Роберт Асприн - Кровные узы

• Название: Кровные узы
• Автор: Роберт Асприн
• Жанр: Фэнтези

Санктуарий — город искателей приключений и изгоев общества. Здесь люди и не люди живут по законам мужества и силы, подлости и коварства. Кажется, что все мыслимые и немыслимые пороки нашли себе пристанище в этой обители авантюристов, воинов и магов — Мире Воров.

Добро пожаловать в Санктуарий!

---

Она заглянула в «Единорог», почти желая драки, но никто не обратил на нее внимания.

Она скакала наугад по улицам верхом на украденной лошади, позволив ей самой выбрать путь, пока не поняла, что очутилась у моста через Белую Лошадь.

Пришпорив лошадь, она пересекла мост и дала волю слезам.

Теперь она хотела Крита, но для чего, чтобы обнять или убить, она не смогла бы сказать, даже если б от этого зависела ее жизнь. Крит, как сказал бы Зип, был делом прошлым, но Крит заметил, что она осталась с Зипом.

Кто знает, возможно, она осталась с Зипом из-за Крита, прижимавшегося бедром к своему напарнику. Страт же искал другое общество — Ишад должна была дать ему то тепло, которое Крит приберегал для службы, сторожевых разъездов и тайных ночных операций.

Поэтому, когда ее гнедая словно по привычке притрусила к чудной калитке Ишад, Кама заморгала, избавляясь от слез, и сердито вытерла глаза тыльной стороной руки.

Ноздри ее наполнились летним зловонием реки Белая Лошадь, несущей свои воды в море, и благоуханием ночных цветов оккультных сортов, разводимых Ишад в своем саду.

И запахом разгоряченных лошадей: два коня переступали, привязанные к ограде дома Ишад, и одним из них был огромный вороной Крита. Кама узнала его по звезде и шраму, когда тот повернул голову к лошади, на которой она сидела, и тихо фыркнул.

Кобыла, признав его, загарцевала, и Кама поняла, что ее лошадь и конь Крита связаны любовными узами.

Ненавидя себя за то, что увиденное задело ее, за свое смятение и сомнение, Кама спешилась, пытаясь ни о чем не думать.

И, подойдя к калитке дома женщины-вампирки, толкнула ее вспотевшей ладонью.

Возможно, она шла навстречу своему року, — у Ишад не было причин давать ей поблажку, которой пользовались Стратон, его напарник Крит и отец Камы, что было следствием какой-то сделки, подробностей которой Темпус никогда не открывал.

Если Крит здесь, Кама должна увидеться с ним.

Любовь засасывает, сказала она самой себе, и подумала, что ответил бы на это он.

Кама, не успев придумать оправдание своему приходу, постучала в дверь Ишад, загадочным образом освещенную, так как перед ней не горел факел и не мерцала свеча. Всегда можно сказать, что ей нужно доложить командиру.

Если Крит здесь. Если это не ловушка. Если некро-мантка в это лето не переключилась на женщин.

Внезапно дверь отворилась, появилась невысокая темная фигура и затворила дверь за собой, так что Кама была вынуждена отступить назад и опуститься на одну ступеньку.

Ее глаза оказались на уровне глаз Ишад, и глаза той были глубже, чем тщательно скрываемое горе Камы, переживавшей давнюю потерю ребенка на поле брани и отказ мужчины дать ей новый шанс.

— Да? — произнесла бархатным голосом женщина, поработившая Страта.

Кама, женщина в большей степени, чем ей хотелось бы, всмотрелась в самую душу соперницы, которая была всем, чего только могли пожелать мужчины: каждый из них, едва раз увидев, начинал страстно желать ее — и почувствовала себя грубой, неухоженной, глупой.

— Это конь Крита… да?.. Он?..

— Здесь? Да. Кама, не так ли? — Темные глаза Ишад впились в нее, зрачки их сузились на мгновение, затем снова расширились.

— Я… я — мне не следовало приходить. Извините. Я пойду…

— Ничего страшного. Хотя и ничего хорошего, — сказала вампирка, внезапно, казалось, сделавшаяся печальной. — Если всем заправляет твой отец. Ты хочешь его — Крита? Берегись того, что тебе хочется, малышка.

И Кама, никогда не знавшая матери и думавшая о других женщинах так, словно была мужчиной, вдруг, вытянув руки, бросилась к Ишад, ища утешения и жалобно всхлипывая.

Но некромантка с шипением и охранительным движением отступила назад, качая головой.

Затем она повернулась и ушла, хотя Кама не заметила, чтобы перед ней отворилась входная дверь.

Неожиданно очутившись в одиночестве и в слезах на пороге дома, внушающего наибольший ужас в Санктуарии, Кама услышала доносившиеся изнутри голоса — тихие и явно принадлежавшие мужчинам.

Ей нужно бежать отсюда до того, как дверь отворится снова, до того, как Крит увидит, что она плачет. Она не хотела этого; ей не следовало сюда приходить. Ей никто не был нужен: ни ее отец, ни его бойцы, ни Зип или Факельщик и меньше всего воин Священного Союза Крит.

Пробежав по дорожке, она прыгнула в седло прежде, чем дверь отворилась вновь.

Все, что прокричал человек, появившийся в дверях, потонуло в топоте копыт кобылы, которую Кама немилосердно принялась нахлестывать поводьями, несясь карьером к баракам пасынков.

Крит не мог сказать то, что ей хотелось бы услышать, разве только спросить, почему она может простить Зипа, предавшего ее, попытавшегося обвинить в покушении на Страта, и не может простить Крита, желавшего взять ее в жены и иметь от нее ребенка.

Особняк Тасфалена в центре города когда-то блистал роскошью и великолепием и был центром одного из самых элитных районов Санктуария.

Теперь он стоял одиноко, почерневший и обугленный, но целый, в то время как вокруг торчали скелеты сожженных зданий, опиравшиеся на оплавленный кирпич. Время от времени закопченный обломок срывался под действием собственной тяжести, и грохот падения нарушал зачарованную тишину, нависшую над кварталом, где некоторое время назад буйствовал столб огня.

Даже крысы не бегали теперь по ночам по этим улицам, столб огня очистил особняк в центре города от того ведовства, которое прежде было сосредоточено в обитой бархатом спальне.

Именно здесь, напротив парадной двери особняка Тасфалена, Темпус созвал совещание в глухой час ночи — совещание всех заинтересованных сторон — после того, как закончил все свои приготовления.

Крит, на которого было взвалено все бремя посредничества в организации совещания, от усталости еле держался на ногах, устанавливая факелы в развалинах напротив особняка Тасфалена; если бы освещение было лучше, черные круги у него под глазами полнее рассказали бы о том, через что он прошел и чего стоило ему убедить Ишад сегодняшней ночью выполнить то, что должно было быть сделано.

Страт, напарник Крита, молча работал рядом, разгружая жирные говяжьи окорока и масло в глиняных амфорах размером с ребенка с храпящей каштановой масти лошади, недовольной своей ношей. Он выкладывал жертвенные продукты на временный помост прямо перед дверью особняка Тасфалена.

Темпус в молчании наблюдал за работой своих пасынков, ожидая прибытия ведьмы. Ишад безоговорочно заявила, что совещание состоится в полночь — некромантка она и есть некромантка. Ее присутствие обязательно — так сказал Рэндал.

Темпусу было все равно; бог внутри его был в ярости, заставляя окружающее казаться охваченным пламенем и замедленным во времени. Если бы Темпус не решил уехать отсюда, расквитавшись со всеми долгами, он оставил бы камень неперевернутым.

Но Ишад была в долгу перед ним — если это действительно была услуга. А он, в свою очередь, тоже имел долг, давивший на него, — долг перед ведьмой-нисиби-си, которую в последний раз видели за запечатанной заклятием дверью дома напротив.

Дверью особняка Тасфалена. Она не отворялась с тех пор, как огненный столб разорил всю окрестность. Что крылось внутри особняка, точно не могла сказать даже Ишад. Различные силы объединились для того, чтобы очистить это место и запереть эту дверь. Силы, про которые никто не думал, что они когда-нибудь смогут действовать вместе. Сила Ишад, и силы из самых глубин Ада, и первородная ярость Буревестника, а с ней и могущество той части небес, где царствовал отец Джихан.

Во всяком случае, так это понимал Темпус. Бог внутри его понимал это иначе — плененная страсть и не находящее выхода желание.

Да, здесь действительно что-то кроется, говорил Темпусу бог: что-то очень голодное и очень разъяренное.

Чем бы оно ни было — ведьмой-нисибиси, ненасытным призраком, попавшимся в ловушку демоном, осколком Сферы Могущества ниси — оно с конца зимы жило за счет ловимых время от времени мышей.

Если это была Роксана, скованная железным заклятием Ишад, которое не смог ослабить даже разрыв магического полотна, тогда действовать нужно очень осторожно. Если же это было что-то еще, Темпус готов был дать бой — однажды он сражался с самим холодным, как буря, отцом Джихан и смог уравнять ставки в деле, где первоначально преимущество было не на его стороне.

Снэппер Джо подковылял к тресскому коню, у которого стоял Темпус; костяшки его пальцев едва не волочились по земле, а щербатые зубы блестели в свете факелов.

— Мой господин, — проворчал он, — видите ее? Снэппер сказать не может.

От волнения он переваливался, словно медведь, — из стороны в сторону, из стороны в сторону.

— Госпоже это не понравится, не понравится… Снэппер теперь идти?

— Ты положил камень, Снэппер?

Камень, о котором шла речь, голубоватый драгоценный камень, треснутый и обколотый, Криту дала Ишад, За какую плату, Темпус не спрашивал. А сам Крит ничего не рассказал.