Николай Алексеев - По зову сердца

• Название: По зову сердца
• Автор: Николай Алексеев
• Издательство: Мастацкая лiтаратура
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Автор – участник Великой Отечественной войны, генерал-майор инженерных войск в отставке.

«По зову сердца» – логическое продолжение романа «Испытание». Здесь повествуется о том, как советские люди на фронте и в тылу совершали подвиги во имя победы нашей Отчизны.

---

– Юрок! Довольно спать-то.

Юра знобко потянулся, засунул руки поглубже в рукава и хотел было слезть, но задеревенелые ноги не подчинялись.

– Дедушка! – барабанил зубами Юра. – Помоги.

– А ты чуток пробеги. Вот так, – засеменил на месте Гребенюк, энергично работая руками. – Пробеги и посмотри, есть кто там впереди? А я тем временем покурю, да и Сонька чуток отдохнет.

Юра побежал в гору. На вершине, около бревенчатого сруба-блокгауза, смотревшего во все стороны черными глазницами амбразур, остановился, поджидая деда.

– Эк-ко, какой форт соорудили, – покачал головой Иван Фомич, поравнявшись с Юрой. – Кругом колья. Значит, Юрок, колючкой огораживать будут. А тут, стало быть, – показал он на котлован, – землянку сооружать думают. Запоминай, милый, запоминай!..

– Запомню, дедушка. А для чего форт в такой глуши?

– Я и сам не знаю. Видно, против партизан. Вишь, как дорогу-то по обе стороны оголили, проклятые. Почитай, метров так на сто пятьдесят лес вырубили. Боятся, как бы народные мстители из-за куста их не шпокнули… Но как ни вырубают, все равно шпокнут.

Гребенюк ударил вожжами Соньку.

– Но! Сивая!

У моста перед Слободкой подводу остановил щупленький гитлеровец:

– Стой! Куда едешь?

Гребенюк почтительно ответил:

– На базар, на маркт, ваше благородие.

– На базар? – понравилось это слово солдату, и он, повторив его, спросил: – Оружие есть? – Но видя, что его не понимают, выставил палец пистолетом: «Пу! Пу!»

Гребенюк догадался и, мотая головой, забормотал:

– Что вы, что вы! Я человек мирный. – И предусмотрительно отбросил мешок, закрывавший крынки со сметаной.

К подводе подошел и другой, длинный как жердина, гитлеровец. Они оба внимательно осмотрели воз, взяли кувшин со сметаной и полкраюхи хлеба, и щупленький махнул рукой: мол, можно ехать.

Слободка стояла на крутояре, прижавшись огородами к лесу. Дорога проходила вдоль берега извилистой речушки.

– Ну, Рыжик, теперь все примечай. Запоминай вот от этого места. – Гребенюк показал на громадную шапку пустующего аистиного гнезда на колесе, когда-то поднятом добрыми людьми на вершину старой березы. И тут же стал присматривать место, где с телегой должна совершиться «авария». Пожалуй, самым подходящим было «опрокинуться» против дома на две половины, под железной крышей.

В деревне еще стояла утренняя тишина. Людей не было видать, лишь кое-где безмолвно стояли часовые, да еще у дома с белыми наличниками гражданский, похожий на колхозника, месил глину и два солдата носили в дом кирпичи.

– Ну, дай бог, – буркнул старик и подтянул вверх, насколько было возможно, загвоздку заднего колеса. И вот у этой хоромины на глубоком ухабе телега сильно качнулась и застряла. Сонька напряглась, дернула, но сзади хряснуло, колесо соскочило, и воз сильно скосился на правый бок. Гусь не выдержал этой беды и загоготал на всю деревню. В окнах домов показались физиономии солдат.

А Гребенюк, почесывая кнутовищем затылок, озабоченно смотрел на «аварию», исподлобья выглядывая, где что размещается.

– Смотри, часовой у крыльца, другой под окнами ходит, – присев у свалившегося колеса на корточки, шептал Юре. – Как только гуся аль петухов цапнут, так ты сразу же дуй в этот док, потом лети в следующий, вон в тот, где из трубы дым валит. Понял?

– Понял, – тихо ответил Юра и направился к Соньке, которая выжидающе смотрела на своих хозяев.

– А я пойду искать загвоздку, – хитро сощурил глаза Гребенюк и обвел взглядом весь фронт домов. Не проминул взглянуть и на пулеметное гнездо, смотревшее своими бойницами на дорогу, а также и на машины, запрятанные в выемках крутояра. Потом медленно пошагал к человеку, месившему глину.

– Здравствуй, земляк! – Гребенюк снял шапку. – Вот где-то здесь чекушка выскочила, и воз – аминь!

– Вот-то грех какой, – посочувствовал гражданский.

– А вы что, печь кладете?

– Какой черт печь? Ванну. Они где-то раздобыли колонку без топки, так вот я топку мастерю. – Печник обтер руки о мешок, подвязанный вместо фартука. – Нет ли у вас табачку?

– Табачок? Есть, – и Гребенюк задрал полу кожушка, достал из кармана штанов синий с цветочками кисет и протянул его печнику: – Так что, здесь околодок аль лазарет будет?

Печник оглянулся кругом и таинственно прошептал:

– Сам Шульц здесь жить будет. Так что, старина, ты не очень-то здесь задерживайся.

– Что ты говоришь? Сам Шульц? – так же тихо пропел Гребенюк и хотел было спросить, кто в соседнем доме, но прикусил язык: на крыльцо вылетел обер-фельдфебель, видимо, гроза гарнизона. Увидев его, солдат, опускавший журавль с ведром в колодец, выпрямился и застыл в стойке «смирно».

– Русс! Марш! Марш!.. – зарычал обер-фельдфебель.

Гребенюк снял шапку и поклонился.

– Ваше высокое благородие, дозвольте ему, – кивнул он на печника, – загвоздку сделать.

– Чеку он потерял, – объяснил печник, рисуя руками колесо. – И телега его – капут, – показал он на скособоченный воз, где, перекрикивая петухов, скрипуче гоготал во все горло гусь, отбиваясь от солдатских рук.

– О! Гус, курка? Зер гут! – восторженно выкрикнул обер-фельдфебель и что-то предупреждающе гаркнул в сторону подводы. Но было поздно. Горластый гусь уже бился в руках одного из солдат, а перепуганные петухи, вылетев из корзины (Гребенюк, предвидя подобный случай, нарочно не связал им ноги), неслись по деревне. За ними, перегоняя друг друга, мчались солдаты и Юра, а навстречу петухам с растопыренными руками полусогнувшись двигались полицаи.

– Ваше высокое благородие! Гуся, гуся, петухов, – семеня за обер-фельдфебелем, гундосил Гребенюк. – Это же безбожно. Я бедный крестьянин, последнее – на маркт, а они просто так цап-царап…

– Вас?! – взревел обер-фельдфебель и сильно оттолкнул Гребенюка, когда тот вцепился в солдата, тащившего гуся. Солдат протянул гуся обер-фельдфебелю.

– Ах так? Тогда я к начальству. – И Гребенюк под хохот обер-фельдфебеля и солдат решительно направился к облюбованному им дому, который сторожили двое часовых.

В свою очередь Юра, тащась за солдатами, поймавшими петухов, вошел в избу, но вскоре, под гогот солдатни, вылетел оттуда как пробка прямо на дорогу. Но это не нарушило его плана. Он поднялся и хныча направился «жаловаться» в соседний дом, где во дворе стояли какие-то зачехленные штуковины.

С Гребенюком получилось, можно сказать, и хорошо и плохо. Часовые, конечно, его в дом не пустили, и он объяснялся с ними столько времени, сколько ему надо было, чтобы рассмотреть все, что его интересовало. Даже сосчитал, сколько сюда идет телефонных проводов, и запомнил, в какие окна они входят. Часовым надоела его непонятная болтовня, и один из них схватил старика за рукав и потащил в соседний дом и там на крыльце передал здоровенному полицаю. Тот втолкнул старика в избу, да прямо к столу, за которым стоял без мундира еще более дюжий – уже знакомый Гребенюку по красной роже – старший полицай Костюк.

Костюк был сильно пьян.

– А! – сказал он. – Попался, партизанская душа! – и сильно хлестнул по столу плетью. – Я тебя вот этой не лупил?

– Что вы? – Гребенюк пересилил страх и улыбнулся только одним глазом. – Да такое я век помнил бы. Простите, как величать-то?

– Гм! – промычал Костюк и принял осанистый вид: – Величай просто – товарищ начальник.

– Товарищ начальник? – удивился Гребенюк. – А разве так можно! За это же – тово… – приложил он палец к виску.

– Тьфу! – плюнул Костюк, – будь ты проклят! Конечно, нет. Господин начальник!

– А теперь, господин начальник, даже трудно разобрать, кто тебя грабит, свои аль чужие.

– Смотря кто ты?

– Я-то? Православный. Крестьянин, и мать моя, и отец…

– Довольно болтать-то! – начальник снова хлестнул плеткой по столу. – Християнин. Лучше признавайся, кто тебя сюда подослал? Ну! – И плетка взлетела вверх и там застыла.

– Меня-то? Нужда. Соли нет, спичек – тоже. Лучину зажечь нечем…

– Нужда, – передразнил Костюк. – Знаем мы эту нужду. Говори, где ваш главарь Дядя Ваня?!

– Дядя Ваня? А кто он такой?

– Э-э-э, не знаешь? – ехидно пропел полицай и расстелил на столе приказ. – Читай! – ткнул он рукоятью плетки в строки, где говорилось, что за его голову – 10000 марок.

– Я, господин начальник, неграмотный.

– Неграмотный? Врешь, паскуда! А ну!

– Вот, ей-богу, – перекрестился Гребенюк. – Мать моя и отец мой…

– Неграмотный? – зло бубнил начальник. – Когда дело касается партизан, то вы все неграмотные… Раз неграмотный, так на! – и полицай, сложив вчетверо приказ, сунул его Гребенюку. – Развесь в своей деревне, и пусть все прочтут. Теперь марки – самые настоящие деньги. На них и соль, и керосин, и корову купишь… А теперь – вон!..

– Все понял, господин начальник, – живо ответил Гребенюк и выскользнул за дверь.