Николай Иванов - Черные береты

• Название: Черные береты
• Автор: Николай Иванов
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Боевик
• Год: 1995
• ISBN: 5—85585—261—х

---

— Не бойтесь, ребята, мы вас трогать не станем, — уперевшись плечами в щиты, успокаивали милиционеров, а заодно и себя, демонстранты. — Мы ж понимаем, что сволочи — это те, кто прислал вас сюда.

— Эй, офицеры! Что же вы прячетесь за спины своих солдат? Где ваши честь и совесть? Лужкову продали?

— Позор офицерам!

— Снимите погоны, вы их недостойны.

— И кокарды снимите — на них герб Советского Союза.

— Ублюдки, какая же мать вас родила. Глянула бы она сейчас на вас.

— Вперед! — стараясь заглушить крики, заорал «свинопас».

Шеренга качнулась, мужики уперлись — и все остались на прежних местах.

— Землячок, ты меня не бей, и я тебя не трону. Договор? — мужичонка в вязаной шапке «петушком» придавленный собратьями по митингу к щиту, заглянул за него и подмигнул лупоглазенькому, ошарашенному происходящим солдатику.

— А у вас закурить не найдется? — неожиданно попросил тот, наверное, о самом заветном, колыхаясь во всеобщем противостоянии.

— Это дело мы быстро организуем. Держи. — Мужичок протянул сигарету прямо в дырку в щите. Солдат, не выпуская из рук дубинку и щит, а может, просто не имея возможности пошевелиться в зажатой шеренге, взял ее прямо губами. — Погодите, не напирайте. Дайте человеку прикурить.

Идиллия. Учения по гражданской обороне, когда через пять минут условные противники обнимаются и вновь друзья.

Огонек от спички успел перескочить на видимый из дыры белый кончик «Примы», прежде чем снова засипел мегафон.

— А родом откуда будешь, землячок? — сдерживая солдатика, продолжал беседу разговорчивый мужик.

— Из Пензы.

— Родители есть?

— Одна мама.

— Чего сюда-то пришел?

— Привели. Не выполнишь приказ — в дисбат отправят. А туда неохота.

— Переходи на нашу сторону. Все равно мы победим.

— А если нет? Вам-то что, разойдетесь по домам. А мы? Пусть бы командиры приказали.

— Командиры попрятались за ваши спины, неужели не видите?

Солдат невесело усмехнулся: толку-то, что видим.

— Уходи, сынок, — уговаривала женщина рядом уже другого милиционера. — Не бери грех на душу. Всю жизнь ведь потом вспоминать будешь. Этот позор спать тебе не даст. Уходи. Я укрою, а мать простит.

Солдат, не реагируя, отрешенно смотрел поверх голов.

— Ты же жизнь свою с насилия начинаешь, — не отступала женщина. — Дети тех, кто тебя послал бить собственный народ, в Америке учатся. Ты ведь уже взрослый, должен сам думать и все понимать.

— Да уйдите вы все ради Бога! — заорал, сорвавшись, тот. — Мы хоть на службе, а что вы здесь делаете? Идите по домам спать. Мы трое суток под дождем и не евши из-за вас.

— Не из-за нас, сынок, не из-за нас, — обрадовавшись голосу подопечного, как радуются ожившему больному, ласково и осторожно ответила агитаторша. — Мы на своей земле. Это вы с друзьями лучше подумайте, кто и зачем вас сюда прислал.

— Вперед!

Женщину оттеснили, но мужичок в шапке-«петушке», вцепившись пальцами в дыры щита, удержался около своего «землячка».

Все замечал, слышал и чувствовал Мишка. И предвидел неизбежный конец, когда солдаты или в самом деле бросят все к чертовой матери и уйдут куда глаза глядят, или заревут дико и примутся колотить всех, кто попадет под руку. В глубине души он желал первого, но случится, конечно, второе. Балашихинский «свинопас» дождется точки кипения у подчиненных и даст команду «фас». Обе стороны власти пошли ва-банк, и о каком-то джентльменстве речь идти не будет. Если сегодня — колючая проволока и водометы, то что тогда завтра? Или уже сегодня? На последнем инструктаже исподволь, намеками, но давали понять: если со стороны защитников БД или депутатов спровоцируется насилие или стрельба, то это даст право милиции и ОМОНу действовать более жестко и решительно.

Скорее всего такая установка «прокачивалась» на самых верхах, потому что это «если» повторялось столько раз и с таким неприкрытым желанием, что даже самые бестолковые могли понять: тот, кто умело поработает на эту идею, по крайней мере, будет замечен и всячески обласкан. Властям как воздух нужен оправдательный толчок, чтобы наконец-то покончить с собственным позором. Бессилием. Ситуацию для них может спасти только кровь. А имея на руках телевидение, радио, практически всю прессу, ими из Белого сделать Красно-кровавый дом — задание для первоклассников. И неважно, чья это была кровь и по чьей вине. Никто никогда не докопается до истины. Да и поздно потом будет копаться. В августе 91-го это получилось как нельзя кстати…

— Лакеи! Прихлебатели, — взорвалась криками толпа на левом фланге, и, глянув туда, Багрянцев увидел мелькающие в воздухе дубинки.

Неужели началось?

— На кого руку поднимаете? На собственный народ?

— Страшитесь, мы вам этого никогда не забудем и не простим.

— Это вы сегодня у власти. Но завтра уже на собственную задницу и сядете.

Напор от демонстрантов ослаб, солдаты пошли еще быстрее, словно и в самом деле торопясь закончить дело, уехать в казармы и спрятаться с головой под одеяло…

— Спокойнее, спокойнее, — удерживал свой взвод Мишка, мотаясь от края к краю цепи. — Взяли себя в руки, спокойнее.

Пусть снимают «видюшники». Пусть завтра его поднимут и начнут топтать: взвод не поддержал, не развил, не передал дальше по цепи команду «фас». Но ведь кто-то же должен остановить это безумие, на ком-то обязана споткнуться дичайшая несуразица. Не в Уругвае же и не на Гаити, не в кино и не в страшном сне — в центре Москвы, по освещенной улице сыновья гонят дубинками своих отцов и матерей. Или это все-таки сон?

Начали оглядываться назад солдаты — верный признак того, что надломились, дрогнули. Задача командира — криком, матом, собственным примером, но взбодрить подчиненных, придавить все их чувства и мысли. Но он, Михаил Багрянцев, не станет этого делать. Пусть его солдаты сегодня боятся. Пусть оглядываются и даже отступают. Это спасет их от мучительных переживаний и будущих кошмаров. Сдержитесь, братцы.

— Спокойнее, не нервничайте, — подошел вплотную к зеленым стальным спинам подчиненных Багрянцев.

И тут же сам отпрянул назад. Впереди, между двух стальных грибов-касок мелькнуло лицо Тарасевича. Мишка и мысли боялся допустить, что увидит в толпе кого-то знакомого, а самое главное, что кто-то увидит его. Он даже Рае говорил, что сидит хоть и в повышенной готовности, но в казарме.

А тут сразу — Андрей. Увидел ли он его? А что подумает, если все же увидел и узнал? Или все‑таки это был не он? Рая говорила, что тот куда-то собирался уезжать…

Нет-нет, это просто самоуспокоение, боязнь взглянуть в лицо правде. Андрей вне всякого сомнения — здесь, и именно по другую сторону баррикад. Было бы странным, если бы он спокойно где‑то отдыхал или даже зарабатывал себе на жизнь. Тарасевич не позволит загонять себя в клетку, даже Указом Президента. Значит, он. Но увидел или нет?

Отвернувшись, Мишка торопливо снял притороченную к ремню каску, напялил ее поглубже на глаза. Приподнял воротник бушлата. Втянул голову в плечи. Затравленно повернувшись, осторожно обшарил взглядом толпу. Где же Андрей? Перешел в другое место? Даже если так, можно перевести дух. Сколько времени| мечтал увидеться, впервые обиделся на Раю, когда она не допыталась у Андрея, где он сейчас и что с ним, а теперь… Теперь хочется того же, что и солдатам: чтобы в самом деле побыстрее все закончилось — и в казармы. А там с головой — под одеяло…

Хотел Мишка обмануть самого себя, когда его, представленного к увольнению в запас из армии вроде бы по сокращению штатов, а на самом деле за август 91-го, вдруг вызвали в кадры МВД и предложили перейти служить в их структуры. Из царской армии шел неписаный закон: уважающий себя офицер никогда не наденет шинель жандарма. Состоять в приятельских отношениях, делать что-то совместно по службе — это ради Бога. Но после того, как охранял народ, гонять его же по улицам собственных городов… Низко и недостойно строевого офицера, да еще разведчика.

Загоношился тогда и Мишка, потом, однако, убедил себя и успокоил совесть: преступность в стране сейчас такова, что собственные бандиты быстрее зальют страну кровью, чем иноземный враг. К тому же это могла быть и своеобразная пощечина армии, выбросившей его за ненадобностью — а вот другие оценили и поверили. К тому же семья, разгромленная квартира потребовали немало денег, и сразу. Чего ради политических амбиций демократов он станет плевать на себя, на свои заслуженно полученные офицерские погоны?

Точку в сомнениях поставил «Белый медведь». Уволенный из разведки в числе первых, успевший месяц-другой покрутиться на «гражданке», он оказался более категоричен и решителен:

— Уходи и не бойся. Меня знакомые юристы уговаривали: подавай в суд на министра обороны, увольнение незаконно и дело стопроцентно выигрышное. Душа рвалась в драку, но вдруг подумалось: а под чье начало возвращаться, в какую армию? К Шапошникову, который готов был бомбить Кремль, лишь бы доказать свою лояльность демократам? К Паше Грачеву, еще более услужливому и мелкому подхалиму, не имеющему понятия об офицерской чести? Не хочу23.