Чабуа Амираджиби - Дата Туташхиа. Книга 1

• Название: Дата Туташхиа. Книга 1
• Автор: Чабуа Амираджиби
• Издательство: Известия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1979

В романе известного грузинского писателя Ч.Амираджиби на широком фоне жизни Грузии конца XIX–начала XX вв. рисуется образ человека, не мирящегося с нравственными позициями общества, отошедшего от него, ведущего поиски в нравственной сфере. Сюжет романа построен на острых ситуациях.

---

Кровати моих соседей стояли изголовьем к стенке, выходившей на балкон, а на балконе была моя бочка с крысами.

Туташхиа прислушался, и я почувствовал, как он напрягся.

– Сегодня опять пасмурно,– сказал он и встал.

У него была повреждена ключица, ходить ему было трудно. Чтобы пройти на балкон, надо было пересечь большую палату, протиснувшись по дороге через узкий проход между печкой и кроватью. В проходе стоял Чониа. Туташхиа повернулся боком, чтобы не задеть его. Он бы прошел, но Чониа загородил проход.

– Здесь двоим не разминуться. Не видишь, с той сторон ы обходить надо!

Абраг невольно подчинился и, повернувшись, обошел печку с другой стороны.

– Вот так-то! – сказал Чониа.

Туташхиа остановился и смерил Чониа взглядом с макушки до пяток. Ну, думаю, нарвался Чониа, тут его хамству не пролезть.

Чониа глядел на Туташхиа наглыми зелеными глазами. «Здесь я хозяин,– казалось, говорил он,– и подчиняйся порядку, который нравится мне. А то найдется на тебя управа, кто ты ни есть». А порядок такой, что Чониа подмял под себя всех.

Дата Туташхиа разглядывал Чониа, как мальчишка новую задачку, только что написанную на классной доске. Он улыбнулся чуть заметно, и это было похоже на радость, когда в голову уже является разгадка. Будто соглашаясь с собственными мыслями – да-да, знаю... – он наклонил голову и вышел им балкон.

Я вскочил с постели и стал одеваться. Мосе Замтарадзе тронул меня за рукав и шепнул:

– Прошу прощения, батоно, дайте взглянуть, который это...

Я посторонился. Он едва коснулся Чониа взглядом и снова опустился на постель. Чониа разворошил в печке угли, и пламя вспыхнуло с шумом и треском. Квишиладзе в надежде, что Чониа не услышит, тихо-тихо сказал Кучулориа:

– Видал, как он нового-то...

Кучулориа покосился на Чониа и, убедившись, что Чониа его не видит, чуть заметно улыбнулся Квишиладзе. Чониа прикрыл печную дверцу и, откашлявшись, словно оратор, собирающийся выступать, завел:

– Болтать ты болтаешь, батоно Квишиладзе, а как мозгами раскинуть, так тебя нет. Вот нас здесь четверо калек, а сколько дней у нас во рту крошки не было – ты об этом подумал? И денег нет. Да если б и были, так ты вон без ног. И кому из нас хотя бы через плетень Мурмана Ториа перелезть под силу? Я уж говорю, добраться до Поти, накупить еды и притащить ее сюда... – Красноречие вдруг оставило Чониа, и он умолк, так и завершив свою мысль.

– Твоя правда! – Кучулориа произнес это так горячо, что Чониа впору было снова взяться за свое.

– Правда-то правда, только хотел бы я знать, в чем этот новенький виноват, раз припасы наши кончились и сидим зубы на полку. Ему-то что делать прикажете? – спросил Варамиа.

– Я знаю, о чем говорю, убогий ты человек, Варамиа! – отрезал Чониа. – Эти двое явились сюда вчера ночью. Думаешь, в хурджинах у них пусто? Так войди и скажи: так и так, все мы под богом ходим, давайте поделим, что нам бог послал, а кончится у нас, так придут же к кому-нибудь из вас, тогда и ваше на всех поделим... А они вместо этого что делают? Я скажу тебе что – обжираются жареным и пареным, а рядом голодные лежат, животы у них сводит – так они еще расхаживают здесь... Я от их «здрасьте» сыт не буду...

– Ну, хорошо, что же им делать? – опять спросил Варамиа.

– Будь в них хоть что-нибудь человеческое, хоть крупица ума в голове, они бы сделали, как я говорю. А то дождутся, я такое им устрою... Пусть только услышу, как они по ночам чавкают под одеялом... Не в первый раз... И видеть такое видел, и как быть с такими молодцами, тоже как-нибудь знаю. Можешь мне поверить.

– Прижмешь, говоришь, так, что кусок в горло нам не полезет и мы свой чурек втихаря грызть будем? – засмеялся Замтарадзе.

– А вот увидишь,– подтвердил Чониа.

– Ну и силен, бродяга, уж как силен. В самую пору бежать отсюда, мать моя родная!

В комнате стало тихо. Я подошел к балконной двери, взглянуть на своих зверьков, и открыл было ее, как за спиной моей опять заговорил Замтарадзе:

– Если хочешь знать, нет у нас ничего, а если б и было,тебе с твоей наглостью крохи у нас не вытянуть. Тебе это в голову не приходило?

– Что у меня выйдет, а что нет, увидишь сам! Чониа слов Не будет вам этого!

– Послушай, друг, нет у нас ничего. Мы договорились с Хосро: он нас кормит, мы ему платим наличными. Чего ты от нас хочешь? Раз вы голодны, то и нам голодать?..

– Черта с два, такой, как ты, на это ни в жизнь не пойдет! А был бы на твоем месте человек хоть мало-мальски стоящий, выход бы нашелся... И кончай канючить. От твоего нытья беги отсюда.

– Вижу, тебе, подлецу, на тот свет захотелось...

– Ну уж, на тот свет! Ты не очень-то губы распускай. На много тебя, падла, все равно не хватит. А если и хватит, какой тебе расчет? Мне в зубы дай раз, я и протяну ноги. И качаться тебе на виселице – другого вместо себя не заставишь. Об этом тоже подумай, если котелок твой еще варит.

Замтарадзе промолчал. Горел огонь, и в тишине только хворост потрескивал.

Я вышел на балкон. Дата слонялся по двору вокруг дома. Мне пришлось воевать в первую империалистическую. То, чем занимался Дата Туташхиа, на войне называется рекогносцировкой.

Я заглянул в бочку. Животные опрокинули банку с водой. Я налил воды и поставил банку на место. Увидев меня, Туташхиа поднялся на балкон, постоял, понаблюдал за крысами и спросил:

– Один из них станет людоедом?

– Да.

– Наголодались уже?

– Наголодались, но до настоящего голода еще далеко. Нужно время, много времени, чтобы наступил настоящий голод.

Через час я пришел к Хосро завтракать. Дяди не было, его увезли к больному, а мне не терпелось рассказать о том, что творилось в палате и как голодали наши больные. Поев, я вышел на балкон. Вижу, Дата сидит на перилах, пригревшись на солнце, и читает. Надо было заниматься, я вернулся к себе и сел за стол.

Просидел недолго. Замтарадзе ткнул мне в спину пальцем и поманил к себе. Вижу, хочет что-то сказать, а не говорит.

– Чем могу быть полезен, батоно? – спрашиваю я его.

– М-м-м... Делать-то что дальше будем? – сказал он едва слышно.

Я понимал, что говорить надо шепотом, но – почему, взять в толк не мог.

– Слышал Отиа мой разговор с этим подлецом Чониа, как вы думаете?

– Нет, не слышал. Он во дворе гулял.

– Видите ли, – сказал Замтарадзе, подумав, – хоть и блевотина этот Чониа, а говорит правду. Мы тут обжираться будем, а им – голодать. Некрасиво получается.

– Мой дядя Мурман сам беден. Что имеет, тратит на больных и на лекарства для них. Столько людей ему не прокормить. Он одному Хосро за восемь месяцев жалованье задолжал. Отдавать нечем.

– Да я вам не о том, бог с вами! Я о чем думаю... Раньше случалось здесь, чтобы голодали? И что вы тогда делали?

– Право, не помню, чтобы такое бывало... Впрочем, если у вас есть деньги, купите со своим товарищем в складчину пуд кукурузной муки и немного сыру. Это обойдется вам недорого. И они будут сыты, и вам спокойно. А там придут к кому-нибудь из них, хоть немного да подбросят. Это будет проще всего.

– Я сам об этом думал, но мой товарищ ни за что не согласится.

– Почему?

– Это у него спросите.

– А как бы он поступил?

– Как поступил бы?.. Возьмет и не притронется к еде, пока у них не появится что есть. Так и будет, уверяю вас. Но сам помогать им не станет и мне не даст. Это я знаю наверняка. Такой зарок он положил себе и от своего не отступит.

Что мог я ответить?

В большую палату вошел Хосро, роздал лекарства и принялся за уборку.

– Есть в нашей деревне человек, – услышал я голос Квишиладзе, – был он на войне, с турками воевал. Ел, говорит, там шашлык из конины. Не такой он человек, чтобы врать, да и сам думаю, а чем плох шашлык из конины? Ведь если прикинуть, чем кормят армейских лошадей? Травой, сеном, ячменем, овсом. Ничего другого и не дают.

– Про конину не скажу, не знаю, – это говорил Кучулориа, – а с дичью бывает: сразу ее не выпотрошат, она и даст запашок, подумаешь – испортилась, а ведь нет, мясо как мясо. Бывало, убьешь зайца, домой принесешь, а запах от него – бери и выбрасывай. Ан нет, не выбрасывал. Выпотрошишь, шкуру сдерешь, промоешь как следует и ешь себе на здоровье. Не хуже другой еда, а по правде сказать, так и вкуснее. Проткнешь его вертелом, покрутишь над огнем, и как пойдет аромат, а жирок как закапает да зашипит – ну и ну, скажу я вам!

Хосро обвел взглядом палату, покачал головой и вышел.

– Ты как в воду смотрел, Кучулориа, – сказал Квишиладзед, – я как раз об этом думал. Помню, нашел я в горах убитую Куропатку. Дня три уж прошло, не меньше...

– Вы понимаете, что голод толкнул нас на этот разговор, прервал их Варамиа. – Нельзя, когда голодаешь, говорить про еду, от этого еще хуже будет. Только дразните себя понапрасну. Бог милостив, все образуется.

– Чтобы я больше не слышал про пищу ни слова! – приказал Чониа. И все замолчали.