Маркиз де Сад - Жюльетта. Том II

• Название: Жюльетта. Том II
• Автор: Маркиз де Сад
• Издательство: Продолжение Жизни
• Жанр: Эротика
• Год: 2003
• ISBN: 5-94730-005-2

Этот том включает четвертую, пятую и шестую книги одного из самых значительных произведений скандально известного маркиза Донасьена Альфонса Франсуа де Сада (1740-1814) — романа «Жюльетта».

В нем, как и в других своих сочинениях, маркиз де Сад описывает весьма жестокие способы сексуальных «развлечений» высшего сословия Франции середины XVIII века, поэтому это издание будет интересным для всех любителей жесткой эротической литературы.

---

Я пришла к заключению, что она может больше сделать своим языком, нежели руками, и обхватила ее голову бедрами, и она покорно лизала мне вагину, пока я рукой удовлетворяла себя. Онорина вела себя безупречно, возбудив меня сверх всякой меры, и я трижды изверглась ей в рот. После чего у меня возникло острое желание увидеть ее обнаженное тело целиком, я подняла ее с ложа и сорвала с нее остатки одежды… О, Господи! Меня ослепило возникшее передо мной великолепие — как будто я увидела яркую звезду, которая ранней весной наконец-то пробилась сквозь продолжительный зимний туман. И я могу поклясться, что никогда прежде я не видела столь прекрасного зада, никогда в жизни. Это была какая-то торжествующая красота, облаченная в нежную просвечивающую кожу. Это были несравненные груди, невероятные бедра и потрясающие ягодицы. Но самым главным во всем этом великолепии был зад. Величественный алтарь любви и наслаждения, не проходит и дня, до сих пор не проходит ни единого дня без того, чтобы мои мысли не устремлялись к тебе, чтобы воображение мое не простирало к тебе тоскующие руки, мечтая еще раз оказать тебе самые высшие почести…

Одним словом, я не могла сдержаться при виде этого божественного зада. Обладая вкусами и пристрастиями, скорее уместными для мужчины, я горько жалела о том, что не могу воскурить своему идолу более ощутимый фимиам. Я жарко целовала его, раздвигала полушария и с восторгом заглядывала в темную манящую глубину; мой язык касался стенок этой пещеры блаженства, а пальцы мои нежно массировали клитор Онорины, и таким образом я исторгла из нее новый оргазм. Но чем больше я ее возбуждала, тем больше впадала в уныние от того, что несмотря на все мои старания, возбуждение герцогини как бы застыло на мертвой точке.

— Знаете, моя радость, — проговорила я с нескрываемым сожалением, — в следующий раз, когда мы снова встретимся, я захвачу с собой какой-нибудь инструмент, который покажется вам убедительнее, чем мой язык, и я стану вашим любовником, супругом, ведь я говорила, что мечтаю обладать вами так, как о том мечтает мужчина.

— Ах, делайте все, что считаете нужным, — покорно откликнулась Онорина, — умножайте свидетельства вашей любви, и я сторицей верну их вам.

Потом Онорина попросила раздеться меня донага и жадно оглядела мое тело, но наука насаждения была ей неизвестна — тем более она не знала, как передать мне свой восторг. Впрочем, для моей пылавшей души это было неважно; мною любовалась прекрасная женщина, ее взгляд доставлял мне плотское удовольствие, и я купалась в блаженстве. Однако сластолюбивые и развратные создании, случись им оказаться в том положении, в каком была и, посочувствуют мне, поймут мое отчаяние, которое всегда охватывает человека, раздираемого на части неисполненными желаниями и так же, как сделала я, недобрым словом помянут Природу за то, что она внушает нам страсти, которые лесбиянки удовлетворить не в силах… Мы снова принялись ласкать друг друга я хотя так и не смогли добиться облегчения, в котором обе нуждались, мы там не менее насладились, насколько его было возможно, и, расставаясь, обещали встретиться еще раз,

Олимпия каким-то образом узнала, что я встречалась с герцогиней, и два дня спустя зашла ко мне, снедаемая ревностью.

— Онорина, конечно, привлекательна, двух мнений здесь быть не может, — заявила она, — но ты же не станешь отрицать, что она глупа, и я сомневаюсь, что она доставила тебе такое же удовольствие, которое ты получила в моих объятиях. Кроме того, Жюльетта, у нее есть муж, у которого длинный нос и длинные руки, и ты окажешься в серьезной опасности, если он узнает о вашей интрижке.

— Милая моя, — отвечала я княгине Боргезе, — дай мне еще пару недель, больше мне не требуется, и за это время я составлю полное представление об Онорине. Пока же, прошу тебя хорошенько запомнить; время от времени я могу развлекаться с добродетельными особами, но только злодейство любо моему сердцу.

— В таком случае больше не будем говорить об этом, — улыбнулась княгиня и поцеловала меня. — Ты рассеяла мои опасения. Я появлюсь в твоем доме, когда ты поймешь свое заблуждение, и надеюсь, что твоя связь с этой Грийо будет недолгой. Однако давай переменим тему, — продолжала она. — Тебя не удивил в прошлый раз тот факт, что я так свободно и раскованно играла роль шлюхи?

— Откровенно говоря, нисколько. Ведь я знаю глубину твоего ума и не сомневаюсь в твоих способностях.

— Но это еще не все, на что я способна. Кстати, оба кардинала делают погоду в Ватикане, и у меня есть свои причины ублажать их, не говоря уже о том, что они щедро платят, а я слишком люблю деньги. А теперь признайся мне, Жюльетта: ведь это ты обокрала Альбани? Не бойся: я никому не скажу и не стану упрекать тебя, ибо я так же неравнодушна к подобным проказам, и кто знает, может быть, я не меньше, чем ты, выудила у этих негодяев? Воровство доставляет мне удовольствие и возбуждает меня. Оно даже ускоряет оргазм — со мной обыкновенно так и бывает. Стыдно воровать для пропитания, но воровать для утоления страсти — приятно.

Мы с Олимпией совершили вместе немало безумств, и я решила довериться ее слову, тем более, что, на мой взгляд, можно спокойно признаться в мелком поступке человеку, который был вашим соучастником в серьезных преступлениях.

— Мне очень хочется, чтобы ты как можно лучше узнала меня, — сказала я Олимпии, — и твои предположения мне лестны: да, я действительно украла эти деньги. Более того, я сделала так, чтобы казнили невинное существо, на которое я бросила подозрение в краже, и удачного совпадения этих маленьких гнусностей было достаточно, чтобы я получила поистине плотское наслаждение.

— Ах, черт меня побери, как мне знакомо это ощущение! Примерно год тому назад я сделала то же самое, и мне хорошо известны все приятные моменты, которые сопровождают плевок в лицо добропорядочности. Но пришла я к тебе для того, чтобы сообщить, что в самом скором времени мы будем ужинать с его святейшеством: Браски собирается приобщить нас к его чудовищным утехам. Именно чудовищным, так как Наместник Христа развращен до крайности, безжалостен и кровожаден; чтобы поверить этому, это надо увидеть. Совсем рядом с помещением, где будет происходить эта оргия, находится сокровищница Ватикана, я знаю, как открыть дверь, а там есть чем поживиться. Поверь, Жюльетта, взять деньги не составит никакого труда: его святейшество в этом отношении беззаботен, тем более, что мы станем свидетельницами его мерзостей. Так ты согласна помочь мне в этом предприятии?

— Разумеется.

— Я могу ни тебя положиться?

— Какой может быть разговор, если речь идет о преступлении?

— Но Грийо ничего не должна знать об этом.

— Это предупреждение совершенно излишнее, дорогая княгиня, и не думай, будто мимолетная прихоть заставит меня забыть наши отношения или причинить им вред: меня просто забавляет эта интрижка, но всерьез я принимаю только настоящее распутство, только ему есть место в моем сердце, только оно способно возбудить меня, и я принадлежу единственно ему.

— Да, злодейство обладает замечательными свойствами, — кивнула Олимпия, — и на меня не действует ничто так сильно; в сравнении с ним любовь — это невыносимо скучная штука. Ах, радость моя, — все больше воодушевлялась княгиня, — я дошла до такой стадии, где мне необходимо прибегнуть к преступлению, чтобы возбудиться хоть чуточку. Преступление, совершенное мною из мести, кажется мне ничтожным пустяком с тех пор, как ты ввела меня в мир мерзостей, связанных с похотью.

— Совершенно верно, — добавила я, — самые сладостные преступления — это те, которые ничем не мотивированы. Жертва должна быть абсолютно безвинной: если она причинила нам какое-нибудь зло, наш поступок будет в какой-то мере оправдан, но только наша несправедливость становится источником самых чистых и бескорыстных наслаждений. Надо творить зло, надо быть злым и жестоким — вот великая и непреложная истина, но об этом не может быть и речи, когда наша жертва не меньше, чем мы сами, заслуживает своей участи. В этом случае особенно рекомендуется неблагодарность, — продолжала я, — ибо неблагодарность с твоей стороны есть еще один лишний удар, который ты наносишь жертве, тем самым ты заставляешь ее горько пожалеть, что она когда-то доставила тебе приятные минуты, и это обстоятельство само по себе заставит тебя испытать огромное блаженство.

— О, да, да! Я прекрасно тебя понимаю и надеюсь, что меня ждут впереди редкие и изысканные удовольствия… Мой отец еще жив, он всегда был бесконечно добр и внимателен ко мне. он до сих пор обожает меня и одаривает подарками; я много раз кончала при мысли разорвать эти узы: я терпеть не могу чувствовать себя кому-то обязанной, это меня удручает и лишает покоя, и я давно собираюсь избавиться от этого бремени. Говорят, отцеубийство — это самое черное преступление, и даже представить себе не можешь, как сильно оно меня искушает… Но послушай, Жюльетта, и посуди сама, до чего доходит мое порочное воображение. Ты должна помочь мне. Я знаю, что будь на моем месте кто-нибудь другой, ты бы вдохновила его, убрала бы все преграды с его пути; ты бы ему доказала, что если трезво смотреть на вещи, нет ничего дурного в убийстве отца, а поскольку ты необыкновенно умна и красноречива, твои аргументы без труда убедят кого угодно. Но я прошу употребить все свои способности и в данном случае поступить совершенно иным образом: мы с тобой уединимся в спокойном уголке, ты будешь ласкать меня и рисовать ужасную картину преступления, которое я задумала, рассказывать о наказании, полагающемся за отцеубийство, будешь упрекать меня и отговаривать от этого чудовищного плана; чем настойчивее будут твои уговоры, тем тверже сделается мое намерение, ведь, насколько я понимаю, сладострастный трепет предвкушения рождается именно из этого внутреннего конфликта, из которого я должна выйти победительницей.