Сергей Алексеев - Материк

• Название: Материк
• Автор: Сергей Алексеев
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Имя Сергея Алексеева сравнительно недавно появилось в советской литературе Но уже с первых шагов молодой прозаик обратил на себя внимание читателей и критиков знанием материала, искренностью интонации, точностью языка В книге «Материк» С Алексеев продолжает свою основную тему — рассказ о людях, живущих и работающих на сибирской земле.

---

Сергей Алексеев Материк

Памяти матери моей Валентины Алексеевны Русиновой

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Жил-был вятский мужик Меренька. Родителей Меренька рано схоронил и остался один-одинешенек. Лежит он день и ночь на печи и все думает, как тяжко ему да тоскливо жить на белом свете. А пока думал, корова во дворе от голода изревелась, конь все ясельки изгрыз, курочки, так те совсем легонькие сделались, поднялись на крыло и улетели. Однажды Меренька слез с печи и надумал хозяйством заняться. Коровенку, чтобы не пасти, за баню затащил, где трава по пояс выдурила, коня на волю отпустил, забрал последнее яичко из курятника и снова на печь. Давно время жениться пришло, однолетки Меренькины по одному да по двое ребятишек завели, а Меренька придет на вечерку в дырявых портках, над ним все девки смеются. Настали холода, у Мереньки ни палки дров. Обрубил, обколол он все углы у избы да в печи стопил — не нагрелся. Доняла его все-таки избяная стынь, запряг Меренька коня и поехал в лес за дровами.

Вот едет он по лесу, а навстречу ему красна девица идет. Белая коса на груди лежит, до самой земли достает, глаза ровно небо, глянешь — дух захватывает, а статью-то лебедь, да и только. Идет — земли не касается, рукою взмахнет — того и гляди, взлетит. Но одежа на ней — не лучше, чем у Мереньки: сарафан в заплатах, рубаха поизношена, как ситечко просвечивает.

— Чья-от будешь? — спрашивает Меренька, а сам глаз отвести не может. — И куда босая-то идешь?

— Сиротина я, — отвечает девица, — хожу по свету — горе мыкаю.

— Я тоже сирота, — говорит Меренька. — А зовут-то тебя как?

— Светлицей.

— Больно имечко чудное!.. Поехали со мной?

Поехали они вместе. Меренька выбрал подходящее дерево и стал его рубить. А топоришко у него тупой был, хоть садись на него и до Москвы катись. Тюкал-тюкал Меренька, нарубил горсть щепок и перестал.

— Топор-от поточить бы, — говорит он, — ловчей бы дело пошло.

Взяла Светлица топор, и не успел Меренька оглянуться, как она дерево-то уже и срубила, потом на полешки расколола и в сани сложила. На вид-то она тоненькая, а проворная оказалась — Меренька диву дался. Приехали они в избу. Светлица печь затопила, воды нагрела и давай стирать, мыть да чистить все кругом. Корову подоила, соломки коню дала, а то он уж ворота съел и за стены принялся.

Вечером Светлица зажгла лучину, достала откуда-то иголку с ниткой и говорит Мереньке:

— Снимай портки, заштопаю.

Меренька залез на горячую печь, отдал портки, а сам лежит, смотрит, как Светлица заплаты ставит, и думает: «Вот заштопает она портки, надену и скажу, чтоб замуж за меня выходила. Податься ей некуда, а кто ее возьмет еще, сиротину-бесприданницу?»

Надел он портки и говорит:

— Выходи за меня замуж?

Она опять этак покорно головку свою опустила и руками косу перебирает.

— Согласная я…

И зажили они вдвоем, да не надолго. Вскорости Светлица первенца Мереньке родила — Улыбой назвали. А там пошло: что ни год — то прибавление, и все парнишки, белоголовенькие, синеглазые. Светлица как с зарею встанет, за день и присесть некогда. То на пашне ломит, то сено косит, то по дрова в лес поедет. Рученьки-ноженьки гудят, а не видно никому. Какая гулянка случится — Светлица и здесь первая. Если песню запоет — народ-то вокруг будто онемеет: слыхом не слыхивали песен таких. Не жалостные они, однако же бабьи глаза пеленой затягивает, мужики вздыхают, а потом ходят как чумные. Плясать пойдет — каблучками пола не касается, ровно птица по кругу ходит. Кого крылами опахнет, тот без вина пьяный сделается.

— Экую красу Меренька взял, — стали говорить в народе. — Не гляди, что дрокомеля.

Меренька же грудь колесом и видеть никого не желает. А так все больше на печи лежит и думку свою думает, словно сахарную головку во рту держит. Парнишки-то по нему ползают, спину да пятки чешут, приговаривают:

— Тятенька наш, тятенька!

Поглядит Меренька на детишек и совсем растает:

— Экое диво, робенки-от мои! Ликом-то все на меня похожи!

— Вылитые, — соглашается Светлица, а сама глядит в сторону и улыбается, — похожи, как колоски на зернышко.

Настало время, когда в Меренькиной избенке совсем тесно сделалось, да и прохудилась она — ветер свищет.

— Надо бы избу новую поставить, — говорит однажды Светлица. — Пойдем, Меренька, лес рубить.

А Меренька давно заметил: как дождик пойдет на улице, так на печи сыро. Слез он, запряг коня, топоришко нашел — в лес собрался.

— Ты за братишками присматривай, — наказывает Светлица старшенькому Улыбе, — со двора их не пускай. Не ровен час — медведь набредет да утащит.

Избушка Меренькина на самом краю стояла, у леса, и медведи частенько наведывались. То курочку утащат, то корову напугают, а то и в овин залезут да снопы молотят. Улыбе-то к тому времени десятый годок пошел, большой уже парнишка, смышленый.

— Я, — говорит, — за братишками пригляжу. А коли медведюшка придет — вилами его.

Поехали Меренька со Светлицей в лес. Долго ехали, пока хорошего леса не нашли. Взял Меренька топор и начал дерево рубить. Уж он всяко махал да стучал, руки себе напрочь отвертел, а лесина стоит как стояла.

— Топор-от поточить бы, — говорит Меренька, — дело б иначе пошло.

— Дай-ко я попробую, — сказала Светлица, — авось у меня получится.

Не успел Меренька глазом моргнуть, а уж первое дерево на землю упало. За ним второе да третье. Дивится Меренька, затылок чешет:

— Экая проворная ты у меня! Ну, ты руби, а я отдохну маленько, притомился что-то…

Лег Меренька под дерево, любуется на свою женушку, радуется: не побрезговал, взял сиротину бездомную — вот оно и окупилось сторицей. В доме достаток, парнишки — загляденье одно, а уж о самой Светлице речи нет.

Теперь еще избу новую срублю, думает, и совсем хорошо будет.

Тем часом щепочка-то отскочила и прямо Мереньке в глаз.

— Ты потише! — осердился он. — Так и без глазу оставишь!

— Не кривись, Меренюшка, — покорно отвечает Светлица, — нечаянно я…

Задремал Меренька и слышит: топор все тише и тише стучит, однако деревья чаще падать стали. А потом и вовсе стук прекратился, и только лесины, слышно, о землю ухают. Долго ль, коротко ль спал Меренька, но когда проснулся — глядь: а лесу навалено! Три избы построить хватит. Поначалу-то деревья рубленные лежат, а дальше — с корнями повыдернутые. Светлицы же не видно нигде. «Эко баба разошлась, — думает Меренька, — отколь силы берутся!» Встал он, потянулся — да и обмер весь. Медведь по лесосеке ходит и этак шутя деревья валит. Опомнился Меренька, одним духом на сосну влез и кричит оттуда.

— Светлица, где ты?

Медведь-то лапы отряхнул, лоб свой мохнатый утер и говорит Светлицыным голосом:

— Туто-ко я!

И подходит к сосне, на которой Меренька сидит. Меренька же от страху еще выше забрался.

— Слазь, Меренюшка, — говорит медведь, — обедать пора.

Тот же ровно и не слышит, обнял дерево и орет дурнинушкой:

— Светлица-а-а!..

— Вот она я, — смеется медведь Светлицыным смехом и морду вверх задирает. — Слазь, дурачок мой, поедим маленько да лес-от возить будем.

Зажмурится Меренька — вроде Светлица его говорит, откроет глаза — медведюшка…

— Слазь, — уговаривает он, — робенки-от наши заждались, поди, по тятьке с мамкой соскучились.

Опамятовался немного Меренька, сообразил, что чудо вышло либо колдовство какое. Лешаки с бесами да ведьмы с чародеями по лесу во множестве ходют…

— Светлица, поглянь, ты же в медведя оборотилась! — сказал Меренька и на землю спустился. — Как же я жить с тобой стану, колды ты лохмата до когтиста! Ште люди-от про меня скажут?

Поднес медведь лапу свою к морде-то да как заорет! Да как заплачет! На землю упал, шерсть на себе дерет и ревмя ревет:

— Что же ты со мной наделал, Меренюшка? Была я Светлицей, а стала медведицей!..

У Мереньки мороз по коже, волосы дыбом. Конь захрапел, оторвал поводья и телегу по колоднику вдребезги разнес.

— Не стану я с медведицей жить, — говорит Меренька, — оставайся-ко в лесу да на люди не показывайся. Робенки-от наши как увидят — с вилами на тебя выйдут.

Как услышала Светлица-медведица о детях, так и встрепенулась вся. Взревела последний раз — грохот по лесу прокатился, птицы петь перестали — и побежала в сторону деревни.

«Ишо робят напужает», — подумал Меренька, взял топоришко и отправился следом.

Приходит он к своей избе, глядит — глазам не верит. На крылечке медведь сидит, а вокруг детишки хлопочут. Кто гребешком шерсть расчесывает, кто коготки на лапах обласкивает. Меньшой-то самый грудь сосет, причмокивает и улыбается. Чуть заметила Светлица-медведица мужика своего, Мереньку, облапила ребятишек и говорит:

— Тятька-то наш в лес меня жить отсылает.

— И мы с тобой! — заголосили дети и за шерсть ручонками похватались, будто за подол. — И мы стобой, мамка!