Борис Диденко - Цивилизация каннибалов

• Название: Цивилизация каннибалов
• Автор: Борис Диденко
• Жанр: Психология

Представлена новая концепция антропогенеза, становления Homo Sapiens. Человечество не является единым видом. Оно состоит из четырех видов, у которых различная морфология коры головного мозга. Два вида – хищные, с ориентацией на людей. Хищное меньшинство привносит в наш мир бесчеловечную жестокость, бесчестность и бессовестность.

---

Диффузный вид наиболее плодовит, это – его второе качество, которое «культивировалось» в нем наряду с внушаемостью. Кроме того, он мало подвержен влиянию таких причиндалов хищных видов, как «любовь» и «каноны красоты». «Стерпится – слюбится», «с лица воды не пить» – таково примерно сексуальное кредо диффузных людей. Всем этим объясняется повышенная, опятьтаки «малоразумная», рождаемость в беднейших условиях, что стало основной причиной демографического взрыва, который есть не что иное, как высвобождение диффузной и неоантропической составляющих человеческого семейства – собственно, именно людей – из смертельных тисков суперанималов и суггесторов. Ведь и войны, и репрессии, и эпидемии, и голод – все это следствия жутких общественных и жизненных условий, создающихся с трагической неизбежностью при господстве хищных гоминид, при претворении в жизнь (точнее, «в смерть») их «морали господ», тождественной полному аморализму.

Термин «диффузный» охватывает и дополняет понятие конформности – с внешней, поведенческой стороны. Если конформизм – это способность легко верить власть имущим лгунам и другим «авторитетам», то диффузность – это уже «претворение этой веры в жизнь»: всегдашняя готовность (после небольшого раскачивания) маршировать в нужную хищным гоминидам сторону. Отсюда и необычайная адаптируемость этого вида практически к любым условиям – по большей части жутковатым; их способность проникать, «диффундировать» в любые социальные щели и приспосабливаться к ним, влачить существование в самых невероятных, предельно дискомфортных – и психологически и физиологически – социальных средах, безо всякого желания изменить их или вырваться оттуда.

Конечно же, это не может не иметь трагических сторон: при всяких «переходных процессах» или «периодах адаптации» люди в невероятных количествах гибнут, но. в итоге, оставшиеся в живых привыкают ко всему. Задним числом они иногда способны удивляться тому, как это они только могли так раньше жить, хотя их «улучшенное», новое положение опять-таки имеет свою, незамечаемую ими уже теперь, чудовищную составляющую. Хуля умершего тирана, они носятся, как с писаной торбой, со следующим, лишь потом спохватываясь, что и «так жить нельзя» тоже.

Они точно так же способны на хищное научение, как и на любое другое. Именно это смазывает общую видовую картину человечества: хищно ориентированные диффузные люди загораживают собой истинных хищников, подобно тому, как подзуживаемая толпа растворяет в себе «серых иерархов» – подстрекателей. В этом как раз и заключается то важное обстоятельство, что при открывшихся перед диффузными людьми честных позитивных путях, они непременно последовали бы и по ним.

Так что есть достаточно определенная уверенность в том, что по устранении хищной социальной среды диффузный человек точно так же пойдет и к нормальной человеческой жизни, хотя, возможно, и с большей долей сопротивления, чем, например, та, с которой он неосознанно противился тому, как его большевистской «дубиной загоняли в земной рай», который оказался, после более чем 70 лет проверки на соответствие с «материальнотехническим заданием», действительно построенным в проектируемом месте, т.е. на Земле, но только – адом! «Твердая рука» у безумной и безнравственной «головы» неизбежно покрывается кровью безвинных, никому не нужных, напрасных жертв.

[Прибавление. Здесь кроется некий парадокс: на умное дело диффузных людей уговорить труднее, чем подбить на дурость, она им «ближе и роднее». Именно в этом обстоятельстве состоит горькая обоснованность «необходимости твердой руки» властей по отношению к «неразвитому, темному» народу, в противном случае он полностью «распоясывается» – понятно, «под руководством» оппозиционных неотроглодитов и суггесторов. Хотя, в принципе, требуется лишь время, чтобы дать людям возможность «перебеситься», а изолировать и устранить требуется лишь хищных организаторов преступлений и беспорядков, но власти никогда этого не делают, и «вовремя» (это их тактический ход!) «закручивают гайки», вводя ту или иную диктатуру].

Нужно всегда отдавать себе отчет в том, что диффузный вид – собственно, народ – является большинством человечества, и именно он и есть единственный гарант и основа будущего. И если это будущее у человечества состоится, то только благодаря выходу диффузного вида на неоантропический уровень, и первым шагом на этом пути должен явиться полный отказ от хищного научения. Но, к сожалению, удивительные конформно-адаптивные (=диффузные) свойства этого вида пока что способствуют ему в хищном научении, под которым понимается подражание (завистливое или вынужденное) поведению хищных видов. Но получается это у них очень плохо (что и хорошо!), поэтому таких диффузных «выучеников» обычно «видно за версту», ибо у них нет ни врожденного артистизма суггесторов, ни звериной жестокости суперанималов-неотроглодитов.

А самое главное и важное отличие состоит в том, что того психосоматического наслаждения от содеянного, которое и является, собственно, движителем для хищных гоминид, диффузные – хищно ориентированные – люди не получают, больше радуясь, например, позолоченным атрибутам власти (с ее такими «бубенчиками», как спесь, чванство и самодурство), чем самой этой предоставившейся возможности уни(что)жать людей. В итоге они практически всегда приходят к раскаянию – в том, конечно, случае, если остаются достаточно долго в живых, бродя по хищным тропам и успевая, к сожалению, «натворить дел».

И если бы не было этой способности диффузного человека приобретать – пусть и неумело – облик хищника, то положение суперанималов и суггесторов было бы откровенно незавидным. Их отлавливали бы «всем миром» моментально – до такой степени они выделялись бы тогда на общем нехищном фоне своей злобностью и хитростью («умом животного»).

Но наличие таких – способных на искреннее раскаяние (нередко – предсмертное) – диффузных людей, нравственно деформированных тяжелым детством или же дурацкой «романтикой» лихой бесшабашной юности, и в результате приобретших хищную жизненную ориентацию, заставляет общественное мнение (а его, понятно, формирует диффузное большинство, и в этом заключен еще один, и далеко не смешной парадокс утверждения «народ всегда прав») экстраполировать возможность искреннего раскаяния на всех людей без исключения, тем самым оставляя преступления хищных гоминид на их «совести», в понимании которых все эти представления о совести, морали, нравственности есть нечто вроде восходящих степеней безумия, последняя из которых как раз – раскаяние! И весь увещевательный эффект по отношению к хищным гоминидам наиболее точно выражен в известной пословице: «Как волка ни корми, он все в лес смотрит!»

СУГГЕСТОРЫ: ПСЕВДОЛЮДИ

Всякая возможность причинить зло своим ближним доставляет им особое, изощренное удовольствие. (Б.Данэм)

Легко живется тому, кто нахален, как ворона, дерзок, навязчив… (Дхаммапада: 244)

В процессе видообразования суггесторы выделились на втором этапе антропоморфоза, уже после образования диффузной группы «кормильцев». Суггесторы «благополучно» отпочковались от этой – уж очень явно «неблагополучной» – группы, пойдя по пути имитации интердиктивных действий палеоантропов – внутривидовых агрессоров. Суггесторы смогли успешно подражать их агрессивности и смелости, оттесняя при этом свой собственный страх, удачно маскируя его своей противоположностью – видимым бесстрашием, как бы воплотив принцип «лучшая защита – нападение». Это, скорее, то, что ныне именуется «наглостью», «нахальством». Так на свет божий вслед за «злом» выступило «коварство». «Хищническая духовная позиция включает в себя две черты: злобность и коварство» [3].

На протяжении всей истории человечества суггесторы были единственным видом из четырех, большинство представителей которого жили в свое удовольствие практически в любых условиях. Суггесторы всегда образуют общественный слой т.наз. «ликующих» в этом мире. Именно они и составляют подавляющее большинство чудовищного конгломерата «сильных мира сего», создавая собой прихлебательское и «подсиживающее» обрамление при тех, кто находится «в силе», «в законе». Не имеющие совести, не способные иметь ее изначально, apriori, суггесторы могут переживать и страдать лишь от пресыщения и злоупотребления теми или иными «радостями жизни». Психологическое ядро этого вида по типологии К. Юнга [25] составляют «сенсорные экстраверты» – крайне мерзкие субъекты, стремящиеся к рафинированным и изощренным удовольствиям. Большинство же суггесторов неудержиммо тремятся к удовольствиям вообще, как к таковым, вплоть до самых грубых и примитивных («По утрам он поет в Клозете»).

Если суггестор имеет высокий социальный статус, то он именуется в прижизненных биографиях не иначе как «жизнелюб» (в медицинской терминологии – «биофил»). Если же он оказывается на опальных социальных позициях, то получает тогда более звучные, и к тому же более объективные определения: развратник, потаскун, сволочь, паскуда и т.д. по нисходящей, вплоть до многочисленных нецензурных характеристик просторечия, сохраняющих, впрочем, свою объективность.