Эрик Ластбадер - Ниндзя

• Название: Ниндзя
• Автор: Эрик Ластбадер
• Жанр: Триллер

`Ниндзя` Эрика Вана Ластбадера — это великолепная интрига, круто замешанная на страсти и смерти, на восточной философии и западном рационализме, на столкновении мистики и реальности.

Николас Линнар овладел самыми сокровенными тайнами ниндзюцу и стал подлинным носителем духа древнего боевого искусства. Этот дикий, первозданный дух, сдерживаемый ранее тонкой оболочкой цивилизации, вырывается на свободу, когда явившийся из прошлого убийца начинает сеять ужас и смерть в ближайшем окружении Николаса.

---

Постепенно пейзаж стал изменяться — так медленно, что какое-то время Жюстина этого не замечала. Но теперь ей казалось, будто она здесь когда-то уже была. Например, она знала, что сейчас выйдет на узкую косу — и действительно, коса появилась за поворотом. Жюстина стала недоумевать: “Куда же я попала?”

Когда она оторвала взгляд от моря и посмотрела вправо, она увидела знакомые очертания домов. У нее вдруг замерло сердце, словно она стремительно опускалась в кабине скоростного лифта. Как же она могла быть такой дурой! Ведь этот пляж совсем рядом с загородным домом ее отца.

Наконец Жюстина увидела этот дом во всем его великолепии.

Она увидела, как открылись деревянные ворота и кто-то спустился по ступеням.

“Господи, — подумала Жюстина. — Это Гелда!”

Первым ее побуждением было тут же развернуться и уйти, но она точно приросла к земле. “Что она там делает?”

Гелда сняла солнечные очки.

“Она заметила меня. — Жюстина была в панике. — Теперь я не смогу уйти”.

Гелда подошла ближе. Они стояли напротив друг друга на пустынном пляже, словно два дуэлянта, готовые выстрелить.

— Жюстина!

— Да.

— Какая неожиданность. — Сестры молча смотрели друг на друга, испытывая неловкость, точно два незнакомца, которые совершенно случайно оказались рядом на званом ужине.

— Ты здесь... не одна?

Ветер трепал их волосы, как вымпелы на поле битвы.

— Я жду одного человека.

— Я тоже.

— Понятно.

Жюстина не могла не заметить, как сильно изменилась Гелда, как она похорошела, с каким изяществом двигалась. И потом, в ней чувствовалась какая-то уверенность — впрочем, уверенности в ней всегда было на двоих. Это была прежняя Гелда, у которой не переводились поклонники, которую вечно куда-то приглашали. Гелда, которая так грациозно каталась на коньках, несмотря на свою полноту, что ее партнеры очень скоро останавливались на краю катка и не сводили с нее восхищенных глаз.

Жюстина всегда была слишком маленькая; слишком худая, чтобы мальчики обращали на нее внимание; слишком неуклюжая, чтобы заниматься спортом. Она только больше замыкалась в себе, и зависть поедала ее изнутри как прожорливый великан, чудом забравшийся в ее щуплое тело.

— Отец здесь? — Гелда покачала годовой.

— Нет, он в городе. — После недолгих колебаний она добавила, — У него неприятности.

— Как обычно.

— Мне казалось, семейные дела должны хоть немного тебя волновать. Мама всегда была к тебе так привязана.

И между сестрами опять встало прошлое: безобразная гноящаяся рана.

— Я не виновата, что мама так ко мне относилась, — отрезала Жюстина.

Ее душил гнев, и если раньше у нее и мелькнуло желание рассказать Гелде о Николасе, теперь это желание прошло.

— Я тоже не виновата, что я такая, как есть.

— Это всегда было твоим оправданием.

— Девушки молча смотрели друг на друга. Жюстина была в полной растерянности. “Боже мой, — подумала она отчаянно, — мы снова стали детьми. Когда мы встречаемся, мы просто не можем вести себя как взрослые; нам хочется только одного — причинить друг другу боль”.

Гелда зажмурилась от яркого солнца.

— Не хочешь зайти, на минутку?

— Нет, я...

— Пойдем, Жюстина.

* * *

— Значит, ты тоже это почувствовал.

— Да. Сегодня ночью. Или утром. Не знаю.

— Хорошо, что ты пришел сюда.

— Мне больше некуда было идти, — сказал Николас. Фукасиги бледно улыбнулся.

* * *

Сегодня не было занятий, и пустой додзё казался огромным. Николас с грустью вспомнил о своей последней встрече с Кансацу в токийском пригороде. Ему показалось, что с тех пор большая часть жизни пролетела незаметно: дни и ночи окутывали его своей бесконечной чередой и убаюкивали, как морской прибой.

Чего он добился в Америке? Как бы он распорядился этим временем, если бы остался в Японии? Столько лет. А если бы он никогда не занимался будзюцу? Что тогда? Каким бы он был теперь? Правительственным чиновником с высоким жалованием и ухоженным садом. Две недели в году в Киото или даже в Гонконге, когда он не переполнен западными туристами. Преданная жена, дружная семья. Детский смех.

“Пустота становится заметной только тогда, когда ее больше нет”, — подумал Николас Жюстина. Жюстина. Жюстина. Его награда за то, что он, наконец, пересилил прошлое. Николасу вдруг мучительно захотелось снова увидеть могилы родителей, стать перед ними на колени, зажечь ароматные палочки и прочитать молитву.

— Ты принес? — спросил Фукасиги.

— Да. Я знал, что это надо сделать.

— Пойдем.

Фукасиги провел его через пустынный додзе, пересеченный полосами бледного света, просачивающегося сквозь разрывы в темных облаках.

Они прошли в самый конец здания, в комнату, устланную татами.

Фукасиги сел, скрестив ноги, и взмахнул рукой.

— Поставь это между нами.

Николас достал сверток, принесенный с собой, и развернул его. Это была шкатулка с изображением дракона и тигра, которую когда-то подарил его родителям Со Пэн.

— Открой ее. — В голосе Фукасиги звучала почтительность. Николас послушно поднял тяжелую крышку, открыв девять граненых изумрудов. Фукасиги затаив дыхание смотрел на эти камни, искрящиеся и сияющие в тусклом свете.

— Я никогда не думал, — сказал старик печально, — что мне доведется это увидеть. — Он вздохнул. — Все на месте: Все девять.

Фукасиги обвел глазами просторную и опрятную комнату, полную глубокого покоя.

— Время многое меняет. Когда много лет назад ты пришел ко мне в Киото, я сразу не отказал тебе, наверно, только из-за письма моего друга Кансацу. Ты об этом не догадывался? Да, это правда. Если быть откровенным до конца, то, даже прочитав письмо, я боялся совершить ужасную ошибку. В конце концов, как учит нас история, Ака-и ниндзюцу — это не приобретенные знания, а подлинное призвание, с которым нужно родиться.

Несмотря на то, что написал Кансацу, меня одолевали тяжелые сомнения: следует ли допускать тебя к Аки-и ниндзюцу. Ведь Кансацу сам не был ниндзя, и он не мог ничего знать — так я думал тогда. Но к тому времени многие наши тайны уже были нарушены людьми Запада, одного из которых я, разумеется, видел в тебе. С другой стороны, я безгранично доверял Кансацу. Конечно, теперь я понимаю, что поступил правильно, не прогнав тебя. — Пальцы старика гладили шкатулку; он улыбнулся. — Видишь, не такой уж я и всеведущий, как обо мне тогда говорили.

— Об этом говорят и сейчас. Старик слегка наклонил голову.

— Да? Как видишь, это неправда. Только благодаря интуиции Кансацу ты стал первым неяпонцем врюТэнсин Сёдэн Катори. И единственным. Высочайшая честь для тебя — и неординарное решение для меня. Но я не жалею об этом решении. За все годы, что я руководилрю, у меня не было лучшего ученика.

Теперь пришла очередь Николаса склонить голову.

— Но ты тогда явился к нам с определенной целью, не так ли? И теперь настало твое время. Началось.

— Боюсь, сэнсэй это началось не сегодня.

Николас рассказал старику об убийствах.

Фукасиги сидел неподвижно, и после того как Николас закончил рассказ, установилась тишина. Старик посмотрел на Николаса.

— Когда ты пришел к нам, ты дал определенные клятвы. Ты должен был понять, что происходит, в ту минуту, когда увидел осколок сякэн. Но ты ничего не предпринял. И может быть, именно поэтому погибли люди, трое из которых — твои друзья. — Глаза Фукасиги светились, как маяки в ненастный день. — Ты тоже мертв, Николас?

Николас разглядывал свои руки, уязвленный словами старика.

— Видимо, мне не следовало приезжать на Запад. Наверно, я просто пытался убежать от своей кармы.

— Ты не настолько глуп. Ты знаешь: куда бы ты ни ушел, ничего для тебя не изменится.

— Это звучит как проклятие.

— Можно назвать и так, если тебе нравится. Но твои слова меня поражают.

— Вероятно, Америка изменила меня, как она изменила Винсента.

— Об этом можешь судить только ты сам.

— Я больше ничего не знаю.

— Мне кажется, ты просто еще не разобрался в себе до конца.

— Я чувствую, что неразрывно связан с Сайго... и с Юкио... но...

— Принять свою карму — это не значит стать фаталистом. Мы в большой степени хозяева своей судьбы. Но мы должны также научиться смиряться с неотвратимым: в этом подлинный смысл кармы и только это приносит покой, без которого наша жизнь ничего не стоит.

— Я все это понимаю, — сказал Николас. — Но есть вопросы, на которые я не могу ответить.

Фукасиги кивнул и, порывшись в складках своей одежды, извлек оттуда несколько аккуратно сложенных листков рисовой бумаги. Он осторожно передал их Николасу.

— Это письмо от Кансацу. Согласно его воле, я должен передать тебе это письмо именно, теперь.

* * *

Самый обычный черный “форд”.