Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

• Название: Евгения, или Тайны французского двора. Том 2
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5—300—00300-Х

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.

---

— Все спокойно, — прошептал Олимпио, — мы скоро достигнем конца леса.

Просвет между деревьями указал им, что они приближаются к опушке леса, потому что открытое поле тускло освещалось луной, тогда как между деревьями царствовала глубокая темнота. Но Олимпио и Камерата уже привыкли к мраку и могли различить каждый куст и каждое дерево.

Когда до опушки осталось несколько шагов, они остановились у деревьев, чтобы дождаться месяца и осмотреть лежавшую перед ними равнину. Неподалеку от них располагались сделанные из прутьев и хвороста бараки, в которых располагались русские солдаты, а дальше большие отделения лагеря — это была русская армия. Ни один звук, ни случайный огонек не обнаруживали присутствия такого большого войска; взад и вперед ходили часовые, охранявшие входы в лагерь.

Генеральские палатки находились в некотором отдалении и были больше остальных. Олимпио и Камерата осторожно шли по краю леса, стараясь сбоку приблизиться к неприятельскому лагерю. У принца сильно билось сердце, никогда еще он не подвергался такой опасности, и хотя она доставляла ему большое удовольствие, однако в эту минуту им невольно овладело какое-то особенное необъяснимое чувство.

Они крались под почти голыми деревьями и должны были соблюдать крайнюю осторожность, чтобы их не выдал треск и шум сухих листьев под ногами.

Равнина около двухсот шагов шириной отделяла их от часовых лагеря. Олимпио предполагал, что на той стороне, где находились большие палатки, можно было найти более легкий доступ в лагерь; он рассчитывал на крепкий сон солдат. Оба смельчака подходили к сказанной части лагеря, вдруг Олимпио дернул принца и указал ему на палатки, на одной из них развевалось большое знамя.

— Если я не ошибаюсь, то нам нужно проникнуть именно в ту палатку, — сказал он тихо. — Предприятие наше, кажется, будет иметь успех. Но что это такое? Видишь ли две фигуры там, у внешних палаток?

— Они плохо держатся на ногах и громко разговаривают.

— Вероятно, они опьянели от крымского вина.

— Они идут к палаткам, вот они около часовых.

— Они не пройдут.

— Один из них, кажется, не солдат; другой одет в офицерский плащ, — сказал Камерата.

— Ого, они едва не упали! Часовой их пропускает… они идут за Деревья! Головы у них очень тяжелы! Что если бы…

— Мы нападем на них у деревьев, — добавил Камерата, который понял мысль Олимпио. — Я готов. Они, кажется, выходят из лагеря, чтобы отдохнуть в лесу.

— Следуй за мной! Подойдем к ним поближе, — прошептал Олимпио и тихо и осторожно повел принца к тому месту лесной опушки, куда пробирались оба пьяных.

Олимпио улыбнулся, когда они споткнулись и, громко вскрикнув, упали. Пролежав какое-то время, они встали с громких хохотом и продолжили свой путь к деревьям, где собирались отдохнуть. Пьяные остановились, рассказывая что-то друг другу, потом пошли дальше и наконец обнялись, выражая этим желание заключить вечный дружеский союз, как это обыкновенно замечается у людей, находящихся в том блаженном состоянии, после которого наступает совершенное бесчувствие.

Олимпио уже составил план. Наступила полночь, время было дорого. Вместе с принцем он бросился к тому месту, которого только что достигли пьяные. Последние были очень довольны и от души смеялись, бросившись на листья; все вертелось у них перед глазами; они размахивали руками и, позабыв укрыться своими плащами, вскоре заснули крепким сном в полном убеждении, что пьяные не так легко простуживаются.

— Слышишь, как они храпят, — сказал Олимпио. — Такой сон глубок и крепок! Я думаю, мы не причиним им вреда! Они спьяна согласятся отдать свои плащи и шапки.

— Прекрасно, Олимпио! Переодевшись, мы без труда можем проникнуть в лагерь.

— Никто не остановит нас в этом наряде. Итак, вперед! Если они станут шуметь, то пусть сами себя винят в своей смерти.

Камерата хотел идти вперед, но Олимпио удержал его за руку.

— Осторожно, — сказал он. — Лучше, если мы их не разбудим! Предоставь все дело мне.

Зная опытность своего друга, принц остановился, а Олимпио приблизился к одному из пьяных, который так крепко спал на поблекших листьях, будто лежал на пуховике; он слегка стонал от удовольствия, а потом громко захрапел. Олимпио тихо и осторожно расстегнул его одежду и начал снимать сначала с левой руки, потом с правой, причем пришлось немного пошевелить спящего.

Дело было не легким, потому что пьяный был довольно толст и кругл; кроме того, ему, очевидно, не нравилось, что его беспокоят, он что-то проворчал, но не открыл глаз; веки его были так тяжелы, что он не мог их поднять, и потому не заметил Олимпио, который снял с него широкое коричневое платье.

Рядом с ним спал глубоким сном маленький и тоненький субъект. Бросив принцу одежду первого, Олимпио приступил ко второму.

Плащ был только накинут на плечи, так что его легко было вытащить. Шапка слетела у него с головы; Олимпио бросил ее своему другу и осторожно приступил к делу. При его громадной силе было бы легко поднять спящего, но он боялся его разбудить. Еще легче было бы его убить, но этого не хотел Олимпио, который не нападал на беззащитного. Если бы тот проснулся и тем нарушил план Олимпио, то последний, конечно, не задумываясь убил бы его; поэтому Олимпио остерегался разбудить спящего.

Он вытянул плащ, насколько было возможно, и хотел отодвинуть спящего; но тот стал ругаться и почти проснулся, так что Олимпио едва успел приникнуть к земле. Пьяный повернулся на правый бок и, по-видимому, опять заснул.

— С этим труднее справиться, — подумал Олимпио, — но мне пришла мысль…

Спящий дышал глубоко и ровно. Олимпио осторожно подошел к Камерата, который в свою очередь приблизился к нему, чтобы на всякий случай быть готовым помочь своему другу.

— Дай мне одежду, которую мы достали, — сказал Олимпио. — Я один пойду в лагерь.

— Это означало бы конец нашей дружбы, — прервал его принц.

— Потише, прежде выслушай меня! Я бы один отправился в лагерь, если бы не желал доставить тебе удовольствие. Поэтому я еще раз попробую раздобыть тебе этот плащ, — сказал тихо Олимпио, надевая верхнюю одежду, взятую у первого пьяного.

Камерата с благодарностью посмотрел на своего переодетого друга, снял свои шапку и плащ, положил их под дерево и надел шапку другого пьяного, к которому в это время подкрался Олимпио.

Он решился на отчаянное предприятие. Закутанный в добытую одежду, он лег возле спящего и все больше и больше жался к нему, чтобы столкнуть его с плаща. Он уже несколько отодвинул его, но тот начал сильно ругаться и схватил за руку нарушителя своего спокойствия. Олимпио не пошевелился.

— А, Миша, — вскричал пьяный со смехом, — э, да что ты делаешь? Дай мне спать.

Олимпио с ворчанием повернулся и завладел при этом еще некоторой частью плаща. Пьяный снова растянулся, видя, что ничего не поделаешь с товарищем, и опять крепко заснул. Олимпио этого и добивался: он видел, что скоро достигнет своей цели. Время было однако дорого. Олимпио, правда, не понял слов пьяного, но хорошо запомнил имя его товарища.

Вскоре он снова начал свой маневр и на этот раз наконец достигнул желаемого успеха — сдвинул пьяного с плаща. Олимпио медленно и осторожно подобрал плащ и потихоньку отодвинулся от спящего. Последний не шевелился, и Олимпио, свернув плащ, тихо поднялся с земли и подошел к Камерата, который любовался дерзостью Олимпио. Он взял плащ и закутался в него; теперь они представляли превосходную копию с обоих спящих, так что безопасно могли войти в русский лагерь.

— Нам нужно пройти в лагерь до смены часового, который нас не окликнет, ибо видел, как прошли оба пьяных. Обратную дорогу мы уже потом найдем.

— Я охотно поцеловал бы тебя, , Олимпио! Если бы ты только знал, как меня забавляет эта ночь!

— Погоди радоваться, мы еще не в своей палатке. Только теперь начинаются настоящие трудности. Вперед! Не говори ни слова, что бы ни случилось! Представься бесчувственно пьяным, остальное предоставь мне.

— Не бойся! Я хорошо сделаю свое дело.

Оба переодетые, шатаясь, оставили опушку и пошли в лагерь по той же дороге, по которой раньше шли солдаты неприятеля. Они приблизились к часовому, который удивился их скорому возвращению, но не сказал ни слова и беспрепятственно пропустил.

Олимпио и Камерата вошли в русский лагерь, казавшийся совершенно вымершим. Они пошли по направлению той палатки, на которой развевалось знамя.

XI. БИТВА ПОД ИНКЕРМАНОМ

Рана Камерата, полученная им при вышеописанной разведке в русском лагере, была так незначительна, а производство его в офицеры послужило таким для нее целебным бальзамом, что уже через несколько дней он встал с постели.

Хуан так гордо расхаживал по лагерю, как будто хотел сказать: теперь я вправе быть между вами, хотя и моложе вас! Спросите-ка фельдмаршала, он скажет вам, что я отлично выдержал свое первое испытание!