Марк Алданов - Пещера

• Название: Пещера
• Автор: Марк Алданов
• Жанр: Историческая проза

---

— Кажется, сейчас кончится, — сказал негромко за барьером Клервилль. — «Если по пунктам, то негр уже разбит наголову», — ответил Витя. Он понемногу входил во вкус бокса. Его также заражала чужая энергия. Под градом ударов англичанина негр корчился и пригибался к земле все ниже, то ныряя, то откидываясь в сторону. «Сейчас будет конец!» — повторил, торжествуя, Клервилль. В задних рядах партера многие повставали с мест. «Assis! Assis!»[215] — кричали возмущенно из лож. Мишель вскочил; вслед за ним вскочил и Витя. Он сверху скользнул глазами по плечам Муси, платье отставало немного от спины. У него закружилась голова. Вдруг он увидел, что Мусю у самого барьера ложи держит за руку Серизье. Витя не успел понять, что случилось. Наверху вдруг поднялся дикий рев.

Англичанин, потерявший самообладание от успеха, неосторожно открылся. В ту же секунду расправилась черная пружина. Негр оторвался от земли, стремительно бросился вперед и левой рукой нанес противнику чудовищный удар в живот. Одновременно правая рука его сбоку молотом обрушилась на подбородок белого боксера. Адский рев галерки потряс зал. Англичанин пошатнулся, поднял руки и упал на левое колено. Арбитр маленькими шажками побежал к нему. Белый боксер свалился с колена, судорожно перевернулся на полу и растянулся навзничь, раскинув руки. Кровь потоком заливала пол. Арбитр с отчаянным лицом, грозно протянув левую руку к негру, отсчитывал секунды, опуская и поднимая правую руку. Счета не было слышно из-за рева. Впрочем, всем было ясно, что считать незачем: белый боксер не встанет.

Арбитр махнул рукой. На ринг бросились служители, менеджеры, врач. Клервилль и Мишель с перекошенными лицами что-то кричали, не слушая друг друга. В соседней ложе так же остервенело орала британская семья. — «Двойной удар! Удар Фитцсиммонса! Это был удар Фитцсиммонса!..» — кричал, задыхаясь, Мишель. — «Хоть двадцать раз Фитцсиммонса, будь он проклят, но это черт знает, что такое!» — вопил по-русски дон Педро. Елена Федоровна визжала. Служители выносили англичанина, взяв его за руки и за ноги. Менеджер негра повис на его шее. В зале стоял оглушительный зверский рев.

IX

Жюльетт, Мишель и Витя вернулись в Париж из Довилля в жаркое пыльное утро. По пути с вокзала, в автомобиле, Мишель, со снисходительным вниманием парижанина к провинциалу, называл Вите улицы и здания. Витя послушно восхищался, поглядывая на счетчик. «Нас трое, но заплатить надо будет половину: барышни не платят», — соображал он; Денег Муся, все по педагогическим соображениям, дала ему немного, ссылаясь на то, что скоро сама вернется в Париж.

Жюльетт молчала. Она и в поезде за всю дорогу едва вымолвила несколько слов: так и просидела три часа в углу купе, уткнувшись в книгу, в которой иногда, спохватившись, перевертывала страницы.

По приглашению хозяев и по настоянию Муси, Витя должен был остановиться на квартире Георгеску. Дом встретил их неприветливо. Шофер отказывался носить вещи на четвертый этаж, молодым людям пришлось ему помогать. Витя оцарапал руку до крови о зазубренную скобку чемодана. Неуютно было и в квартире со сдвинутой мебелью, с задернутыми занавесками: ее только что отремонтировали, было душно, сильно пахло краской и нафталином. Жюльетт надолго заняла ванную комнату. Перевязать палец было нечем, Витя запачкал кровью костюм, полотенце, наволочку подушки и сам был себе гадок, как убийца. Чемодан его был слишком полон, вещи уложены плохо, все смялось. «А ведь, кажется, в Довилле ничего не покупал». Он надел свой лучший костюм, — у него всегда было именно одним костюмом меньше, чем нужно. «Есть же люди, у которых все в полном порядке, от совести до чемоданов». Одеваясь, Витя угрюмо думал, что на нем все поддельное: часы томпаковые под золото, костюм полушерстяной под шевиот, галстух искусственного шелка. Только подаренные Мусей запонки были настоящие, но их он далеко запрятал на дно чемодана.

Жюльетт приоделась и ушла, ни о чем не условившись с молодыми людьми и даже не простившись с ними. Когда Дверь за ней захлопнулась, Мишель только пожал плечами с Деланно-веселым видом: он привык к независимому характеру сестры, ко всяким ее выходкам, но все же недоумевал и злился. У него у самого, по его словам, была в Париже «тысяча дел» (Витя немного в этом сомневался). Они уговорились встретиться дома в семь часов вечера.

— Вот вам ключ от входной двери… Вы, конечно, пойдете осматривать Париж, — сказал Мишель; он дал несколько полезных указаний и попросил Витю купить на обратном пути кое-что по хозяйству. — Пожалуйста, извините, что утруждаю вас, у меня сегодня до вечера ни единой свободной минуты…

Витя погулял по городу, стараясь не отходить очень далеко от дома. На извозчика тратиться не приходилось, — надо было беречь деньги на предстоявший ночной кутеж. В автобусах и трамваях он не разбирался, несмотря на приобретенный еще в Берлине старый русский путеводитель по Парижу с картами и планами; указания Мишеля тотчас позабыл. Есть ему не хотелось, однако он зашел во втором часу в маленький ресторан, прочитав на дверях, на бумажке, список блюд, выписанный расплывшимися фиолетовыми чернилами: цены были приемлемые. Витя позавтракал, стараясь восхищаться парижской кухней. Долго изучал карту вин, стараясь запомнить названия белых и названия красных, какие бордосские, какие бургундские. После завтрака еще побродил по улице, наблюдая «разлитое в воздухе неуловимое изящество Парижа», о котором говорил путеводитель. В действительности все казалось ему грязноватым, потрескавшимся, недокрашенным. Мысль о том, что у них было условлено с Мишелем, все время волновала Витю. Память подсказывала ему мелодию грота Венеры. Сходство с Тангейзером было очень приятно. Но поэзия была и в пении хора пилигримов. Он колебался: каков его удел, — пилигримы или грот? Все это мешало ему изучать Париж. Витя то и дело поглядывал на часы. Гулял он довольно долго, — стыдно было возвращаться домой: столько интересного! Он смотрел на настоящих парижан, останавливался у витрин разных магазинов, — белья, шляп, книг, произведений искусства. Следовало бы купить многое, но денег на это не было.

В одной антикварной лавке его внимание привлекла картина, изображавшая Парижский Собор Богоматери. Витя мельком видел этот собор: по пути из Берлина в Довилль, часа три пробыл в Париже и успел на последние деньги покататься по городу. Он долго стоял перед витриной, не мог свести глаз с картины. Собор на ней был другой, но, быть может, еще лучше настоящего. «Странная картина… В чем же дело? Ни об одном искусстве собственно нельзя судить, если не знаешь его техники…» В нижнем углу полотна четким аккуратненьким почерком была выведена фамилия художника, иностранная и незнакомая Вите. Его удивило сочетание с иностранной фамилией французского имени «Морис» и то, что после «Морис» была запятая. В дверях показался приказчик.

— Сколько стоит эта картина? — робко спросил Витя.

— Сто франков, — ответил приказчик, оглядев его.

Витя вздохнул и отошел. Цена картины показывала, что он ошибся: художник незначительный. Но и сто франков были Вите не по карману. Он зашел в лавку съестных припасов, купил заказанное Мишелем и вернулся домой.

Дома он с жадностью съел апельсин, запил тепловатой водой из-под крана, осмотрелся получше в квартире, — при хозяевах было неловко. Мебель тоже была вроде его вещей: дешевая под дорогую. Особенно не понравилась ему неестественная, как бы театральная, гостиная. «Сюда бы еще стену с нарисованными переплетами книг… Да, не только Кременецкие, но и мы в Петербурге жили побогаче», — подумал Витя почему-то с некоторым удовольствием. Он заглянул в комнату Жюльетт и вздохнул. Квартира была неприятная, все же у молодых Георгеску был свой угол. Так одинокий холостяк с завистью смотрит на жизнь чужой семьи, догадываясь, что и в ней, должно быть, не все мило и уютно. Делать Вите было нечего. Ему самому было странно, что он скучает в первый день своего пребывания в Париже, — так хотелось сюда попасть. «Разве в Лувр поехать? Для музеев времени еще будет достаточно. Уж очень жарко… К Брауну раньше пяти никак нельзя». Он непременно хотел повидать Брауна, и Муся сказала, что он должен зайти к Брауну с визитом, — но именно это слово напугало Витю; с визитом, по его мнению, можно было отправиться только в пять часов. Сидеть было негде: на диванах, на креслах был рассыпан нафталин. Витя лег на постель, спять с неприятным чувством заметив пятно от крови на наволочке, пробежал газету, встал и неожиданно для самого себя позвонил по телефону Тамаре Матвеевне.

Он не успел ее повидать по пути в Довилль и чувствовал, что Муся была этим не совсем довольна. «Собственно, за три часа ты отлично мог заехать к маме», — сказала она как-то вскользь на пляже. «Заехать, — мысленно отметил Витя. — У меня после той прогулки оставалось в кармане семь франков…»