Александр Дюма - Любовное приключение

• Название: Любовное приключение
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-БИЗНЕС-ЦЕНТР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-7287-0001-2

Биографическая повесть Дюма «Любовное приключение» («Une aventure d'amour»), в которой автор светло и, скорее всего, искренне вспоминает историю своих взаимоотношений с актрисой Лиллой Бульовски, а заодно обращается к своему прежнему страстному роману с певицей Каролиной Унгер.

---

— Это какая же? — спросил он.

— Самая красивая.

— А, та, что в шляпе наподобие мушкетерской?

— Точно.

— Ну вы и ловкач!

— Вы так думаете?

— Красавица!

— Да, но только не моя.

Начальник поезда лукаво посмотрел на меня и пошел прочь, с сомнением качая головой.

— Качайте головой сколько хотите, но это так и есть, — сказал я ему, совершенно раздосадованный тем, что не сумел его убедить в своей непорочности.

Поезд тронулся. Когда он остановился в Понтуазе, уже совсем стемнело. Моя дверь открылась, и я услышал голос начальника поезда:

— Поднимайтесь, сударыня, это здесь.

Я протянул руку и помог моей прекрасной попутчице подняться на две ступени.

— О! Вот и вы, наконец! — воскликнул я.

— Время тянулось для вас медленно?

— Конечно, ведь я был один.

— А мне, наоборот, казалось, что время идет медленно, потому что я была не одна. К счастью, я закрыла глаза и думала о вас.

— Вы думали обо мне?

— А разве нельзя?

— Ну уж я за это вас бранить не буду. А все-таки, какого рода мысли у вас были обо мне?

— Самые нежные.

— Ах, вот как!

— Да, и я вас уверяю, что я вам в высшей степени признательна за то, как вы себя со мной ведете.

— Неужели?

— Уверяю вас.

— Это в порядке вещей. Вот только когда вы окажетесь в Вене, вы надо мной посмеетесь.

— Нет, ведь я не только честная женщина, но, полагаю, еще и умная женщина…

— А я умный мужчина, как по-вашему?

— Со всеми и для всех — да. — А для вас?

— Для меня вы еще лучше: вы добрый человек. Теперь поцелуйте меня и пожелайте мне спокойной ночи — я чувствую себя очень усталой.

Уж не знаю на какой манер я ее поцеловал — на немецкий или английский. Она же подарила мне поцелуй, который для любой француженки означал бы очень много, а затем спокойно устроилась в своем уголке.

Я смотрел на нее, пытаясь убедить себя в том, что если мужчина неуважительно ведет себя по отношению к женщине, то, несомненно, она сама этого хотела.

Она несколько раз меняла свое положение, тихо ворча, потом открыла глаза и, глядя на меня, сказала:

— Определенно мне будет удобнее, если я положу голову вам на плечо.

— Вам, возможно, и будет лучше, — ответил я ей, смеясь, — но вот мне точно будет хуже.

— Так вы мне отказываете?

— Черт возьми, и не думал.

Мы сидели напротив друг друга. Я пересел к ней. Она сняла свою шляпу, повязала на шею шелковый платок, устроилась у меня на плече и через мгновение спросила:

— Мне так очень удобно, а вам?

— У меня на этот счет нет своего мнения.

— Ну, тогда до завтра, может, оно у вас появится. Утро вечера мудренее.

Она сделала еще несколько движений, устраиваясь, словно птица, которая прячет голову под крыло, нашла своей рукой мою и тихонько ее пожала, желая мне спокойной ночи, пошевелила губами, пробормотав что-то невнятное, и заснула.

Мне никогда раньше не приходилось испытывать столь необычное чувство, как то, что я пережил, когда волосы этого очаровательного создания коснулись моих щек, а на своем лице я ощутил ее дыхание. Ее лицо приобрело такое детское, невинное и спокойное выражение, какого я до этого не видел ни у одной женщины, спавшей у меня на груди.

Я долго разглядывал ее, а потом мало-помалу мои глаза стали то закрываться, то открываться. Я приложил к ее лбу губы, прошептав, в свою очередь: «Спокойной ночи!» — и заснул тихим и сладостным сном.

В Валансьене начальник поезда лично открыл наш вагон, прокричав:

— Валансьен, стоянка двадцать минут!

Мы одновременно открыли глаза и засмеялись.

— По правде сказать, я никогда раньше так сладко не спала, — сказала Лилла.

— То, что я вам отвечу, откровенно говоря, не очень галантно: но я тоже.

— Вы очень милый человек, — сказала она, — и у вас есть большое достоинство.

— Какое?

— Вы остаетесь загадкой, и это готовит сюрпризы тем, кто с вами знакомится.

— Вы обещаете оправдать меня в глазах Сапфира?

— Клянусь это сделать.

— И пришлете мне клиенток?

— О, вот этого не будет, я вас в этом заверяю.

— Однако, если бы я вел себя с теми, кого вы рекомендуете, так же как с вами?

— Меня бы это сильно огорчило.

— А если бы я вел себя совсем по-другому?

— Я была бы ужасно рассержена.

— Так что же вы предпочитаете в конце концов?

— Бесполезно вам об этом говорить, поскольку я никого не буду вам рекомендовать.

— Вы будете выходить или останетесь?

— Я остаюсь, мне очень хорошо. Только позвольте мне изменить положение и устроиться на вашем правом плече.

— Вы находите, что я, как святой Лаврентий, уже достаточно поджарился с левой стороны, не так ли? Хорошо, действуйте.

Она примостилась на моем правом плече так же, как раньше на левом, снова заснула и не просыпалась уже до Брюсселя.

— Вы будете выходить? — спросила она.

— А что скажут ваши венские знакомые, увидев нас вместе?

— Действительно, я о них и забыла. Где вы обычно останавливаетесь?

— В гостинице «Европа»; но там обо мне сложилось столь плохое мнение, что ради вас я предпочел бы поехать в другое место.

— Выбирайте.

— Тогда — гостиница «Швеция».

— Хорошо. Так как вы приедете раньше меня, ведь у меня десять или двенадцать чемоданов, подберите мне комнату.

— Будьте спокойны.

— Вы меня не поцелуете?

— Нет, черт возьми, вы сами меня поцелуете, если вам так этого хочется.

— Вы безусловно самый настойчивый из всех, кого я знала! — сказала она.

И она меня поцеловала, заливаясь смехом.

Час спустя она была в гостинице «Швеция». Проводив ее в приготовленную для нее комнату, я вежливо поцеловал ей руку и удалился, бормоча:

— Как было бы замечательно, если бы можно было иметь женщину-друга!

Излишне говорить, что я снял себе комнату на той же лестничной площадке.

Я принял ванну и заснул.

Проснувшись, я справился о своей попутчице. Она уже ушла и занялась отправкой своих десяти или двенадцати чемоданов, которые должны были следовать малой скоростью, в то время как она будет совершать свое артистическое турне в поисках г-жи Шредер.

Как все артисты, привыкшие к быстрым переездам, моя попутчица отличалась тем, что была не более обременительной, чем мужчина: она собирала и упаковывала свои чемоданы, набивала и закрывала свои дорожные сумки и всегда была готова за пять минут до назначенного срока, о чем никогда не следует просить ни одну светскую женщину.

Пока я справлялся о ней, она вернулась.

— Признаться, — сказал я ей, — мне подумалось, что вы упорхнули.

— Да так и было.

— Но я подумал, что навсегда.

— Я похожа по натуре на ласточку — всегда возвращаюсь в свое гнездо.

— Что же вы сделали?

— Я отправила все свои чемоданы и получила за них квитанции. В итоге у меня осталось только платье, что на мне, еще одно в сумке и шесть рубашек. Ни один студент не сделал бы лучше, уверяю вас.

— И когда вы уезжаете?

— Когда вы пожелаете.

— Однако вы хотите посмотреть Брюссель?

— А что стоит смотреть в Брюсселе?

— Церковь святой Гудулы, площадь Ратуши, пассаж святого Губерта.

— Что еще?

— Еще Зеленую аллею.

— А еще?

— Вот, пожалуй, и все.

— Хорошо, отведите меня в какой-нибудь кабачок, и я угощу вас завтраком.

— Вы?

— Да… Отправка чемоданов обошлась мне дешевле, чем предполагалось, и теперь я богачка. Что здесь едят?

— Остендских устриц, копченую говядину, раков.

— А что пьют?

— Фаро и ламбик.

— Давайте выпьем фаро и ламбик и поедим раков, копченую говядину и остендских устриц.

— Согласен.

И мы отправились в кабачок.

Уверяю вас, что, если бы на моей приятельнице были брюки и редингот вместо платья и пальто с капюшоном, я пал бы жертвой самообмана и пребывал в уверенности, что являюсь наставником приятного молодого человека, а не кавалером хорошенькой женщины.

Мы позавтракали, потом посетили церковь святой Гудулы, пассаж святого Губерта и площадь Ратуши, прогулялись по Зеленой аллее и вернулись в гостиницу «Швеция».

— Итак, мы увидели в Брюсселе все заслуживающее внимания? — спросила меня попутчица.

— Все, кроме Музея.

— А что в этом Музее?

— Четыре или пять великолепных полотен Рубенса и два или три дивных полотна Ван Дейка.

— Почему вы не сказали мне об этом сразу?

— Я забыл.

— Ну и гид!.. Пойдемте осматривать Музей.

Мы пошли в Музей. Замечательная актриса, которая знала Шекспира так же хорошо, как Шиллера, Виктора Гюго -как Шекспира, Кальдерона — как Виктора Гюго, знала и Рубенса и Ван Дейка — как Кальдерона и рассуждала о живописи так же, как о театре.

Мы провели в Музее добрых два часа.

— И что же еще осталось мне увидеть в столице Бельгии? — спросила она, выйдя из него.

— Госпожу Плейель, если хотите.