НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

• Название: ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ
• Автор: НИЭННАХ ИЛЛЕТ
• Жанр: Фэнтези

---

…Той ночью был шторм…

…Ничего не осталось. Только смутные печальные песни Эльфов Средиземья. Только непонятные людские легенды об умирающих богах, о распятых богах, об убитых богах, которым суждено воскреснуть, но – иными…

Чертоги Ауле заливал тот же безжизненный жалящий ослепительный – ослепляющий свет. Вездесущий – не укрыться. Жестоким жалом впивался он в невыносимо болящие глаза: хотелось опустить веки, закрыть лицо руками, чтобы милосердная тьма успокоила боль…

Нет. Это слабость. Они не должны этого видеть.

Здесь свет был золотистым, но не становился от этого теплее, оставаясь пронизывающим. Мертвым.

Свет отражается от белых стен, от золотых пластин пола, дрожит в неподвижном душном воздухе обжигающим слепящим маревом, сотканным из мириад безжалостно ярких искр. Вогнутые золотые зеркала отбрасывают жгучие лучи на наковальню, к которой подтолкнули Черного Валу, ровно и страшно высвечивая лежащие на густо-золотой поверхности искалеченные руки Проклятого.

За наковальней широким полукругом пылает огонь, почти невидимый в слепящем сиянии; и тяжелые, искусной работы треножники замыкают кольцо огня.

И медленно, тяжело ступая, подошел к наковальне Великий Кузнец.

«Воля Единого… воля Единого…» Он боялся встретиться глазами с Мелькором и под взглядом Черного Валы все ниже опускал голову, словно склоняясь перед ним.

Руки Врага. Не те, прекрасные узкие молодые руки: теперь они похожи на обожженные корни дерева в незаживающих ранах и ожогах. Но даже сейчас – сильные. И – беспомощные. Ауле невольно ощутил благоговейный ужас от мысли, что сейчас коснется этих рук. Зачем – он не хотел думать. «Воля Единого… воля Единого…» Стучат в висках проклятые эти слова. «Прости… я не хотел, Мелькор… я не могу, прости…» Покончить с этим скорее – и забыть, забыть… Никогда уже не забудешь…

«Палач… трус, палач… но палачу безразлично, над кем он вершит приговор… А я?.. Лучше умереть… умереть?!.. Разве Бессмертный может познать смерть? – теперь может… неправда, я не хочу… Вершитель воли Единого. Палач волей Единого. Орудие в руке Единого. Слепое орудие. Ничтожество, трус…»

– Что же ты медлишь, Великий Кузнец?

«Эру справедлив… Ведь не может быть по-иному… Ведь был же суд… и только Ниенна… Ирмо… но они видят… Эру не может быть неправым, даже помыслить о таком – святотатство… Но почему же тогда… „Выходит, зло тоже изначально было в мыслях Единого?“ Безумец, конечно, нет… только – откуда… ведь тогда и он – не зло, и права Ниенна… Получается, зло – мы, наши деяния, это мы сделали его таким… Но в замысле Единого не может быть зла… забыть это, забыть, я не хочу об этом думать, я не должен…»

– …волей Единого и Короля Мира. Так исполни же…

«Воля Единого. Воля Единого. Не надо, не смотри, закрой глаза, я умоляю тебя… Что же я делаю, зачем растягиваю эту пытку… сейчас, сейчас все это кончится, я быстро… Эру Отец наш, о чем я?! Я схожу с ума… забыть, забыть… воля Единого. Воля Единого. Только бы не дрожали руки, я не хочу тебе еще боли… Я должен, будь я проклят… мне тоже больно… Больно?!.. ох… это твоя кровь… я не знал…»

Расплавленный металл жег запястья, и лицо Проклятого исказилось от боли.

Но он не закричал.

Огненная цепь полыхнула багровым, коснувшись его рук. И там, за гранью мира, вне жизни, вне смерти, вечно будут жечь его оковы: таков приговор.

Словно издалека донесся голос Тулкаса:

– Подожди, – ухмыльнулся он, – это еще не все. Мы приготовили тебе великий дар. Ты останешься доволен им. Ты ведь хотел стать Повелителем Всего Сущего? Так получай же свою корону, Властелин Мира – да не снимешь ее вовеки!

Он еще успел подумать, что Гнев Эру повторяет чужие слова. Но – чьи…

Раскаленное железо высокого черного венца сдавило голову, острые шипы впились в лоб, в виски словно гвозди вбили.

Только не закричать.

Его подтолкнули к дверям, но в это время в чертоги Ауле вступил сам Король Мира. Его красивое лицо дернулось, он отступил, пряча глаза.

Они стояли в двух шагах друг от друга. Владыка Валинора и Проклятый Властелин Арды. Золото-лазурные одеяния скрадывают очертания фигуры Манве, брат его кажется выше и стройнее в окровавленных черных одеждах, золотая, осыпанная сапфирами корона на челе одного, другой коронован тускло светящимся железным венцом. Тяжелое искусной работы ожерелье обвивает шею одного, другому не позволит опустить голову острозубый ошейник. Блистающие сапфирами и бриллиантами браслеты – и раскаленные тяжелые наручники…

Повелитель бессмертного Валинора и Король Боли.

Глядя в сторону, Манве отчетливо и ровно произнес несколько слов. Тулкас расхохотался; на лице стоящего рядом Ороме появилась кривая усмешка. Ауле побледнел и даже, кажется, хотел что-то возразить, но Король Мира, внезапно сорвавшись, сдавленно прорычал:

– Исполняй приказание!

…Его повалили на наковальню. Тяжелые красно-золотые своды нависли над ним. Тулкас навалился ему на грудь. Ничего не ощущает он, кроме ненависти и злорадства. Но мучительно раздражает – это, бьющееся, как птица, слева в груди Проклятого. Сдавить в кулаке до хруста, задушить, чтобы не дергалось больше… Проклятый, чудовище!..

Широкие рукава черного одеяния соскользнули вниз, открыв руки – Ороме впился жесткими пальцами в изуродованные запястья Проклятого, ощущая, как по ним медленно ползет кровь. Красивое оливково-смуглое лицо Охотника подергивается от отвращения, смешанного со страхом; кровь тяжелыми каплями падает на светлую замшу сапог Ороме, украшенных на отворотах золотым тиснением. Почему-то четче всего в память врезалось именно это. Жутко и мерзко.

По-прежнему глядя в сторону, Манве бросил:

– Ты создал Тьму, Враг Мира, и отныне не будешь видеть ничего, кроме Тьмы! – и добавил, медленно и отчетливо. – Такова воля Единого.

И подал Ауле знак начинать.

Кузнец сделал шаг по направлению к пленнику. Словно в кошмарном видении. И гордая эта седая голова – как на плахе, на золотой наковальне…

А в переполненных болью светлых глазах – жалость. Как тогда, в долине Поющего Камня.

И, отшатнувшись, закрывая лицо руками, Ауле вскрикнул:

– Не-ет! Не могу!..

Он забился в угол, как затравленный зверь, бессмысленно повторяя непослушными губами: «Что угодно, только не это… не могу… только не я… умоляю, нет… нет…»

– Позволь мне, о Великий!

Мягкий и красивый голос, непроницаемо-темный взгляд: искуснейший ученик Ауле. Курумо.

Манве коротко кивнул, нервно теребя край мантии холеными белыми пальцами.

Он не ушел сразу, младший брат Мелькора. Он остался смотреть, как приводят в исполнение приговор. Его приговор. Быть может, он надеялся еще услышать униженные мольбы о пощаде. И – не услышал их.

Не услышал даже стона.

«Ты заплатишь, заплатишь за все сполна – проклятый, Проклятый! Каленым железом выжгу память о том, что ты создал меня!.. Никто больше не посмеет сказать – вражье отродье, никто! Видишь, дружочек, не вышло по-твоему. Ты – ничто, а я Король Майяр, и Манве возвысит меня, ибо я исполню его волю там, где отступился сам Ауле!»

Курумо не торопился. Он чувствовал, что играет в этой сцене главную роль, и не хотел упускать возможности покрасоваться. С преувеличенной почтительностью он обратился к Проклятому, краем глаза наблюдая за своими зрителями:

– Приветствую тебя, Учитель! Судьба посылает нам встречу в час твоего торжества. Взгляни, о Великий – сам Король Мира покинул свои чертоги на сияющей вершине Таникветил, дабы склониться перед тобою и воздать тебе почести, подобающие Владыке Всего Сущего. Все труды свои оставили мы, чтобы сделать тебе королевский убор из железа, столь любимого тобою – видишь, я помню и это, ибо сохранил твои слова в сердце своем. Поистине, счастье, что удостоил ты нас, ничтожных, высокой чести лицезреть тебя! С почтением и благоговением склоняется перед тобою народ Валимара, когда шествуешь ты, победоносный, в высокой короне своей, и королевская мантия на плечах твоих. Сколь горд и прекрасен ты, Владыка, ни перед кем не склоняющий головы, могучий и грозный! Свита почтительных слуг окружает тебя, и свет глаз твоих затмевает свет Благословенной Земли!

Ныне выше тронов Валар вознесен будет престол твой, выше бесчисленных звезд самой Варды, выше небесных сфер, выше Стены Ночи! Ибо кто из живущих может сравниться с тобою величием и мудростью? И никто из Смертных, ни из Бессмертных не ступит в дивный чертог твой, дабы не помешать раздумьям твоим о судьбах мира. И возвеличены будут те, кто помогал тебе на пути твоем.

И вот я, верный ученик твой, пришел, чтобы преклонить колена перед тобою и исполнить любое твое повеление, господин и Учитель мой. Какова же будет воля твоя? Почему молчишь ты? Чем прогневал я тебя, Великий? Я умоляю тебя, прости меня, Учитель – ведь ты, справедливый, ведомо мне, милосерден к слабым и неразумным. Коснется ли меня милость твоя в сей великий час, когда, воистину, достиг ты высшей славы и высшей власти? Мудрость твоя безгранична; должно быть, ты предвидел такую вершину своего блистательного пути. Ведь глаза твои видят дальше глаз Владыки Судеб… а теперь будут видеть еще дальше!