Александр Дюма - Царица Сладострастия

• Название: Царица Сладострастия
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 5-7287-0244-9

---

Герцог, отличавшийся крайней бережливостью, не часто устраивал праздники и ясно дал мне понять, что посвящает их мне. Сидя за праздничным обедом, я была задумчива, хотя и старалась держаться как обычно; во мне все трепетало, поскольку герцог Савойский неотрывно смотрел на меня и, видимо, наслаждался моим замешательством. Но он не догадывался, что оно означает. Я всего лишь искала способ избавиться от него, не усложняя нашей семье положение при дворе. Хорошо зная его, я была уверена, что он затаит злобу, подобно всем мужчинам с таким характером, как у него.

К великой моей радости, после застолья надо было идти к вечерней службе. Ни о чем другом я думать не могла и, увидев у алтаря славного аббата Пети, решила рассказать ему обо всем, и немедля. Я попросила его навестить меня сразу после богослужения; чтобы не пойти на ужин к их высочествам, я заявила, что устала, и сидела одна в своей комнате, сгорая от нетерпения и желая открыть свое сердце достойному аббату.

Он не заставил себя ждать. Никогда, какая бы ни случалась беда, ждать его не приходилось; увидев, как я бледна и печальна, он сразу спросил, в чем причина моей грусти.

— Увы! Меня искушают, мой добрый отец, именно об этом я и хотела вам сразу поведать.

— Говорите, сударыня, доверьтесь мне, и да услышит вас Бог!

Я рассказала ему всю историю, с. первого дня, когда у меня закрались подозрения, включая случай в исповедальне и признание принца Гессенского.

Он слушал меня не перебивая, затем похвалил за искренность, за то, что, опасаясь за себя, пришла к нему вовремя, пока зло не успело еще пустить корни.

— Самое опасное во всем этом — любовь его высочества; теперь остался только один выход: пусть герцог поймет, что с вами он напрасно теряет время, и поищет утешения в другом месте. Откажитесь от участия в празднествах.

— Я сама только этого и хочу, но как отказать принцу?

— Не нужно никаких уловок; сделайте так, чтобы он пригласил вас опять, и смело скажите «нет».

— А если он рассердится на меня, а главное, на графа ди Верруа, если он лишит его доверия и тем самым лишит надежд на будущее?

— Это трудно, я знаю; если б вы были постарше, то, быть может, следовало бы хитрить, но такое юное создание, как вы, не должно подвергать себя опасности, так будьте же чистосердечны и откровенны.

— Но имею ли я право губить своего мужа, ведь он даже не подозревает об опасности и ее причине?

— Будьте осторожны, сударыня, вы уже назначаете цену долгу, и было бы грешно предполагать, что господин ди Верруа способен пойти на подобный торг.

— Я вовсе и не думала об этом; но если бы граф был в курсе происходящего, возможно, он нашел бы выход, которого мы не видим.

Кюре покачал головой:

— Тянуть время — значит все потерять, сударыня. Вспомните о высоком положении воздыхателя, его могуществе и его достоинствах.

— Я люблю своего мужа, сударь, — просто ответила я.

— Это лучший из доводов, сударыня, однако ваше отсутствие на празднестве делу не повредит.

Мы проговорили долго, обсудив вопрос со всех сторон, и пришли к выводу, что нужно лишить принца надежды на взаимность и, если меня вынудят присутствовать на празднествах, все рассказать свекрови, которая станет для меня лучшей зашитой и лучшим препятствием в замыслах принца.

На следующий день после этого разговора я напустила на себя важный вид и ждала, когда герцог Савойский подойдет ко мне, преисполненная решимости вежливо попрощаться с ним.

Он приблизился ко мне, когда я отошла к окну, и спросил, преодолела ли я внезапную усталость, помешавшую мне накануне присутствовать на ужине.

— Нет, ваша светлость, напротив, я утомлена как никогда.

— Надо поправиться до праздников: они скоро начнутся, сударыня.

— В это время я буду чувствовать себя еще хуже, ваша светлость.

— Что это значит, сударыня?

Я уловила насмешку в его глазах, а также уверенность в том, что он добьется своего, и это возмутило меня. Мой ответ прозвучал очень надменно:

— Это значит, ваша светлость, что я не люблю праздников и не намерена в них участвовать.

— А если подождать до тех пор, пока здоровье позволит вам сделать это?

— Даже в этом случае меня там не будет, монсиньор, и особенно в этом случае.

— Как угодно, сударыня, — ответил он, явно задетый за живое.

Полагая, что сказано достаточно, я не стала ждать, пока он соизволит меня отпустить, смиреннейшим образом сделала реверанс и удалилась.

Такая невообразимая вольность была красноречивее слов. Герцог еще минуту постоял у окна, чтобы прийти в себя. Он был чрезвычайно разгневан, но снова подошел к дамам и постарался вести себя очень любезно, хотя его переполняла ярость. В этот день он больше не заговаривал со мной и продолжал сердиться еще несколько недель.

Я не доверила своей тайны моему официальному исповеднику отцу Добантону. Этот иезуит не внушал мне ничего, кроме неприязни, а его манеры святоши не могли обмануть меня и вызвать на откровенность. Аббат не раз пытался заглянуть в отдаленные уголки моего сердца, но видел только то, что я позволяла увидеть. Он делал странные намеки, пытаясь понять, на что я способна и куда меня можно направить. Не знаю, кому он служил — ордену иезуитов, стремившемуся усилить свое влияние при дворе, или г-ну делла Скалья с его страстью ко мне. Как бы то ни было, он посвятил меня в такие дворцовые интриги, о которых я и не подозревала; допуская, что я могла быть замешана в них, аббат спрашивал, что мне об этом известно. Однажды он рассказал мне о тайных страстях, сжигающих членов одной и той же семьи.

— Брат и сестра, кузен и кузина, дядя и племянница иногда поддаются подобной слабости, — сказал он.

Видя, как я поражена и возмущена его откровениями, он не зашел слишком далеко. Но все же успел сделать упор на словах «дядя» и «племянница».

Под конец аббат посоветовал мне держаться подальше от подобной преступной любви.

Какая низость!

Позднее я узнала, что после этого разговора он встречался с аббатом делла Скалья.

Но в тот период, который я сейчас описываю, между ними состоялся другой, более важный разговор.

Несмотря на мое молчание и мою сдержанность, Добантон уже узнал о любви герцога Савойского, и можете себе представить, какое значение имело для него и для ордена иезуитов проникновение в подобную тайну.

Теперь я могла стать орудием, посредством которого иезуиты надеялись обрести подлинное могущество.

И отец Добантон стал пособником герцога Савойского, своими наставлениями пытался склонить мое сердце к любви, не имеющей ничего общего с любовью к Богу.

Аббат делла Скалья со своими страстями, не приличествующими его возрасту, был очень искусно отстранен. Отец-исповедник сделал вид, что возмущен его намерениями, и пристыдил собрата. Делла Скалья понял, что ветер подул с другой стороны, и поклялся, что узнает, чьему постороннему влиянию подчиняется мой духовник, хотя он сам выбрал его для меня, доверившись совету монаха Луиджи.

Затем, подумав как следует, он сказал себе:

«Что ж, отравить душу не удалось, но у меня еще остались другие страшные яды. О отец Добантон! Вы намерены использовать сердце графинюшки только для того, чтобы упрочить свою власть; нет, прежде чем вы преуспеете в этом, я разобью, уничтожу орудие, которое вы собираетесь пустить в ход».

Мне кажется, что к тому времени аббат делла Скалья уже разгадал тайные помыслы герцога Савойского. Дядя моего мужа не лишен был дара дипломата: он провел свою жизнь среди интриг и у него был зоркий, наметанный глаз.

А теперь вернемся к Виктору Амедею.

Однажды вечером г-жа ди Пеция во время игры непринужденно беседовала с герцогом и со смехом спросила, куда подевались знаменитые празднества, о которых он объявил так давно, и дождутся ли когда-нибудь придворные этого радостного события.

— Это не моя вина, сударыня; божество, которому я их посвящаю, отвергает мой дар.

— Ваша светлость, она наверняка примет этот дар, когда вы предложите его всерьез. Это послужит средством смягчить ее сердце и заставить прислушаться к вам.

— Вы так полагаете, сударыня?

— А вы сомневаетесь, ваша светлость? Я считала вас более искушенным в том, что касается дам. Она отказывается для того, чтобы ее упрашивали. Ваша гордячка неприступна, но не более других.

Госпожа ди Пеция, очень умная пожилая женщина, при дворе могла не стесняться в выражениях. Она была весьма сведущей в делах любви и не скрывала этого, однако не переходила грани, соседствующей с цинизмом. Эта дама охотно рассказывала о своей молодости и была снисходительна к похождениям других. Истовой святошей она не стала, но молилась Богу, ходила в церковь и говорила, что Всевышний больше заслуживает любви, нежели его создания, и что только у этой любви не бывает мучительного завтра и сожалений по поводу разбитых надежд. Герцог любил ее и охотно посвящал ее в свои дела.