, в упор.

Потом много Р-40 стали использовать в качестве топмачтовиков и легких бомбардировщиков. Наш полк задачи по воздушному прикрытию выполнял, а вот соседний 78-й ИАП занимался топмачтовым бомбометанием, штурмовками. Мы когда на «кобры» стали перевооружаться, наши Р-40 им передавали. На их Р-40 ставили наши бомбодержатели, под наши бомбы. Точнее, заменили американские, они уже стояли, но отечественные бомбы на них не подвешивались. Помню, фюзеляжный бомбодержатель двойного назначения был, под бомбу или подвесной бак. Бомбодержатели легко поменялись, за несколько часов, а прибор сброса оставили американский.