Александр Дюма - Олимпия Клевская

• Название: Олимпия Клевская
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-7287-0058-6

Сюжет романа Дюма «Олимпия Клевская» — история трагической любви красавицы-актрисы и талантливого актера, беглого иезуитского послушника, судьба которых оказывается самым тесным образом связана с интригами при дворе юного короля Людовика XV.

---

Драгун с фонарем в руке налетел на пристава, которого он как следует не разглядел, и дал ему в раздражении хорошего тумака, сопроводив его словами:

— Эй, грубиян, ты что, не видишь моего офицера?

Пристав не преминул бы обидеться и составить протокол, будь офицер всего лишь лейтенантом, однако при свете фонаря наш судейский распознал, что перед ним полковник, а потому оставил свою досаду при себе и уступил дорогу.

Теперь уже можно было рассмотреть среди трех драгунов, двое из которых следовали на некотором расстоянии сзади, весьма красивого кавалера, украшенного кружевами и благоухающего розами.

За спинами драгунов маячил мальчик-лакей, везший его шпагу и плащ. Покосившись на пристава и его альгвасилов, полковник бросил тому, что нес фонарь:

— Э-э! Посвети-ка туда, Лавердюр: сдается мне, у них дичь, вон там, за приставом.

— Да, господин полковник, — подобострастно откликнулся обладатель черной мантии.

— Превосходно, исполняйте свой долг, — с легким презрением сказал полковник. — Кстати, на какой улице мы находимся?

Пристав доложил:

— На улице Ла-Реаль, господин полковник.

— О, до нее мне дела нет. А вот далеко ли отсюда до улицы Монтион?

— Вы уже у цели, господин полковник: мы как раз оттуда.

— Отлично, благодарю вас.

— Первый поворот налево, господин полковник.

— Ступай, Лавердюр.

— Слушаюсь, господин полковник.

— А ты, — офицер повернулся к лакею, — отыщи-ка мне дом мадемуазель Олимпии де Клев.

Слуга ускорил шаг и быстро оказался во главе тех, за кем он до сих пор следовал по пятам.

Услышав имя Олимпии, Баньер, казалось, очнулся от своего мертвенного забытья. Широко раскрыв глаза, он заметил и фонарь, и мундиры, и эполеты, различил голоса и звяканье шпор.

Осознание всего этого привело к тому, что он опустился на придорожную тумбу, не в силах сделать более ни шагу.

— Ах, Боже мой! — повторял он. — Ах, Боже мой! Драгуны с полковником между тем проследовали мимо.

— Ах, Боже мой! — все твердил бедный Баньер.

— Ну? Мы идем, наконец, или так и будем стоять? — спросил пристав.

— Господин пристав, арестованный больше не хочет идти, — доложил один из стражников.

— Так пинка ему, пинка!

— Да мы уже пинали, господин пристав.

— Тогда колите.

— Мы и кололи, господин пристав.

Пристав подошел вплотную к Баньеру, совершенно взбешенный.

Этот достойный человек не видел ничего подобного: если иной раз и находятся те, что не поддаются пинкам, то уж уколам не может противостоять никто и никогда.

Баньер застыл на своей тумбе, весь бледный, растерзанный, избитый. Его остекленевший взор упорно обращался в сторону улицы Монтион, туда, где на его глазах скрылись лакей, фонарь и два драгуна, сопровождавших полковника, который, вне всякого сомнения, направлялся к Олимпии.

— Ах, Боже мой! — бормотал он. — Вот и объяснение: она ждала нового любовника и подстроила мой арест лишь затем, чтобы избавиться от меня. Ах, Боже мой!

Сказать по правде, соображения такого рода прямо созданы, чтобы задубить шкуру влюбленного, даже если та отличалась до того особой чувствительностью, и сделать ее неподвластной воздействию тумаков и уколов.

Приставу пришлось пустить в ход последнее средство, предусмотренное законом для подобных случаев.

Он велел уложить Баньера на носилки из связанных между собою ружей, и таким образом бедняга и был доставлен в ратушу, а оттуда в тюрьму.

Стражники при этом страдали, право же, больше, чем он: они сочли ношу весьма тяжелой.

XXXIV. ГОСПОДИН ДЕ МАЙИ

Олимпия еще не успела оправиться от горя и ужаса, причиненных ей арестом Баньера, когда она снова услышала голоса — сначала на улице у ее дверей, а потом и в прихожей.

Слуга, уже напуганный визитом стражников, ни минуты не противясь, без доклада впустил в дом новый мундир, сопровождаемый еще несколькими.

Да что там! Этот достойный малый позволил бы вломиться к своей хозяйке хоть целой армии, явись она даже солдат за солдатом.

Олимпия, бросившаяся к двери, чтобы узнать, какова причина всего этого шума, и надеявшаяся, что это привели обратно Баньера, внезапно отшатнулась с возгласом:

— Господин де Майи!

И действительно, полковник, по-прежнему в сопровождении драгуна, несшего фонарь, устав спрашивать, можно ли видеть мадемуазель де Клев, и раздражаясь, оттого что не получает никакого ответа, уже входил в комнату.

— Да, сударыня, это я, — объявил он, — я самый. Слуга у вас уж слишком неразговорчивый.

— Господин де Майи! — повторила Олимпия, чей рассудок, ослабленный предыдущей сценой, не справлялся с этим новым потрясением, накатившим, как штормовая волна.

— Э, да я… похоже, я здесь некстати, как внезапное явление призрака… или мужа! — заметил полковник с усмешкой.

— Простите! Простите! — бормотала Олимпия. Увидев, что полковник взял мадемуазель де Клев за руку, драгун и лакей ретировались.

Она села, едва живая.

— Я то ли пугаю вас, то ли стесняю, — учтиво заговорил г-н де Майи, — а хотел бы, чтобы было исключено как то, так и другое, будь то вблизи или вдали.

Олимпия не отвечала: она задыхалась.

— Я полагаю, что мы по-прежнему друзья, — продолжал г-н де Майи. — И явился сюда, чтобы иметь честь повидаться с вами. Надеюсь, для вас нет ничего обременительного в присутствии друга, пришедшего к вам со всем уважением.

Ей удалось пролепетать несколько слов, прерываемых вздохами.

— Я предпочту удалиться, чем причинить вам малейшее неудобство, — сказал полковник. — Я прибыл сюда с доброй вестью, так мне представлялось. Но теперь боюсь, как бы она не оказалась дурной.

Наконец собравшись с духом, Олимпия подняла глаза на г-на де Майи и с печальной улыбкой выговорила:

— Добрая весть, господин граф?

— Но коль скоро вы не свободны, — продолжал полковник, — я сомневаюсь…

— Не свободна?.. — выдохнула она.

— О, мне известно, что вы не свободны, ибо лишились той свободы, которую я сам же возвратил вам.

— Сударь…

— Да, я вам возвратил ее, мадемуазель. Стало быть, вы могли воспользоваться ею. Поверьте, я бы не позволил себе упрекнуть вас за это. Мне говорили, что вы очень любимы и очень счастливы.

— Очень счастлива! — вскричала Олимпия, и слезы полились из ее глаз. — Вам это сказали?

— Ну да; разве не так?

— Взгляните на меня.

— Вы плачете, но, может быть, от радости?

— Вы так полагаете?

— Мой приход причинил вам боль?

— О нет.

— В таком случае вы меня беспокоите. Скажите, мог бы я быть вам если не приятен, то по крайней мере полезен?

— Господин граф, я не вправе ни о чем вас просить.

— Да, но я вправе предложить вам это.

— Ничего не надо, ничего, умоляю вас. Отвернитесь от меня, я не заслуживаю вашей дружбы.

Он приблизился к ней:

— Вам ничто не мешает отправиться в Париж?

— Зачем?

— Чтобы выступать там в Комеди Франсез; у меня на руках разрешение на ваш дебют.

— Значит, вы заботитесь обо мне?

— Всегда. Это право друга.

— При том, что считали меня счастливой?

— Я прекрасно знал, что это неправда. Мне все известно: и каков тот, кого вы избрали, и…

— Не говорите о нем дурно: он так несчастен!

— Я лишь хотел сказать, что он недостоин вас.

— С моей стороны это было заблуждение, безумие, порожденное тем, что вы покинули меня.

— Поскольку я считал себя причиной вашего несчастья, это привело меня к мысли помочь вам, спасти вас, если еще не поздно и если сами вы того пожелаете.

— Говорите, господин граф.

— Нужно принять решение, Олимпия. Необходимо покинуть этого человека, который сделал вас несчастной, который вас разоряет.

— Вам и это известно?

— Говорю же, я знаю все. Нужно покинуть господина Баньера, наберитесь же мужества и сделайте это.

— Увы! Все уже сделано.

— Вы расстались с ним?

— Бедный юноша! Мы разлучены. Да, его только что арестовали.

— Что же он натворил, Боже правый? Он еще опозорит вас, это ничтожество!

— Да ничего он не натворил, несчастный! Он взят по требованию иезуитов. Вы, может быть, знаете: он отказался им подчиняться.

— Разумеется, знаю. Значит, официал только что приказал схватить его?

— В моем доме! — воскликнула она, плача.

— Как, здесь? У вас?

— Еще четверти часа не прошло.

— Ах, мой Бог! Шестеро стражников и пристав?

— Да.

— Баньер — высокий брюнет, стройный, хорошо сложен?

— Да, да!

— Как он был бледен!

— Вы его видели?

— Направляясь сюда, я встретил его, окруженного стражниками.

— Боже мой, Боже мой! Он мог вас увидеть!

— Он меня даже услышал, когда я произнес ваше имя и осведомился, где вы живете.

— О, бедный юноша! Это убьет его!

— Убьет? — вскричал удивленный полковник. — Это еще почему?