Брайан Ламли - Из глубины

• Название: Из глубины
• Автор: Брайан Ламли
• Издательство: АСТ, ЗАО НПП «Ермак»
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-015649-9, 5-9577-0100-9

Его имя — Титус Кроу, величайший из Мастеров оккультного знания нашего времени.

Его Сила — ВИДЕТЬ порождения Мрака, несущие Смерть и Ужас в наш мир.

Его жребий — снова и снова сталкиваться с тварями Ночи — демонами, оборотнями, монстрами, живыми мертвецами...

Его миссия — снова и снова сражаться с порождениями Тьмы!..

---

Клеантес Леонидес... Да! В предвкушении встречи я в поисках ее фотографий перерыл десятки старых модных журналов. Это было несколько дней назад в Афинах, и теперь я вспомнил ее лицо таким, каким увидел его на этих изображениях: молодое, естественное и прекрасное, в классических греческих традициях. И снова, несмотря на ходившие слухи, будто она больше не живет со своим мужем, я обнаружил, что с нетерпением жду нашей встречи.

За считанные минуты плоская белая скала острова на тридцать футов поднялась из моря, и мой штурман бросил свое проворное суденышко на правый борт, ловко пройдя между двумя зазубренными окончаниями покрытой налетом соли скалы, стоящей примерно в двадцати ярдах от самой северной оконечности острова. Когда мы обогнули ее, я увидел, что восточная сторона острова представляет собой белый песчаный пляж с пирсом, у которого стоял на якоре «Морской еж». Поодаль от пляжа, в рощице гранатовых, миндальных, рожковых и оливковых деревьев, затаилось огромное бунгало с плоской крышей.

На пирсе меня ждал тот, ради кого я сюда приехал. На нем были серые фланелевые брюки и белая рубашка с длинными рукавами. Талию охватывал широкий кушак из алого шелка. Так значит, это и был великий человек — высокий, неуклюжий на вид, лысый, очень умный и очень, очень богатый.

Я видел его фотографии, совсем немного, и часто удивлялся тому странному блеску, которое придавали его чертам эти изображения. Я всегда считал качество снимков всего лишь результатом плохой съемки. Его редкие появления на публике всегда были очень краткими и без предварительных объявлений, так что обычно к тому времени, когда камеры начинали жужжать или щелкать, он уже уходил.

Теперь я понял, что плохо думал о фотографах. Кожа миллионера действительно отливала каким-то странным блеском, и, должно быть, с его глазами тоже что-то было не так. На его щеках поблескивали маленькие слезинки, катившиеся из-под черных очков. В правой руке он держал шелковый платок, которым время от времени промокал предательскую сырость.

— Как поживаете, мистер Белтон? — его голос оказался низким и хриплым, с сильным акцентом, и совершенно не вязался с его вежливым вопросом и манерой выражаться. — Прошу прощения, что вам пришлось так долго ждать, но я не мог отложить мою работу...

— Не стоит извиняться. Я уверен, что эта встреча вознаградит меня за терпение.

Его рукопожатие оказалось неприятным, и я незаметно вытер руку о футболку. Очевидно, блеск кожи профессора был результатом применения масла от загара. Его рука казалась жирной. Вероятно, аллергия, которая могла объяснить также и темные очки.

С лодки я заметил между домом и берегом какую-то систему труб и клапанов, и теперь, подойдя следом за Хаггопианом ближе к длинному желтому зданию, услышал приглушенный рев насосов и шум льющейся воды. Оказавшись внутри постройки, я очень скоро понял, что означали эти звуки — здание было не чем иным, как гигантским аквариумом.

Вдоль стен тянулись ряды массивных стеклянных баков, так что солнечные лучи, проникавшие в помещение сквозь похожие на иллюминаторы окна, превращались в зеленоватые тени, играющие на мраморных полах и придающие этому месту какой-то подводный вид. На огромных баках не было ни карточек, ни табличек, которые описывали бы их чешуйчатых обитателей, и, по мере того, как Хаггопиан проводил меня из комнаты в комнату, мне становилось ясно, почему не было никакой необходимости в подобных ярлыках. Он отлично знал каждый экземпляр, мимоходом давая хриплые комментарии, пока мы по очереди не посетили все многочисленные крылья бунгало:

— Вот это — очень любопытное кишечнополостное, с глубины пятисот фатомов. Его очень трудно содержать — давление и так далее. Я называю его Physalia haggopia — смертоносное существо. Португальский военный кораблик[12] по сравнению с ним — сущее дитя.

Это замечание относилось к огромной багровой массе с извивающимися дымчато-зелеными щупальцами, пугающе колышущимися в воде в баке огромных размеров.

С этими словами Хаггопиан ловко выудил из открытого чана на соседнем столе небольшую рыбку и через край большого бака кинул ее своему «любопытному кишечнополостному». Бедная рыба ошеломленно поплыла прямо на один из зеленых жгутов, и мгновенно застыла, парализованная. Еще через несколько секунд омерзительная медуза принялась медленно поглощать пищу.

— Она вполне могла бы проделать то же самое и с вами, — проскрипел Хаггопиан.

В самом большом помещении из всех я остановился, пораженный размером баков. Здесь, где плавали акулы, стекло, служащее границей миниатюрных океанов, было очень толстым. Задние стенки аквариумов производили впечатление бескрайних подводных просторов.

В одном аквариуме медленно кружили уродливые двухметровые рыбы-молоты. Металлические ступени вели вверх, через край аквариума, затем по другой стенке вниз, в воду. Хаггопиан объяснил:

— Раньше я кормил здесь моих миног — с ними нужно обращаться осторожно. У меня их больше нет. Три года назад я выпустил последнюю в море.

Три года? Я повнимательнее пригляделся к одной из рыб-молотов, чье брюхо сейчас скользило вдоль стекла. На серебристо-белом брюхе, между щелками жабр и хвостом, виднелись многочисленные ободранные красные островки, которые образовывали четко очерченные круги там, где потрудились пасти миног. Очевидно, Хаггопиан оговорился, вероятно, он имел в виду три дня.

Но как только мы прошли в следующее помещение, обитатели которого привели бы в неописуемую радость любого конхиолога, я выбросил из головы оговорку моего хозяина. Здесь вдоль стены тоже стояли аквариумы, не такие большие, как те, что в других комнатах, но замечательно обустроенные так, чтобы точно имитировать естественную среду их обитателей. А они были живыми драгоценностями из всех океанов Земли. Большие раковины и моллюски из южной части Тихого океана; крошечные, бросающиеся в глаза каури с Большого Барьерного рифа; сотни причудливых одно— и двустворчатых моллюсков всех возможных форм и размеров. Даже окна были из раковин — огромных, прозрачных, сияющих таинственным розоватым светом веерообразных раковин, фарфорово-тонких, но бесконечно крепких. Поднятые с невероятных глубин, они наполнили комнату кровавыми оттенками, отличающимися от подводного мельтешения предыдущих помещений.

Экскурсия прервалась, когда в комнату вошел Костас, грек, привезший меня из Клетноса, и пробормотал своему хозяину что-то явно важное. Хаггопиан согласно кивнул головой, и Костас вышел. Через несколько минут он вернулся с полудюжиной других греков, каждый из которых перемолвился парой слов с Хаггопианом, прежде чем уйти. В конце концов мы снова остались одни.

— Они были моими слугами, — объяснил мне хозяин. — Некоторые служили мне почти двадцать лет, но теперь они мне больше не нужны. Я расплатился с ними, они попрощались со мной и теперь уезжают. Костас отвезет их в Клетнос, а попозже вернется за вами. К тому времени мне нужно будет закончить рассказ.

— Я не совсем понимаю вас, мистер Хаггопиан. Вы хотите сказать, что будете жить здесь в уединении? То, что вы сказали, звучит несколько... зловеще.

— Уединение? Здесь? Нет, мистер Белтон... Но конец, да! Я узнал о море все, что мог, мое обучение почти завершено.

Заметив мой озадаченный взгляд, он криво ухмыльнулся:

— Вы пытаетесь понять, что неудивительно. Очень немногие люди, если таковые вообще есть, знали, как я живу. Вот почему сейчас я решил нарушить свое молчание. Вы застигли меня в нужное время. Я ни за что не стал бы рассказывать мою историю, если бы меня не преследовали так настойчиво. Возможно, она послужит предостережением и даст мне передышку, а многочисленные последователи — ученые, преданные науке о море, которые будут стремиться превзойти мои работы и открытия, будут предупреждены, — он нахмурился, замолчав на минуту. — Завтра, когда остров опустеет, Костас вернется и освободит все живые экземпляры аквариумов. Даже самые большие рыбы вернутся в море. Тогда Хаггопиана будет действительно пуста.

— Но зачем? — спросил я. — Куда вы намереваетесь уехать? Этот остров, несомненно, ваша база, ваш дом и крепость. Именно здесь вы написали свои чудесные книги, и...

— Моя база и крепость, да, — резко, перебил он меня. — Этот остров был для меня и базой, и крепостью — но домом? Нет... Больше нет. Когда вы закончите интервью, я поднимусь на вершину скалы и еще раз взгляну на Клетнос. Потом я сяду на моего «Морского ежа» и поведу его, как уже давно решил, курсом на Касос-Стрейтс, пока не кончится топливо. Оттуда не может быть возврата. В Средиземном море есть неведомые места, где море глубокое и холодное, и где... — он замолчал и повернул ко мне свое блестящее лицо. — Но в таком случае моя история никогда не будет рассказана. Достаточно сказать, что это последнее путешествие «Морского ежа». Он опустится на дно, и я останусь на борту.