Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

• Название: Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00300-Х

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.

---

Сколько она ни просила доктора Луазона выпустить ее, уверяя, что она вполне нормальная, сколько ни клялась, что этот господин, привезший ее сюда, ее заклятый враг, — ничто не помогло — Луазон оставался непреклонным. И бедная Долорес, одаренная всеми прелестями юности, сидела в тесной, бедно убранной комнате, в которой, кроме кровати, были только стол, два старых стула, шкаф и большое распятие, данное по ее желанию доктором Луазоном.

Доктор открыл дверь одним из принесенных ключей и вошел в комнату. Девушка поспешно встала и обернулась. Луазон вежливо поклонился ей и запер за собой дверь; он указал девушке на стул, прося сесть, и сам уселся на другой поблизости от нее.

— Сядьте, сеньорита, — повторил он все еще стоявшей Долорес своим тихим и мягким голосом, — дайте вашу руку.

Она села, Луазон придвинулся к ней почти вплотную и взял ее руку, чтобы пощупать пульс.

— Мне необходимо поговорить с вами о серьезных вещах, сеньорита, — сказал он, прикасаясь между тем руками к ее стану, будто для того, чтобы, как полагается заботливому врачу, узнать, не худеет ли она. — О важных вещах. Ваш бескорыстный покровитель, приносящий ради вас достойные удивления жертвы, несколько дней назад получил от вас опять очень свирепый отказ посетить вас в вашей комнате! Вы слишком неблагодарно прогнали от себя благородного дона — герцог очень, очень глубоко возмущен вашим недостойным и дерзким поведением.

— Негодяй хотел дотронуться до меня! Я не впущу его больше, слышите, я не желаю больше видеть этого изверга. Довольно страданий, я и так уже перенесла больше, чем дозволяли мои силы! Неужели же наконец не будет никакого спасения?

— Тише, сеньорита Долорес, успокойтесь! Ваш пульс и так учащенный! Если такие сцены будут повторяться, если вы еще раз перевозбудитесь, то я, хоть мне и неприятно, должен буду прибегнуть к средству, могущему усмирить вас.

— Клянусь всеми святыми, я всегда буду от него защищаться! Он не должен появляться в том месте, где меня держат в заключении. Я довольно сильная, чтобы защищаться от него! — закричала несчастная Долорес, и глаза ее засветились отчаянным и смелым упорством.

— Ну, в таком случае, я вынужден надевать на вас смирительное платье во время его посещений.

— Ужасно! Вы не можете быть таким жестоким! Он негодяй, который замучит меня до смерти, — закричала девушка.

— Здесь все говорят то же самое о тех, кому они обязаны благодарностью. Эта ложная уверенность — ваша болезнь, сеньорита, и вы останетесь здесь, пока не вылечитесь от нее.

— Он выдал меня за помешанную для того, чтобы держать здесь, в заключении. О, неужели же никто не услышит моих молитв и просьб?

— Вы все еще говорите о преследовании и тому подобном, сеньорита! Это-то и есть заблуждение, от которого вас нужно лечить; покой, величайший внутренний покой и осознание ложности ваших безумных идей — вот все, что от вас требуется! О, у вас из всех моих пациенток больше всего шансов на выздоровление.

— Клянусь святой Девой Марией, я так же здорова, как и вы, доктор! Любое мое слова — истина сеньор. Этот негодяй заключил меня сюда, чтобы разлучить с тем, кого я люблю и кто ищет меня.

— Вы уже рассказывали это мне; я знаю всю историю, выдуманную вами, сеньорита; но откажитесь от этих созданий вашего воображения; я убедительно вас прошу об этом. Посмотрите, каждый пациент в этом доме имеет почти такой же рассказ, как ваш, и в особенности те, кто помешался на мании преследования. Поэтому вы можете судить, насколько я им верю, — сказал улыбающийся Луазон, посмотрев на прелестное лицо девушки, пробуждавшее в нем такие же желания, какие иногда возникали при посещении несчастной Габриэль.

— Неужели всякая надежда на спасение погибла, неужели я должна оставаться здесь всю жизнь и страдать, мучиться, как я уже долгое время и мучилась, и страдала? — проговорила Долорес, с отчаяньем закрывая лицо руками. — Так я должна быть заживо погребена в этом доме! О святая Мадонна, услышь меня! Освободи меня от власти этого ужасного… Голос мой, еле слышный, замирает в этих стенах, в этой ужасной темнице, откуда не достигнет воли ни один вопль.

Долорес встала, заламывая руки. Доктор схватил их.

— Не волнуйтесь, сеньорита, вы только себе вредите своими безумными припадками; я повторяю: вы вынуждаете меня употребить силу, чтобы благородный дон спокойно и безопасно мог увидеться с вами, когда он опять осчастливит меня своим посещением и найдет вас неистовствующей.

— Сжальтесь надо мной, умоляю вас, сеньор, — вскрикнула Долорес и упала на колени перед Луазоном. — Услышьте меня! Я не помешанная, я в руках человека, пожираемого ужасной страстью, который хочет похитить у меня мое самое святое достояние, и вы помогаете ему. О, защитите меня, выпустите меня! Сжальтесь, сеньор, сжальтесь.

Но бедная девушка напрасно ожидала помощи от этого человека, несчастная не знала, что Луазон действует заодно с Эндемо и что последний за деньги купил себе в лице доктора помощника и злоумышленника, который был бы и сам не прочь завладеть прекрасной девушкой.

Это чистое, доверчивое создание не подозревало о возможности подобного заговора и, однако, она так запуталась в их сетях, что нельзя было и думать освободиться из них и бессмысленно помышлять о конце заключения.

Мнимый герцог Медина, ловкий обманщик, обокравший брата для удовлетворения своей страсти, поспешил с Долорес в Париж с надеждой, что там он самым безопасным образом может спрятать свою добычу. Сразу увидев в докторе Луазоне именно такого человека, какой ему был нужен, он поместил в его заведение несчастную жертву своей прихоти, чтобы с полной уверенностью назвать ее своей.

Луазон, легко угадывая намерения человека, хорошо платившего ему, быстро согласился на все требования и даже поддержал предложенную посетителем версию о мании преследования у девушки. И вот теперь Долорес томилась в заведении, где не было для нее никакого спасения и где она была изолирована от всего остального мира.

Эндемо, сжигаемый дикой страстью к Долорес, часто приходил к ней и спрашивал, не смягчилась ли она и не согласилась ли на его предложения. Он обещал ей блестящую жизнь, потому что от украденной суммы оставалось еще достаточно, чтобы вести жизнь, полную наслаждений.

Но Долорес прогоняла его с гневом, который только разгорячал и раздражал чувства и желания Эндемо. Он хотел силой привлечь ее в объятия; опьяненный страстью, он думал заставить ее отдаться ему, был слеп от горячих желаний, дрожал от возбуждения; но все разбивалось о добродетель Долорес и ее любовь к Олимпио. Тем не менее, однако, она была в его власти, потому что из ужасной тюрьмы, куда ее привел мучитель, не было никакого выхода. Несчастная гибла, все ее называли сумасшедшей, и поэтому все уверения и просьбы не возбуждали ни малейшего сочувствия, а рассказы о преследовании и о разных кознях могли только вызвать улыбку у слушающего, так как он знал, что находится в обществе сумасшедшей. Участь бедной девушки была решена.

План Эндемо был удачным; меры, принятые им, говорили в пользу его искусства и находчивости. В конце концов Долорес должна была достаться ему, если подкупленный доктор Луазон выполнит угрозу, то есть привяжет ее к кровати при первом посещении герцога.

Эта уверенность была для бедняжки губительной. Долорес словно голубь попадала в когти хищного коршуна — дикого Эндемо. Несчастную отдавали на растерзание соблазнителю, и все это при условии, если только Луазон сдержит свое страшное обещание.

Молодая испанка бросилась перед ним на колени, рыдая, протягивала к нему руки, умоляла этого смеющегося союзника Эндемо. И тут она изнемогла, обессиленная раздирающей сердце печалью, ведь она была слабая женщина, ее телесные и душевные силы не могли противостоять этим страшным мукам. В этот момент она погибла от убийственной уверенности быть навсегда разлученной с Олимпио и получить в удел ужасную долю заложницы Эндемо. Она не знала, что ей делать и на что решиться, казалось, что действительно мысли ее начали путаться.

Бедная Долорес! Верное, любящее сердце, как тяжко переносить тебе испытания, так часто подстраиваемые негодяями и соблазнителями! Разве другая на твоем месте не положила бы уже давно конец своим страданиям и, забыв своего прежнего милого и отказавшись от него, не предпочла бы жизнь, полную наслаждений?

Но ты не способна на это! Ту лучше умрешь, нежели поддашься обольщениям Эндемо. Он отнял у тебя все, все — родину, Жуана, твоего любимца, душевный покой — и ты все еще держишься за свою любовь, за веру, ты все еще смеешь надеяться на освобождение, все еще поджидаешь своего Олимпио.

Подавленная горем и скорбью, отданная на произвол алчного Луазона, ты протягиваешь к нему руки с трогательными мольбами, в самом деле ожидая от него помощи. Ты, невинная, считаешь невозможным, чтобы главный из твоих тюремных стражей был ничем не лучше твоего смертельного врага, и тут изнемогаешь от отчаяния, обессиленная мольбами и удрученная страданиями!