Ги Бретон - От Анны де Боже до Мари Туше

• Название: От Анны де Боже до Мари Туше
• Автор: Ги Бретон
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-8317-0031-3

Второй том «Историй» целиком посвящен последним Валуа, от Людовика XI до Генриха III.

Как известно, представители второй ветви этой династии славились неутомимостью в альковных играх, любовь в их жизни занимала огромное место, и вряд ли будет преувеличением утверждать, что именно в постели они проявляли наибольшую активность.

Радость жизни толкала их время от времени на совершение поступков, которые могут покоробить современное целомудрие. А в те времена это никого не шокировало. Как справедливо заметил некий автор, живший в XVI веке, «эта эпоха не отличалась показной добродетелью…».

---

Герцог действительно был влюблен в хорошенькую и умную Марию Клсвскую, жену принца Конде. Ее целомудренное поведение вызывало у него преклонение, делало его сентиментальным, взволнованным, трепещущим, напряженным, суеверным. Подавляя в себе сексуальное влечение, он опьянял себя воздыханиями о «своей даме» и считал себя на вершине блаженства от одного лишь мучительного удовольствия спеть в церкви то же песнопение, что поет она.

Платоническое и лишающее сил обожание, которое он питал к Марии Клевской, было, к счастью, компенсировано его здоровыми отношениями с Рене де Рие.

Его целомудренная любовь возникла довольно странным образом во время бракосочетания короля Наварры и Маргариты Валуа <Брак будущего Генриха IV, сына Антуарй де Бурбона, с будущей королевой Марго состоялся 18 августа 1572 года.>. После одного очень бурного танца, вспотев от жары и возбуждения, она зашла снять с себя мокрую рубашку в комнату по соседству с бальным залом. Через несколько мгновений туда же явился Генрих, только что протанцевавший фарандолу, чтобы вытереть потное лицо. Думая, что берет полотенце, он схватил рубашку Марии и провел ею по лицу. «Его чувства, — сообщает историк, — мгновенно пришли в сильное волнение, и, увидев, что оказалось у него в руках, он проникся безграничной любовью к обладательнице этого благоуханного и еще хранившего тепло белья».

Потом он вернулся в зал, где принцы уже снова танцевали под звуки скрипок, и после осторожных расспросов узнал, кому принадлежит рубашка…

На следующий день Мария Клевская получила пламенное послание и была сильно взволнована, узнав, что соблазнила самого красивого принца в мире. А вскоре она и сама влюбилась…

Тогда Генрих обратился к герцогине Неверской, сестре Марии:

«Умоляю вас, — писал он, — поскольку вы мой друг… я прошу вас со слезами на глазах и руками, воздетыми в мольбе. Вы знаете, что значит любить. Судите же, заслуживаю ли я такого обращения от моей дамы, нашего общего друга, которая, как бы там ни было, может воспользоваться своей властью, когда пожелает. Я клянусь ей в самой верной дружбе на свете. Вы будете моим гарантом, прошу вас, чтобы я не выглядел лжецом».

М-м де Невер сумела так убедительно выступить в защиту воздыхателя, что Мария, в конце концов, дошла до того, что позволила герцогу носить на шее свой маленький портрет.

Потом она согласилась на свидание, и они, дрожа от волнения, смогли взять друг друга за руки.

И с тех пор, сгорая от любви, они регулярно встречались, благодаря потворству герцогини Неверской, и эта целомудренная связь освещала им жизнь.

Само собой разумеется, Рене тут же сообщили о тайных свиданиях ее любовника. Она не стала устраивать никакого скандала, но отомстила, сделав своим любовником Линьроля. Узнав об этом, говорит Соваль, «герцог подверг фаворита такому наказанию, какого только и заслуживала его наглость»: он был убит.

Рене, со своей стороны, попросила прощения, и все снова пришло в нужный порядок.

* * *

Получая физическое удовлетворение от красотки из Шатонефа и духовное — от Марии Клевской, герцог Анжуйский мог бы жить вполне счастливо. Но обстоятельства вынудили его расстаться с обеими, и это перевернуло всю его жизнь. В конце сентября 1573 года в результате совершенно немыслимых интриг Екатерина Медичи добилась его избрания на Польский престол, и в качестве короля Польши герцогу пришлось выехать в Краков.

Со смертельной тоской в душе он оставил обеих женщин и последовал за усатыми министрами, прибывшими за ним в Париж.

Рене де Рие очень быстро нашла себе другого любовника, но Мария была безутешна.

Что же до Генриха, то он, лишившись такого выхода своей энергии, как Рене, вознес свою любовь к Марии на еще большую высоту и превратил свою Даму в настоящего идола, которому отправлял письма, подписанные собственной кровью.

Обезумев от страсти, он совсем забросил польские дела, в которых, впрочем, ничего не смыслил, и только заваливал друзей письмами, предметом которых была только она, Мария. Вот одно из них, полученное Бове-Нанжи:

«Я так ее люблю, вы знаете. Вам следовало сообщить мне о ее судьбе, чтобы оплакать, как это делаю я. Больше я не скажу об этом ни слова, потому что от любви чувствуешь себя, точно во хмелю…»

Да, влюбленный человек всегда немного опьянен, и Генрих этим своим состоянием, своим странным поведением сбивал поляков с толку. Ему ничего не стоило неожиданно прервать заседание совета, чтобы нацарапать несколько нежных слов, которые тут же с курьером отправлялись в Париж, или влюбленно разглядывать портрет Марин в то время, как министр делал ему доклад, а то и записывать стихи собственного сочинения на обороте писем какого-нибудь посла. В общем, все вокруг смотрели на него как на довольно странного монарха, а приближенные к краковскому двору, прижавшись усами к уху собеседника, шепотом высказывали свое разочарование…

Генрих был человеком слишком тонким, чтобы не заметить растерянности всех этих славных людей;

и все-таки он ничего не сделал, чтобы как-то наладить дела. Вместо этого он запирался в своем кабинете и всласть грезил о том дне, когда сможет сжать в своих объятиях Марию и погасить огонь, пылающий в его груди.

Вскоре мысль обнять свою Даму уже не удовлетворяла его, поэтому он решил похитить ее у Конде (добившись от папы прекращения их брака) и жениться на ней.

Пока Генрих, сидя в Польше, погружался в мечты, в Париже Карл IX продолжал свои изматывающие любовные подвиги с единственной целью забыть о Варфоломеевской ночи, воспоминание о которой продолжало преследовать короля так, что здоровье его опасно ухудшилось. Вскоре Карла, обессиленного, с горящим от жара лицом, пришлось перевезти в Венсенский замок, который тогда считался местом отдыха. Однажды вечером Мари Туше пришла проведать его и осталась ночевать. Эта ночь стала роковой для больного туберкулезом короля. Один историк без колебаний утверждал, что Карл IX «ускорил свою смерть любовными утехами, которым предался и некстати, и без меры…»

Но как бы там ни было, король умер 30 мая 1574 года, в возрасте двадцати четырех лет, оставив Мари Туше в большом смущении…

* * *

15 июня 1574 года в Краков пришло письмо. Оно было подписано королевой-матерью:

Sane rex ipse, inter moras longissimi morbi, semel ad cam divertit; suspicioque est auctum morburn ex importune aut immodico coitu, et acceleratum vitoe finem. Papyre-Masson.

«Королю, господину моему сыну. Королю Польши. Ваш брат скончался, отдав Богу душу ранним утром; его последними словами были: „А моя мать!“ Это не могло не причинить мне огромного горя, и для меня единственным утешением будет увидеть вас вскоре здесь, поскольку ваше королевство в этом нуждается, и в полном здравии, потому что если я вас потеряю, то меня живой похоронят вместе с вами…

Ваша добрая и любящая вас, как никто на свете, мать.

Екатерина».

Генрих прослезился от радости: теперь он король Франции, теперь он может покинуть Польшу, вернуться в Париж и заключить в объятия Марию…

С трудом преодолев искушение плясать от счастья, он с печальным видом сообщил Государственному совету о смерти своего брата. Кое-кто из министров выразил опасение, что ему придется уехать, но он их успокоил:

— Я прежде всего король Польши, — заявил он, — и я вас не покину.

Чтобы окончательно усыпить все подозрения, он даже сделал вид, что увлекся одной из придворных дам, принцессой Анной Ягеллон.

Однако четыре дня спустя, 18 июня, устроив грандиозный обед и напоив всех так, что самые знатные сеньоры свалились под стол, будучи мертвецки пьяными, король переоделся так, чтобы его не узнали, нацепил на один глаз черную повязку и вместе с пятью верными друзьями скрылся из дворца, прихватив на всякий случай драгоценности из королевской короны…

Всю ночь всадники мчались галопом по направлению к границе, спасаясь от преследовавших их поляков, которые очень быстро обнаружили исчезновение короля. Эта безумная гонка завершилась на рассвете, когда едва не схваченный своими министрами, доведенный до изнеможения Генрих въехал в Австрию…

* * *

Почувствовав себя в безопасности, Генрих III, а именно таково отныне было его имя, издал вздох облегчения и послал Марии Клевской письмо, в котором извещал о своем скором прибытии.

Но в своих расчетах он не учел необходимости считаться с дипломатическими требованиями. Повсюду, где проходил его путь, Вестерниц, Вена, Венеция, он получал приглашения, от которых не мог отказаться. Поэтому месяц спустя он все еще был гостем венецианского дожа.

Именно венецианские празднества, однако, оказались виной тому, что король внезапно почувствовал какую-то усталость. Он, так любивший яркие краски, музыку, красивые ткани, костюмированные балы, фейерверки, почувствовал себя в Венеции, точно в раю, и ему захотелось насладиться всеми возможными удовольствиями.

Да, всеми без исключения, потому что, не забывая, разумеется, свою Избранницу, свою Даму, Принцессу своих грез, он все же не отказался от возможности посетить венецианских куртизанок и даже стал любовником самой красивой из них. Вероники Франко, подруги Тициана.