Брайан Ламли - Демогоргон

• Название: Демогоргон
• Автор: Брайан Ламли
• Жанр: Ужасы и Мистика

ДЕМОГОРГОН: таинственное инфернальное божество, ок. 4 — 500 гг. н. э. до настоящего времени. (Очевидно от греч. daimon — божество и gorgos — ужасный.)

---

Когда Уиллис вышел из дома, а Хумени направился в коридор, ведущий к спальням, Каструни, извиваясь всем телом, отполз назад и наконец ощутил под рукой гарпунное ружье. В тесноте и пыльном сумраке пространства между крышами он погладил рукоятку и скрипнул зубами. Затем, неловко держа оружие перед собой, снова пополз вперед и, наконец, оказался над первой из спален. Там он смахнул с досок толстый слой паутины и осторожно приник глазом к крошечному отверстию. Если при его движении и слышался какой-нибудь шум, то его наверняка заглушил хруст гравия под колесами отъезжающей от виллы машины Уиллиса и те звуки, которые производил в комнате под ним сам Хумени. Во всяком случае, Каструни на это очень надеялся.

Но если он рассчитывал, что хоть здесь наконец-то сможет увидеть лицо предполагаемого армянина, то снова ошибся. Крошечная спальня под ним была освещена лишь тусклой керосиновой лампой, причем, помимо того, что светила она еле-еле, так еще и струйка, поднимающейся к потолку едкой копоти невыносимо разъедала глаза, напряженно вглядывающемуся в полумрак Каструни.

Хумени точно находился здесь — у изножия кровати виден был его темный силуэт со склоненной будто в молитве головой. Затем, когда он начал что-то хрипло бормотать, Каструни понял, что это и в самом деле БЫЛА своего рода молитва. Или мольба. Но вот кого он молил? И о чем.. ?

— Повелитель, — клокотал голос Хумени, смешиваясь с маслянистой копотью лампы. — О, Преданнейший из Слуг Шайтана — Воплощение Великого Падшего, Прелесть Которого Ослепительна — Его Посланец на Земле и среди людей — Отец мой, помоги ничтожному сыну твоему, единственным желанием которого является повсюду нести волю Твою, во славу Владыки Нашего, Шайтана! Демогоргон, позволь великой похоти Твоей влиться в чресла мои, дабы сегодня мог я зачать подобных мне, как когда-то Ты зачал меня в образе и подобии Твоем! Призываю Тебя от имени Аба — таково было первое имя мое — и во имя Дьявольской Скрижали Власти, писаной самим Владыкою Шайтаном!

Не успели отзвучать последние слова, обращенные к силам, которые как теперь был убежден Каструни существовали не только в каком-то отдаленном уголке его сознания, а на самом деле, как в комнате что-то… изменилось. Произошло это очень быстро: как-то сразу изменилась атмосфера (или состояние эфира?) в спальне и Каструни почувствовал страшную и гнетущую подавленность, его душа будто мгновенно налилась свинцом. Из отверстия, через которое еще буквально мгновение назад тянуло копотью и пробивался тоненький лучик света вдруг повеяло леденящим холодом, настолько пронизывающим, что притаившийся наблюдатель едва не вскрикнул, тотчас отдернул голову и принялся яростно тереть тыльной стороной ладони вдруг заслезившиеся глаза. Но, когда поток ледяного воздуха немного ослаб, он, по-прежнему исполненный решимости узнать, что задумал этот человек — или создание? — там внизу, снова приник к отверстию.

И тут же ему стал ясен смысл некоторых из произнесенных Хумени слов. Тот молил:"Позволь великой похоти Твоей войти в чресла мои", и, похоже, в него действительно что-то вселилось. В неверном свете лампы силуэт его стал более расплывчатым, и принялся лихорадочно действовать. Каструни видел как фигура под ним словно увеличивается в размерах, затем Хумени принялся яростно сдирать с себя одежду и проковылял к односпальной кровати. Только тут Каструни заметил на ней распростертое женское тело: одну из упомянутых Гарсией женщин, но не турчанку. Эта, судя по одежде, была, скорее, гречанкой из сельской местности, хотя при таком скудном освещении точно определить было трудно. Да и в любом случае больше всего его интересовал Хумени.

С покрасневшими и слезящимися глазами, захваченный разворачивающимся перед его взором ужасающим действом, он напряженно пытался получше разглядеть Хумени. Его фигуру и лицо. Но все напрасно: с таким же успехом комната внизу могла бы быть совершенно темной.

Хумени тем временем раздел женщину, перевернул ее лицом вниз, притянул бедрами к себе и овладел ею сзади, как животное. Его урчание, хохот и нечленораздельное бормотание почти полностью заглушали жалобные стоны и крики находившейся в полубессознательном состоянии жертвы. Услышав ее голос, Каструни окончательно убедился, что она и в самом деле была гречанкой-киприоткой. Поняв это, он почувствовал, как кровь закипела у него в жилах, и крепко стиснул свое оружие. Конечно, вполне возможно, что эти женщины находились здесь по своей воле, но в душе он сильно в этом сомневался. Тут девушка испустила последний крик, а из глотки Хумени вырвалось нечто вроде воя — в нем слышались одновременно и наслаждение и мука — и ужасный дуэт внизу распался надвое: девушка была отброшена прочь и наполовину сползла с кровати на пол. А Хумени повернулся, заковылял к выходу и скрылся за дверью…

Его было видно буквально мгновение, не дольше — силуэт Хумени на фоне сравнительно ярко (после спальни) освещенного коридора, как будто открылась и закрылась шторка фотообъектива — и, тем не менее, с уст Каструни все же сорвался вскрик, который угрожал вырваться уже давно, и только стук захлопывающейся двери спальни и стоны изнасилованной девушки заглушили его.

Каструни начал перекатываться дальше, держа ружье в вытянутых перед собой руках и стараясь призводить как можно меньше шума, чтобы таким образом преодолеть как можно большее расстояние за кратчайшее время. Прикинув куда переместиться и сориентировавшись по звуку открывшейся, а потом захлопнувшейся двери второй спальни, Каструни наконец решил, что добрался куда надо, остановился и принялся искать очередное отверстие.

Бесполезно!

Он тщательнейшим образом осмотрел все вокруг, наконец заметил почти у самой фанерной загородки тоненькую светлую щелочку, и быстро, стараясь не поднимать шума, пополз туда. От поднявшейся при движении пыли он едва не чихнул и потерял несколько драгоценных секунд, отчаянно потирая переносицу и вытирая слезящиеся глаза.

Эта вторая спальня была расположена в торце дома. С одной стороны к ней подходил коридор, а в обращенной в сторону сада стене имелось закрытое ставнями окно. Каструни хорошо помнил план виллы и сейчас страшно пожалел, что он не в саду, откуда мог бы видеть все происходящее в спальне гораздо лучше. Вместо этого… все, чем он располагал — так это узенькой щелочкой в треснувшей от времени доске. Он приник глазом к трещине и увидел лишь пустой угол комнаты. И все — никакой возможности изменить угол зрения. Разве что…

Верно, угол был не совсем пуст: на стене висело старое зеркало! И сцена, отражающаяся в его потускневшей от времени стеклянной поверхности была столь чудовищна, что Каструни на мгновение даже усомнился, в своем ли он уме?

Скорее всего, именно к такому выводу он и пришел бы, не стань он двадцать лет назад свидетелем зрелища не менее ужасного. К тому же, в глубине души, он был в какой-то степени готов к этому. Несмотря на то, что происходящее было сильно искажено старым зеркалом и представало взору Каструни под неестественным углом, то, что происходило у постели не оставляло никаких сомнений. Освещена эта спальня была электрическим светом и очень ярко. Худшие подозрения Каструни мгновенно перестали быть просто подозрениями: не мог же он не верить собственнымм глазам!

Хумени, как он — вернее, как ОНО — теперь себя называл, уже завершил свой чудовищный акт с турчанкой. Когда он вытащил из нее свой орган, Каструни, который, казалось бы уже не должен был удивляться ничему, все же был поражен величиной его возбужденного фаллоса.

Настал черед англичанки. Она была в форме (как потом выяснится, в форме медицинской сестры сухопутных войск, но Каструни это ничего не говорило, кроме того, что девушка, скорее всего, из английского гарнизона в Дхекелии), которую в первую очередь предстояло хотя бы частично сорвать похотливому чудовищу. Так и произошло, а несчастный Каструни с замиранием сердца наблюдал за происходящим, буквально парализованный ужасом. Наконец, практически оголив несчастную жертву ниже пояса, Хумени снова перевернул девушку, чтобы изнасиловать ее в своей излюбленной животной позе.

И только когда он практически без промедления овладел ей… Каструни наконец осознал, что это существо должно умереть. Аб, Гуигос, Хумени, отродье сатаны: кем бы он ни был, он просто ДОЛЖЕН умереть. И у Каструни никогда не будет для этого лучшей возможности, чем та, что представлялась ему здесь и сейчас.

Больше не обращая внимания на шум, который может произвести, он перевернулся на спину, поводил в окружающей темноте ногами и почувствовал как ступни его уперлись в опоясывающие по периметру межкрышное пространство по фанерные листы. Тогда он согнул ноги и, резко выбросив их вперед, с силой ударил по фанере. Лист сразу поддался, слетел с гвоздей и вывалился в царящую в саду темноту. Вслед за ней наружу выбрался и Димитриос Каструни: он предварительно сунул свое гарпунное ружье куда-то в ветви гранатового дерева, а затем повис на кончиках пальцев и мягко спрыгнул на землю. Через секунду он уже был на ногах, вытащил свое торчащее среди веток оружие и повернулся к закрытому ставнями окну спальни.