Жюльетта Бенцони - Ожерелье для дьявола

• Название: Ожерелье для дьявола
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Жанр: Исторические любовные романы

Знаменитые исторические романы Ж. Бенцони покорили весь мир.

Миллионы читателей не устают восхищаться ее захватывающими произведениями — произведениями, в которых смешаны история и вымысел, приключения и страсть.

Такова история Жиля Гоэло по прозванию Кречет, бесстрашного искателя приключений, рожденного в нищете и своим мужеством и отвагой добившегося всего, о чем можно мечтать, история странствий и опасностей, заговоров и интриг, история великой любви Кречета к прекрасной аристократке, ради которой он ставил на карту жизнь и совершал невозможное…

---

Такая маха была проще, естественнее, любовь с ней должна была быть бодрящим приключением без всяких последствий. А здесь была знатная дама. Она находилась на такой высоте, что невозможно было об этом забыть, даже если ей и доставляло удовольствие спускаться с этой высоты и окунаться в слои менее тонкие и возвышенные.

Гойя поддерживал дружеские отношения с герцогиней Бенавенте и уже сделал ей прекрасный портрет. Его же высказывания о ее более молодой сопернице были вызваны скорее всего скрытой досадой на то, что его еще не позвали во дворец герцогини д'Альба, чтобы запечатлеть на холсте привлекательный облик доньи Каэтаны, что после окончания портрета Жозефы было бы вполне закономерным. В случившемся же было что-то странное, если принять во внимание ту страсть, с какой первая переманивала друзей у второй. Это положение вещей художник расценивал как оскорбление своего таланта.

«Кажется, ей доставляет огромное удовольствие порождать скандалы, — говорил Пако. — Она хотела бы пополнить многочисленный список любовников, который ей приписывают. Женщины ее ненавидят, а она, как будто ничего не происходит, буквально купается в этом всеобщем злорадстве. Есть что-то колдовское в ее очаровании.»

Однако в данную минуту это очарование не властвовало над Турнемином. Его приключение с Марией-Луизой отбило у него всякую охоту служить развлечением для знатной дамы, какой бы прекрасной она ни была. Ему вовсе не нравилось, чтобы им распоряжались, даже если и спасали ему жизнь. Если он и мечтал пылко о той прекрасной махе, то сейчас совсем не был расположен становиться любовником властной Каэтаны.

Как море расстилается под форштевнем корабля, так и Мадрид открылся перед взмыленными конями герцогини д'Альба. Был час вечерней молитвы. Несмотря на еще не спавшую жару, город был оживленным. Люди суетились на маленьких улочках, разбитые горбатые дороги сползали с одного холма на другой среди приземистых белых домиков с железными решетками на узких окнах и плотными дверями из потемневших досок. Вдалеке темная масса феодального дворца выделялась на светлом фоне блестевшей зелени сада. Мощно вздымались потемневшие от времени стены среди беленых жилищ простолюдинов.

Не замедляя хода, карета промчалась по узким улицам, сея панику среди многочисленных кур, собак и кошек, и оказалась в более прохладном восточном квартале. Экипаж въехал в железные решетчатые ворота, миновал по возвышающемуся пандусу горделивый фасад дворца и остановился перед огромной дверью. Дверь открылась сразу, как по волшебству, в ней появился силуэт мажордома, а за ним — целая армия лакеев и благородные изгибы парадной лестницы. Герцогиня сама открыла дверцу кареты, выпрыгнула из нее и устремилась вверх по лестнице, дав знак Жилю следовать за ней.

Он едва успел бросить поводья Понго, следовавшему за ним, в то время как Каэтана успела уже добежать до половины лестницы, раздавая на ходу приказы мажордому, застывшему в глубоком поклоне, и нетерпеливым жестом отослала подлетевшую было к ней целую стаю камеристок.

Легкая и быстрая, она устремилась по длинной галерее, украшенной полотнами фламандских мастеров и французскими гобеленами. Открылась дверь в небольшую комнату, стены которой были обтянуты шелком цвета морской воды и украшены золотым ракушечником. Пробивавшееся сквозь опущенные жалюзи солнце создавало полное впечатление морского грота.

Войдя в комнату, Каэтана вынула шпильки, державшие шляпу, встряхнула головой, и волна кудрявых волос упала на спину. Затем она наполнила два стакана и протянула один своему гостю.

— Вот вы и в безопасности, шевалье, — выдохнула она. — Теперь поговорим, пока вам готовят комнаты. Но садитесь же, или вы огромны, или комната слишком мала, но вы заполняете ее всю.

Жиль залпом проглотил свой стакан. Дорога показалась ему до бесконечности долгой. Он очень хотел пить, а это вино из Аликанте было превосходным. Затем, без предисловий, он начал:

— Так ли уж необходимо готовить для меня комнаты? Вы мне дали возможность, ваша светлость, въехать в Мадрид и не попасть в руки полиции, за что я вам бесконечно благодарен. Я не намерен причинять вам дальнейшие беспокойства.

— Куда же вы намереваетесь идти? Я вам сказала, что в моем доме вам не нужно будет никого бояться.

— Я в этом ни на мгновение не сомневаюсь, но я солдат, сударыня, а жизнь солдата — это не то, что следует защищать от опасности. Поскольку меня ищут, я хочу незамедлительно вернуться во Францию и восстановиться на службе.

— Кто вы во Франции?

— Лейтенант полка драгун королевы. Я должен был оставаться там, а не приезжать сюда.

— Если вы на этом настаиваете, так почему приехали сюда? Что вы искали здесь, в Испании?

Жиль засмеялся.

— Мой ответ, без сомнения, уронит мою репутацию в ваших глазах. Я приехал за золотом.

Как он и предвидел, легкая, вежливая улыбка искривила губы Каэтаны.

— Золото? Зачем?

Наивность вопроса рассмешила Жиля. Веками золото Фландрии, Испании, Америки стекалось в сундуки герцогов д'Альба и их потомков, привыкших к этому «презренному металлу», уже не понимавших, почему другие гоняются за ним.

Аппетит изголодавшегося человека всегда вызывает тошноту переевшего.

— Чтобы выкупить замок моих предков и прилегающие к нему земли. За все это требуют огромную сумму.

— Что за сумму?

— Пятьсот тысяч ливров.

— Это пустяки. Я полагаю, что ваша царственная любовница получила достаточно удовольствий, уступив вам эту ерунду. Об этом говорит ваше нетерпение вернуться во Францию.

Он холодно поклонился.

— Я у ваших ног, госпожа герцогиня, но позвольте мне сказать вам следующее: когда женщина, пусть даже и королева, дает свою любовь дворянину, этот дворянин, пусть он будет беден, как Иов, потерял бы честь, если бы поверил ей свои финансовые заботы.

— Однако мне вы о них рассказываете.

— Вы меня спросили, я вам ответил. И я не имею чести быть вашим любовником!

Дерзкий тон не очень-то покоробил Каэтану.

Она улыбнулась, прикрыв глаза, и метнула на него испытующий взгляд сквозь опущенные ресницы.

— А почему бы вам им и не стать? — дерзко бросила она. — Я вам уже сказала, что вы мне нравитесь.

— Это так, но я не стал вас ловить на слове. А потом, лишь этого явно недостаточно.

— Мне достаточно. Я что, потеряла память, или вы не говорили мне совсем недавно: «Где ты пожелаешь и когда ты пожелаешь»?

Жиль поклонился так почтительно, что это выглядело почти вызывающе:

— Действительно, я сказал это, но не вам, не герцогине д'Альба. Я это сказал другой, незнакомке, дикому цветку, украшающему улицы Мадрида.

Признаюсь, ее вызывающая красота привлекла меня. Та, другая, была проста, свободна, радостна, и я теперь знаю, что это был всего лишь сон.

Он еще раз поклонился, повернулся и направился к двери. Каэтана нетерпеливо топнула ножкой.

— Куда же вы направляетесь, в конце концов?

Вы что, сошли с ума?

— Нисколько. Я уже имел честь вам это сообщить. Я направляюсь во Францию, а в настоящий момент мне надо найти убежище на два-три дня у надежных друзей.

— Вы не хотите остаться здесь?

Ее голос вдруг стал ласковым, тонким, как у девочки, у которой отбирают любимую игрушку.

— Нет. Я благодарю вас. Я боюсь, что буду играть в этом дворце роль, которая будет для меня непривычной. Вы же замужем, как я думаю, и ваш муж — герцог д'Альба…

— Не существует никакого герцога д'Альба. А мой муж носит этот титул только потому, что я его жена. Но вы можете забыть о нем, как вы забыли о принце Астурийском. Этот бедный дурачок Карл имеет такое же значение для своей жены, как и мой муж, маркиз де Виллафранка, для меня.

— Это не предлог, чтобы наносить ему оскорбление под его крышей. Я знаю, что, находясь подле вас, я не смогу отделаться от этой мысли.

Прощайте, герцогиня. Вы спасли меня, и поэтому моя жизнь принадлежит вам. Вы можете располагать ею по вашему усмотрению.

— Но я не могу располагать вашими ночами? — спросила она с легкой улыбкой.

— Почти так. Да, я чуть не забыл. — Он быстро снял ливрею, которую на него надели в трактире, и бросил ее на стул. — Будьте добры распорядиться, чтобы вернули мою одежду, слугу и лошадей.

— Вы с ума сошли. Вас же ищут в Мадриде более тщательно, чем где бы то ни было. А в вашем мундире вы еще приметнее, чем Эскуриал. А ваш краснокожий — это же белый волк посреди Мадрида. И потом, куда вы намерены идти? Кто они, ваши верные друзья?

— Художник королевского двора Франсиско де Гойя-и-Лусиентес. У него есть мастерская, тайная мастерская в квартире Растре, о ней ничего не знает его жена. Он там пишет для себя, по-своему.

Взрыв ярости охватил Каэтану.

— Гойя! Друг и любимый художник Бенавенте! И вы хотите к нему идти?

— Да, к нему. Он мой друг. Это человек прямой и смелый. Я знаю, что вы его не любите. Однако вам следовало бы приблизить его к себе. Это великий художник, пожалуй, самый великий художник Испании.