Грегори Дуглас - Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы.

• Название: Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы.
• Автор: Грегори Дуглас
• Издательство: Коллекция «Совершенно секретно»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-89048-080-4

Шеф гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер, кровавый пёс Адольфа Гитлера, не погиб и не был похоронен (в могиле обнаружили три трупа и Генриха среди них не оказалось). После долгих странствий всплыл в США и попал в поле зрения ЦРУ. В конце 40-х годов завербовать Мюллера и в дальнейшем использовать в качестве советника для работы против СССР – об этом американцы могли только мечтать! Беседы с Мюллером раскрывают сверхпрофессиональную иезуитскую сущность руководителя государственной тайной полиции. Психологическую схватку с Мюллером американцы выиграли главным образом потому, что бывший нужный человек мыслил и действовал в том же русле, что и его вербовщики.

---

Примерно в 12:30 они заметили, что фельдмаршал Кейтель в сопровождении Штауффенберга и других отправился на рабочее совещание.

С целью удостовериться, что Штауффенберг после совещания явится к генералу Фелльгибелю, Сандер позвонил Адаму и сказал ему, что Штауффенберга после окончания заседания ждут в бункере 88.

Вскоре после этого в кабинет Сандера зашёл лейтенант фон Хефтен и попросил Фелльгибеля помочь ему раздобыть машину, поскольку полковнику Штауффенбергу нужно срочно уехать. Сандер тут же позвонил в штаб и потребовал машину. При этом в штабе его попросили напомнить Штауффенбергу, что его ждут на обед с комендантом ставки, подполковником Штреве, и что генерал фон Тадден тоже будет присутствовать на нём.

Во время этого телефонного разговора Штауффенберг заглянул в комнату и сказал генералу Фелльгибелю, что он готов к беседе. Затем Фелльгибель и Штауффенберг вышли на улицу перед бункером и некоторое время обсуждали качество укреплений на Востоке. Сандер подошёл к ним и доложил, что машина готова, и добавил, что Штауффенберга ожидают на обед к коменданту. На это Штауффенберг ответил подполковнику Сандеру, что прежде он должен вернуться ещё раз на совещание, а затем прибудет на обед. Он также заявил, что в его распоряжении имеется машина. Когда Сандер проинформировал об этом штаб и вернулся к бункеру, произошёл взрыв. Сандер обратил внимание, что в этот момент Штауффенберг вёл себя очень нервно. На вопрос Фелльгибеля, в чём дело, Сандер ответил, не придав происшедшему особого значения, что, вероятно, кто-то выстрелил или где-то взорвалась мина.

Затем Штауффенберг сказал, что ему не нужно возвращаться на заседание, так как он собирается на обед к подполковнику Штреве. Затем он уехал вместе с фон Хефтеном, отправившись на самом деле к лётному полю.

Происшествие в казармах было замечено на караульном посту I, и дежурный офицер приказал опустить шлагбаум. Соответственно, Штауффенберг был остановлен караульным. Он сказал командиру караула, что ему необходимо срочно попасть на лётное поле. Поскольку его пропуск был в порядке и к тому же начальник караула знал Штауффенберга, он пропустил его, тем более что общая тревога ещё не прозвучала, а началась только спустя 1,5 минуты. На южном внешнем караульном посту Штауффенберг снова был остановлен. Он пошёл к начальнику караула, унтер-офицеру Кольбе, и заявил, что ему необходимо во что бы то ни стало незамедлительно попасть на лётное поле. Кольбе не поддался его уговорам и указал на опущенный шлагбаум. Затем Кольбе по требованию Штауффенберга позвонил в штаб и говорил с капитаном кавалерии адъютантом фон Моллендорфом, который замещал отсутствовавшего коменданта, находившегося в данный момент на месте взрыва. Штауффенберг сказал Моллендорфу, что у него имеется разрешение начальства покинуть зону безопасности и что ему крайне необходимо успеть на самолёт, вылетающий в 13:15. Адъютант, которому не была известна причина прозвучавшей тревоги, знал, что полковнику Штауффенбергу позволено находиться в «Wolfsschanze», и под давлением Штауффенберга дал ему разрешение проехать, сообщив об этом Кольбе.

В данной ситуации следует учитывать, что:

1. Сигнал тревоги звучит довольно часто.

2. Документы Штауффенберга были в порядке

3. Поскольку Штауффенберг был известен как офицер с отличной репутацией, нет причин исходно подозревать Моллендорфа в соучастии.

Штауффенберг миновал также внешние ворота и в 13:15 вылетел с аэродрома в Растенбурге на Берлин-Рангсдорф. В результате расследования было выяснено, что данный самолёт предоставлен Штауффенбергу по приказу оберквартирмейстера генерала Вагнера по согласованию с 1-й эскадрильей воздушной связи в Берлине, базирующейся на аэродроме в Летцине. Самолёт должен был в любом случае лететь в Берлин.

VI

Как следует из вышеприведённого отчёта, обстоятельства покушения, а также перемещения его организатора могут считаться окончательно выясненными.

Нельзя заключить, что существующие меры безопасности против подобных покушений в данном случае оказались недостаточны, поскольку возможность того, что подобное преступление может быть совершено офицером генерального штаба, вызванным на совещание в ставку, не учитывалась.

Тем не менее данный инцидент должен быть учтён при дальнейшей разработке мер безопасности, необходимых для защиты фюрера в любых обстоятельствах. В соответствии с этим предложения относительно дополнительных мер безопасности будут представлены отдельно по согласованию с РСХА.

С. Расскажите мне о вашей роли и роли гестапо в деле о покушении 20 июля.

М. Начальником РСХА был обергруппенфюрер Кальтенбруннер, и в целом вести данное расследование было его обязанностью, но допросы подозреваемых и выяснение обстоятельств всегда проходили под моим непосредственным контролем.

С. Эту работу вам поручил Кальтенбруннер?

М. Нет, мне доверил её лично Гитлер. Он хотел, чтобы мне были даны неограниченные полномочия, дабы я мог отследить любую нить и тут же задержать любого подозрительного, выявленного в ходе допросов. Под моим руководством по делу 20 июля была создана специальная комиссия. У меня был штат примерно из четырехсот специалистов, и Гитлер дал мне эти чрезвычайные полномочия. Я получил приказ отчитываться только перед ним, и если возникало подозрение, что в заговоре замешан кто-либо из высокопоставленных лиц, Гитлер сам решал, что может попасть в официальные отчёты, а что должно быть сохранено в тайне.

С. Вы часто виделись с Гитлером в это время?

М. Я не могу вам сказать точно. Для этого мне нужно свериться с моими записями. Довольно часто.

С. Вам случалось оставаться с Гитлером наедине?

М. О да, несколько раз. Всё зависело от материала, с которым я к нему приходил. Если он представлял большую важность, Борману приходилось ждать за дверью. Я знал, что ему такое положение вещей не нравилось, и однажды я сказал об этом Гитлеру. Он ответил, что очень ценит Бормана, но что некоторые вещи ни в коем случае не должны получать огласку. Он сказал ещё, что Борман вообще настроен против военных и что его нужно сдерживать. Если бы у меня по этой причине вдруг возникли какие-то проблемы с Борманом, Гитлер должен был быть немедленно извещён об этом. Эти приватные встречи были, кстати, по-настоящему тайными. Мне приходилось прибывать в ставку на курьерском самолёте или – несколько раз – на курьерском поезде. Мои визиты не фиксировались ни одним протоколом и держались в строгом секрете. Я должен был видеться с Гитлером только в то время, когда он был, так сказать, не на службе.

С. Но ведь Борман всегда был при Гитлере, разве не так?

М. Большую часть времени. Но запомните, Борман не контролировал Гитлера. Только доступ к нему. Если Гитлер хотел увидеться с кем-то, он с ним виделся. Он часто не хотел, чтобы ему докучали всякой незначительной бюрократической ерундой, и использовал Бормана, чтобы тот не давал высшим должностным лицам НСРПГ надоедать ему. На самом же деле никто не контролировал Гитлера в этом отношении. Борман, безусловно, был полезен Гитлеру, но он очень ревниво относился к своему положению и был неоправданно подозрителен к любому ниже стоящему, если тот сближался с Гитлером. Я уже сказал, что Бормана не радовали мои посещения и он предпринял несколько слабых попыток помешать мне, но Гитлер быстро поставил его на место. Разумеется, это ещё больше разозлило Бормана, но его власть распространялась только на партийный аппарат, а я управлял гестапо, так что он не мог тронуть мою семью или моих друзей. Как видите, в конце концов Борман проиграл этот бой со мной, поскольку я тоже ничего не забываю.

С. У меня есть к вам несколько вопросов относительно Бормана, но мы можем вернуться к этому позднее. Приходилось ли вам общаться с Гитлером до событий, произошедших 20 июля?

М. Я несколько раз встречался с Гитлером. В самом начале… когда я только принял руководство гестапо, я видел его не очень часто. По большей части на разных приёмах.

С. Какие у вас были отношения с Гитлером?

М. Вы, должно быть, помните, что до того, как он пришёл к власти, мой отдел в баварской полиции занимался партией и её приверженцы частенько попадали к нам. Следовательно, лично ко мне Гитлер не питал особой симпатии, да и многие члены партии из Баварии не слишком радовались моему назначению.

С. Как же вы попали в СС, если у вас были такие сложные отношения с партией?

М. После прихода к власти в 1933 году Гейдрих взял меня и ещё нескольких моих сослуживцев из политического отдела в национальную полицию. Гейдрих был очень умным и практичным человеком, отличавшимся большой прозорливостью. Не забывайте, пожалуйста, что моя служба боролась и с коммунистами, мы относились к ним даже более сурово, чем к национал-социалистам.

С. У Гитлера не было других причин не любить вас или не доверять вам? Или, скажем, не допускать вас в свой круг?