Игорь Бунич - Быль беспредела, или Синдром Николая II

• Название: Быль беспредела, или Синдром Николая II
• Автор: Игорь Бунич
• Издательство: Облик
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995

Автор бестселлеров «Золото партии», «Полигон сатаны», «Беспредел», «Таллинский переход» предлагает вниманию читателей свою версию одной из тайн XX века — тайну роковой судьбы последнего Российского императора Николая II.

Поиски останков императора, предпринятые КГБ по приказу Михаила Горбачева, приводят главного героя к таким страшным открытиям, о которых руководство органов безопасности даже не решается доложить президенту.

Книга И. Бунича приоткрывает завесу над тайнами пророчеств Серафима Саровского, Григория Распутина, Лючии Эбоберы о судьбе России, династии Романовых и Николая II.

---

— Нет, Сережа, — сказала Надина мама. — Ничего она мне не говорила. Вышла, как обычно. У них педсовет сегодня должен быть. Говорила, что задержится на работе. Но ты знаешь, что она вообще никогда раньше десяти вечера из приюта не приходит, а часто ночует там.

Куманин пообещал позвонить позднее и повесил трубку. Было уже около восьми вечера. Он позвонил в интернат и спросил у дежурной, нет ли на месте воспитательницы Шестаковой. Пожилой женский голос ответил, что Шестаковой сегодня вообще не было: «Позвоните завтра».

Чтобы слегка отвлечься, Куманин включил телевизор. С экрана демонстрировали пустые прилавки московского продуктового магазина, разъяренные лица продавщиц и огромную толпу народа, теснящуюся у закрытых дверей в надежде, что что-нибудь подвезут. Голос диктора за кадром вещал: «Очередь за всем, от колбасы до бритвенных лезвий, давно стала составной частью жизни советских людей. Для граждан страны, строящей атомные электростанции и космические „челноки“, унизительно выстраиваться за куском мыла. Но люди стоят…» На экране появился упитанного вида товарищ, типичный секретарь райкома, но, судя по появившейся на экране надписи, это был директор ГУМа Станислав Сорокин. Улыбаясь, он говорил в протянутый микрофон: «В дефиците теперь в соответствии со старой шуткой товары на букву „В“ — ВСЕ. Я убежден, выход — в импорте…» Его сменил пожилой офицер милиции в погонах подполковника: «Очередь — это поле деятельности и для спекулянтов, и для злоупотребления работников торговли. Достаточно сказать, недавно, в ходе специальной операции, продолжавшейся две недели, милиция обнаружила в магазинах Москвы спрятанные под прилавком товары на шестнадцать миллионов рублей. А за год — пятнадцать тысяч уголовно-наказуемых случаев припрятывания товара. Вот и дефицит!»

Куманин переключил канал. На экране появились старые деревянные постройки, бревенчатые шлюзы, люди, махавшие кирками, столб с большим самодельным плакатом: «Да здравствует руководство ОПТУ!». Затем на экране возникли Сталин и Ягода, что-то оживленно обсуждающие. «Феномен канала имени Сталина, — говорил диктор, — до сих пор наполнен тайнами. Зачем Сталину понадобилось убивать на этой стройке триста восемьдесят тысяч человек, энергия которых так пригодилась бы в скором времени при отражении вероломного нападения гитлеровцев на Советский Союз…» Куманин выключил телевизор.

После того, как Горбачев, по непонятным причинам, объявил курс на перестройку и гласность, страна совершенно отчетливо покатилась под откос. Чернобыльская авария, страшное землетрясение в Армении, сотни других больших и малых катастроф на суше, на море и в воздухе превратили всю огромную территорию ядерной сверхдержавы в одну зону бедствия. Все это сопровождалось полным исчезновением товаров из магазина, введением карточной системы на продовольствие и основные промышленные товары, ростом преступности и падением нравственности. «Налицо все симптомы грядущего конца света „в отдельно взятой стране“, — вспомнились Куманину циничные слова одного из допрашиваемых.

Еще более поражал паралич всех властных структур, которые были уже не в силах не только помочь стране, но даже самим себе. Все они покорно следовали по тому неясному пути, куда звала волшебная «дудочка».

Даже непоколебимая Лубянка теряла свой гранитно-пролетарский имидж.

Первое Главное Управление (внешняя разведка) — гордость органов — конвульсировало от небывалого в истории секретных служб предательства заграничных резидентов, десятками перебегающих на Запад. В свое время одного случая было достаточно, чтобы начальника этого управления либо расстреляли, либо выгнали с должности на вечный пансион в какой-нибудь не обозначенный на карте утолок. А ныне начальник этого управления генерал Шебаршин получает одни благодарности и повышения. Можно было подумать, что подобное количество изменников, бегущих к противнику — какая-то хитрая разведывательная операция, за выполнение которых полагаются награды и чины.

А в его родном Управлении обстановка была уже близкой к панической. Последовало указание освободить из мест заключения всех, отбывающих срок по 70-й и 190-й «прим» статьям Уголовного кодекса. Еще остались в лагерях осужденных по 64-й статье за измену Родине, но знающие люди говорили, что, видимо, и их придется освобождать. Насмарку шел творческий труд нескольких поколений чекистов в течение последних по меньшей трех десятилетий. Прибывшие из мест лишения свободы антисоветчики и изменники уже открыто требовали крови оперативных работников и следователей, когда-то изъявших их из советского общества, во избежание помех на пути строительства коммунизма. Начальство, как могло, подбадривало подчиненных, но и само, видимо, не замечая того, потеряло былую твердость. Глаза генералов испуганно бегали даже на инструктажах.

Аналитики КГБ — элита нации, как ее любили называть преданные журналисты — куда-то один за другим исчезали. Даже полковник Кудрявцев, бывший начальник Куманина, встретив его в буфете, подсел к нему с чашкой кофе и завел разговор о том, что «служить становится невозможно». «Вся эта лагерная шваль появилась в Москве, и что делать дальше — не знаю». Далее он поведал, что в одной «газетенке» его Кудрявцева, фамилию поставили рядом со словами «душитель свободы и гласности». Газету разогнали, но он уверен, что это только начало.

— Здесь, — пояснил Кудрявцев, — не импровизация какая-то, в нашей стране невозможны подобные импровизации, а чья-то направленная политика по дискредитации органов. Раз фамилия появилась в печати, значит уже намечены козлы отпущения для спасения тех «козлов», что наверху. Сейчас, — продолжал полковник, допивая кофе, — надо куда-нибудь поглубже нырнуть, а когда придет время, вынырнуть в нужном месте. И тебе, Сергей, советую сделать тоже самое. Твоя фамилия совсем не случайно появилась на вражеских голосах. Значит, и тебя наметили заколоть на талмудическом жертвеннике. Евреи таких, как мы с тобой, не прощают.

Куманин не проронил ни слова, жевал какой-то салат, но слушал внимательно. «Действительно, чем он сейчас занимается, когда страна колотится в конвульсиях, очень напоминающих агонию? Ищет могилу последнего русского царя! Может, пойти за теми, кто уже нырнул? Некоторые уже вынырнули в кооперативах, в совместных предприятиях и на каких-то темных биржах. Противно!»

Бывший начальник внешней контрразведки 1-го Управления генерал Белугин, в свое время награжденный орденом Боевого Красного Знамени за организацию убийства в Лондоне болгарского диссидента Маркова отравленным зонтиком (экзотика и полет творческой мысли!), специалист по мокрым делам высочайшего класса, вдруг заявил, что не может более служить в такой преступной организации, как КГБ. Его голос зычно зазвучал на демократических митингах и на телевидении с требованиями наказать «преступников с Лубянки», хотя начинать надо было, конечно, с него самого. Вслед за свои шефом, незаметно исчезли с горизонта его «легендарные» подчиненные: полковник Нечипуренко, некогда курировавший Ли Харви Освальда, полковник Тихой, работавший с Агджой и организовавший покушение на римского папу, полковник Тиусов, направлявший работу самого «Шакала-Ильича». Опытные «крысы» первыми почувствовали неладное на своем «корабле», они и потянулись на заслуженный отдых. За время своей плодотворной и многотрудной деятельности в КГБ все они обзавелись докторскими степенями по истории и экономике, а потому легко могли сменить бурную службу на тихое академическое житие.

Защищать диссертации по истории и экономике на Лубянке было до смешного просто. Тема закрытая, оппоненты закрытые, защита закрытая. Раз-два — и ты уже кандидат или доктор. Куманину тоже предлагали защититься, даже тема была близкая, по профилю работы: «Кризис самодержавия и Великий Октябрь», да он все отмахивался: «Успеется». Хотел прежде подполковником стать. Если так дела пойдут дальше, то, может, уже и не успеет».

Чтобы снова отвлечься от мрачных мыслей, Сергей опять включил телевизор. Шла программа «Время». На экране важно разворачивался авиалайнер. Голос диктора вещал: «На аэродроме Генерального секретаря нашей партии встречали товарищи: Яковлев, Медведев, Шеварднадзе, Лигачев и другие официальные лица». По трапу вместе с женой спускался широко улыбающийся М. Горбачев.

Куманин прилип к экрану, надеясь увидеть в свите генсека генерала Климова, но его нигде не было видно. Кроме четы Горбачевых, из самолета вышел только начальник личной охраны генсека полковник Медведев из 9-го Управления. А среди встречавших скромно стоял на задворках начальник этого управления генерала Плеханов, которого Горбачев даже не удостоил рукопожатия: «Обслуживающий персонал!».

Было уже начало одиннадцатого, когда Куманин еще раз позвонил Наде. Лидия Федоровна уже перешла на плач.