Полин Джонсон - Затерянный остров и другие истории

• Название: Затерянный остров и другие истории
• Автор: Полин Джонсон
• Жанр: Приключения про индейцев

В романтических легендах и стихах, созданных на фольклорном материале канадских индейцев, П. Джонсон (1861 — 1913), ирокезка по происхождению, прославляет мир и единство между всеми индейскими племенами, рассказывает о трагической судьбе североамериканских индейцев, воспевает родную природу.

---

«Приготовиться ко сну» означало раздеться, завернуться в полосатое индейское одеяло и лечь на груду волчьих шкур, мягких, как пуховая перина, серебристых, как облака, поближе к незавешенной двери.

Ночь серой вуалью окутала прерию, взошла поздняя луна и бледными лучами коснулась ровной пустынной поверхности земли. Через открытую дверь Тони наблюдал величественную пустынность и уединенность, разлившуюся над прерией. Все было прекрасно, и он почувствовал такую любовь к этому миру, словно тот принадлежал по рождению ему, а не спящему рядом с ним юноше из племени черноногих, унаследовавшему этот мир от своих предков. Потом из белой ночи донесся вой койота-скитальца и шум множества крыльев над головой. Постепенно перина из волчьих шкур согрела и убаюкала его, легкое дуновение ночного воздуха и тишина навеяли дремоту, и Тони заснул.

Уже светало, когда что-то внезапно разбудило его. Он тут же встрепенулся, не понимая, однако, что заставило его замереть и онеметь. Он готов был закричать от страха, но еще не знал, из-за чего, и в следующий момент гибкое красное тело перегнулось через него, и его рука оказалась в чьих-то сильных пальцах, словно в тисках. Последовала короткая борьба, поток слов, непонятных ему, испуганный женский вскрик. Затем гибкое красное тело — тело Северного Орла, — выпрямилось. Тони, бледный, напуганный, недоумевающий, тоже попытался подняться. Молодой индеец припал рядом с ним к земле, что-то ужасное обкрутилось и извивалось вокруг его темной тонкой кисти и всей руки.

Тони показалось, что он целую вечность не мог оторвать взгляда от этой ужасной картины, на самом же деле все было кончено в один миг: индеец задушил мерзкую гремучую змею и бросил ее к своим ногам. Минуту-другую никто не мог произнести ни слова, затем Северный Орел спокойно сказал:

— Она свернулась в одном футе от твоей правой руки и уже подняла голову, готовая броситься. Я проснулся, схватил ее вот здесь, пониже головы, и вот она мертвая.

Снова воцарилось молчание. Затем мать Северного Орла медленно подошла к ним, опустила одну руку на плечо сына, другую на плечо Тони и, глядя на мертвую змею, со значением покачала головой. А Тони, все еще продолжавший сидеть на волчьих шкурах, протянул руки и обнял Северного Орла за колени.

Миссис Аллан оказалась права — молодой индеец рисковал собственной жизнью, чтобы спасти ее сына. Все были потрясены случившимся, потому что гремучие змеи редко встречаются на территории черноногих. Происшествие слишком испугало и взволновало всех, чтобы хотелось много о нем говорить. Напряжение спало, только когда мальчики снова сели верхом и быстро поскакали в сторону Глейчена и поезда.

Несмотря на пережитый ужас, Тони покинул типи Спящего Грома с великим сожалением. Перед отбытием мать Северного Орла подарила ему очень красивые мокасины и нитку ценнейших лосевых зубов, а Северный Орел перевел ее прощальные слова:

— Моя мать говорит, что ты навсегда останешься в ее сердце. И что у тебя очень красивые волосы. Что ты, как солнечное тепло, растопил ее сердце, потому что ты не говорил с ней громко.

Было рано, и утренняя скачка на прохладном ветерке оказалась восхитительной. Когда, проскакав десять миль, они выехали на последнюю тропу, Тони удалось различить фигуру своей матери, уже стоявшей на часах. Она издали узнала их и махала рукой.

Выехав за пределы индейской территории, юноши попридержали лошадей и выразили друг другу сожаление, что приходится расставаться. На Северном Орле была на редкость красивая рубашка из оленьей кожи с вышивкой и бахромой. Он начал ее развязывать.

— Вот, возьми мою рубашку, — сказал он. — Моя мама сказала, что она лучше всех, какие она шила. Теперь она твоя.

На секунду Тони задумался и в ответ стал расстегивать свою рубашку, которая, к счастью, была из прекрасного тонкого голубого шелка.

— А ты возьми мою, — просто сказал он.

Обменявшись рубашками, они подъехали к железнодорожной станции: индеец, обнаженный по пояс, лишь с красным одеялом на плечах и свернутой голубой рубашкой под мышкой, и юный житель Торонто в наглухо застегнутой куртке, чтобы скрыть, что под ней ничего нет. Прекрасная одежда из оленьей кожи была перекинута у него через луку седла.

Все обменялись радостными приветствиями. Профессор и миссис Аллан прямо-таки глаз не могли отвести от своего вернувшегося сына. Однако на лице Тони лежала грустная тень предстоящего расставания, и радостным для него был только один момент — когда на платформе к нему подошел сам Спящий Гром и в присутствии остальных пассажиров не спеша снял со своей головы убор из орлиных перьев и протянул его Тони. Северный Орел сказал за него:

— Мой отец говорит, что ты храбрый и поэтому должен принять этот знак храбрости. Ты навсегда останешься в его сердце, ты не говорил с ним громко.

— Кто на Калгари, просьба занять места! — раздался голос проводника.

На какой-то миг пальцы индейского юноши и белого встретились в тесном рукопожатии. Сам не заметив как, спотыкаясь, Тони поднялся на ступеньки своего вагона и, пока поезд, набирая скорость, направлялся к подножию горы, стоял на задней площадке, не отрывая глаз от маленькой станции и индейских типи, медленно уплывавших назад, назад, назад, и думая лишь о том, чтобы сдержать набежавшие на глаза слезы и не выпустить из рук подарок Спящего Грома — убор из орлиных перьев.

Из сборника «КРЕМЕНЬ И ПЕРО»

ОРЛИНЫЙ ВОЖДЬ

На пустынных просторах прерий не жалели они лошадей —

Не уйдет теперь от расправы краснокожий лживый злодей.

На восток в поселок индейский он бежал и чуть не исчез

За рекой, где на многие мили тополиный тянется лес.

Оставить его в покое? Никогда! Слыхали везде

О грозе поселенцев белых, о крутом Орлином Вожде.

Всю равнину он держит в страхе, жжет и грабит который год,

Налетает, подобно вихрю, разоряет, уводит скот…

Но не зря на просторах прерий не жалели они лошадей:

Пойман, выслежен, загнан в угол краснокожий вор и злодей.

Подступили с тылу к вигвамам: «Мы нашли тебя наконец!

Бьет без промаха, без осечки благородный английский свинец».

Но пустой оказалась берлога — хитрый зверь избежал западни,

В приумолкшем индейском поселке только женщины были одни.

«Хватит прятаться, пес краснокожий, мы сразиться хотим с тобой!

Ты привык воровать ночами, — как мужчина, выйди на бой!»

И в ответ из лесов тополиных боевой послышался крик,

На опушку походкой шаткой безоружный вышел старик:

С тех далеких первых набегов пролетело полсотни лет —

Ненавидимый Вождь Орлиный превратился в живой скелет.

Под морщинистой, дряблой кожей своенравный угас огонь,

В безразличных глазницах голод и усталость от вечных погонь.

На врагов взглянул исподлобья, зарычал, как затравленный зверь:

«Молодым не боялся я смерти, не боюсь ее и теперь!»

И слова прозвучали гордо на старинном наречье кри:

«Постоять за себя умеют краснокожие дикари.

Ненавистников бледнолицых перебью я по одному…»

Прокричать до конца угрозу залп ружейный не дал ему —

Грудь худую пробил навылет смертоносный свинцовый дождь,

И на землю рухнул без стона одряхлевший Орлиный Вождь.

Бледнолицые поселенцы громогласный издали крик

И, как бесы, ринулись к месту, где недвижный лежал старик.

«Бросьте тело его шакалам, раскромсайте на сто частей,

Он от наших убитых братьев не оставил бы и костей!»

Кровожадно ножи блеснули над простертым вождем, как вдруг

От надсадного женского крика замер лес занесенных рук —

Дочь вождя им путь преградила, палачей кляня без конца,

И набросила одеяло на поверженный труп отца.

И слова прозвучали гордо

на старинном наречье кри:

«Отдавать врагам своих мертвых не приучены дикари.

Кто дерзнет прикоснуться к телу, пусть сначала убьет меня!»

Проклял ведьму главарь бледнолицых и назад повернул коня.

Чертыхались всадники, зная, не добиться им ничего,

Если женщина в исступленье, если в гневе индейская скво.

А несчастная закричала, справедливой злобы полна,

О неправдах, что с самого детства претерпела от белых она:

«Убирайтесь отсюда, трусы, или нет у вас больше стыда?

Вы убили душу, но тело не отдам я вам никогда!

Вы травили его, как зверя, — зверь опасен, покуда жив,

Вы его называли вором, корки хлеба его лишив.

Вы народ мой обворовали, дичь и пастбища отобрав,

Вы несли нам чуждую веру вместо древних исконных прав,

Вы за нашу землю платили преступлением и грехом,

Рассуждая лишь о хорошем, помышляя лишь о плохом.

Что нам ваша Священная Книга?16 Мы ее не поймем вовек,

Но нетрудно понять, как вором может честный стать человек.

Убирайтесь! Мы знаем сами, что такое вера и честь.

Рассуждать о боге не станешь, если в доме нечего есть.