Лидия Ланч - Парадоксия: дневник хищницы

• Название: Парадоксия: дневник хищницы
• Автор: Лидия Ланч
• Издательство: Adaptec/T-ough Press
• Жанр: Контркультура
• Год: 2003
• ISBN: 5-98042-002-9

«Парадоксия: дневник хищницы» Лидии Ланч — это откровение, признание женщины в своей ненасытной тяге к самовыражению, которое проходит через слово, художественный образ. Книга пронизана одержимостью, стремлением проникнуть в самую суть вещей, открыть некую истину и тут же, без колебаний, представить ее на всеобщее обозрение, невзирая на то, что эта истина безобразна и разрушительна. Потому что Лидия Ланч работает с тем, что она знает лучше всего. Ее материал — это она сама.

---

Мы гадали по карте, как по И-Цзын. Открывали наугад, бросали ключи от машины. Куда упало, туда и ехали. Кабина грузовичка, Кони-Айленд сознания. Ад, где вечные сумерки. Россыпь красных, белых и золотых огней по бесконечному шоссе. Мили и мили пути — в никуда. Потеряться в пространстве — идеальное местоположение. Запертые, как в ловушке, в часовом поясе, где время стоит. Стальной кокон. Металлическая утроба.

Сегодня охотимся на Голливуд Хилз. Подбираем девчонку. Выскочила на дорогу прямо перед нашим грузовичком. Чуть ли не под колеса бросилась. Вся в истерике. Хрупкая черная девочка, совсем молоденькая. Подросток. Машет руками. Зовет на помощь. Судя по платью — официантка. Останавливаемся, сажаем ее к себе на переднее сидение. Я говорю: успокойся, — глажу ее по волосам. Двое каких-то белых — может быть, даже копы, — силой забрали ее с автобусной остановки у кафетерия в Уоттсе, где она работает, и усадили к себе в машину. Грозили ей пистолетом. Говорили, пристрелят, если она не отсосет обоим. Она отсосала. Потом ее выкинули из машины. Просит подбросить ее обратно на автобусную остановку. Домой она не пойдет. Лучше вернется в кафе и подменит кого-нибудь на полсмены. Чтобы было какое-то оправдание. Если папа узнает, что произошло, он придет в ярость. А папу лучше не злить.

В Уоттс мы ехали молча. Мы с Марти оба отрывались на ее страхе. Одна только мысль, чтобы сейчас развернуться, увезти девчонку обратно в холмы и повторишь ее давешний кошмар — этого было уже достаточно. Мы высадили ее на автобусной остановке и поехали домой. Единственный добрый и человечный поступок вымотал нас обоих почище всякого злодеяния.

Как и все джанки, мы крепко подсели. На адреналин. Адреналин — тоже наркотик. С высокой степенью привыкания. А потом прежней дозы становится мало, и в следующий раз ты закидываешься двойной. Потому что иначе не вставит. Под конец меня все заебало. Надоело подбирать жалкие крохи в погоне за тенью страха.

Мы оба были еще не готовы запятнать руки кровью, нарушив шестую заповедь. Но при этом всегда подстрекали друг друга переступить черту. Пусть даже по отношению друг к другу. Марти психовал. Говорил, что я промываю ему мозги, посылаю ему потайные сигналы, внушаю ему скверные мысли. Добиваюсь, чтобы он меня убил. Он мог сидеть в другой комнате, и вдруг ни с того ни с сего начинал орать, чтобы я прекратила его провоцировать… Ебать ему мозги. Дразнить. Вынуждать к действию. Я разыгрывала из себя святую невинность. Говорила, что ему надо бы голову подлечить. Что я понятия не имею, о чем он толкует. Он был законченной сволочью. И он знал, что я делаю. Пугаю его до усрачки. Дразню его своей силой. Силой, которую он так хотел сломить. И ненавидел себя за это. Он был в ловушке. Мы оба были в ловушке.

Мы поехали в пустыню. Надо было что-то решать. Нам уже было не так интересно друг с другом. Былая спонтанность иссякла. Даже наши опасные игры сделались предсказуемыми. Приехали на ранчо Потерянных Голов. Когда-то здесь было все зелено, но теперь зелень засохла. Грязная извилистая дорога вела на вершину. По обочинам — ржавые шевроле, едва различимые в жухлых зарослях конских каштанов. Теперь — укрытия для луговых собачек и змей. Решили припарковаться и выйти пройтись, попинать песочек. Искупаться в сухой жаре. Мертвая тишина. Глубокое дыхание. Внутри все разбухает. Лихорадка. Горизонт расширяется и сжимается. Тепловые волны. Воздушная рябь. А потом — ЩЕЛК. У него в руке — нож. Марти хватает меня, валит на землю. Песчаная буря. Пылевой дьявол. Он опускается на колени рядом со мной. Волосы падают на один глаз. Рука — у меня на горле. Я задыхаюсь. Обратный отсчет до смерти. Нож, приставленный к грудине. Готовый вонзиться. Выход в астрал. Выброс адреналина. Кажется, я схожу с ума. Ослепленная вожделением. Мелкий дождь с чистого неба. Дождинки целуют лицо. Сладкие слезы небес брызжут на щеки. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… как мантра. Шепотом. Марти падает на меня, мы содрогаемся в унисон.

19

Прихожу в себя в приемной больницы. Вокруг суетятся люди в голубом. Три врача и парочка медсестер. Капельницу с глюкозой уже поставили. Вторая рука — вся исколота. Сначала вводили мне стимуляторы, чтобы привести в чувства. Потом — наркоту, чтобы я отрубилась. Злобный плод рвет меня изнутри. Ребенок Розмари возвращается. Надо вырезать его на фиг. Убить. Пока он не убил меня. Колотит крошечными кулачками — рвется наружу. Дьявольское отродье, нечестивый кошмар… царапается в животе. Сейчас точно пропорет. От бедра до бедра. Надо вытащить маленького мерзавца из его потайного укрытия. Слышишь меня? Ты забурился не в тот тоннель. Всех чужаков — уничтожить.

Кошмар на операционном столе. Где-то на середине наркоз прекращает действовать. Лохмотья окровавленной кожи вывернуты наружу, обнажая беззащитную плоть. Зрение и слух возвращаются разом, выбивая меня в астрал. Я как будто парю над столом и смотрю на себя сверху, но в то же время я все-все чувствую. Все тело — сплошная боль. Беззвучный крик. Делайте, что хотите, но только избавьте меня от боли. Немая молитва богам — покровителям медицины. «Помилуй меня, О Господи, яви милосердие Свое…» В милосердии отказано. Кажется, что проходят часы, пока я зависаю над этой кровавой бойней, делаю вид, что раскаиваюсь во всех грехах — еще бы вспомнить их все, — и заклинаю всех богов, и богинь, и даже самого Повелителя Тьмы, умоляю избавить меня от этой бесконечной агонии. Хирургическое изнасилование. Вивисекция.

Я и представить себе не могла, как это больно, когда срастаются мягкие ткани. Неделя на морфине. Не помогает. То прихожу в себя, то проваливаюсь в беспамятство. Лихорадочный сон. Заторможенный ступор. Полное оцепенение. Кошмарные галлюцинации. Как будто меня похищают инопланетяне, оплодотворяют, зондируют, режут меня по живому. Так страшно.

Выписываюсь из больницы. Условное освобождение — на условиях полуторамесячного воздержания. Последний гвоздь, вбитый в гроб нашей с Марти совместной жизни. При одной только мысли о том, что кто-то будет заботиться обо мне, мне становится дурно. Я сразу злюсь. Замыкаюсь в себе. Обижаюсь. Веду себя как последняя сука. Начинаю бросаться на всех. Это ты во всем виноват — твой неуемный член. Когда я в таком состоянии, я не люблю, чтобы кто-то ко мне прикасался, смотрел на меня, пытался заговорить. Я хочу лишь одного: чтобы меня оставили в покое. Больной котенок, забившийся в угол кровати. Оставьте его — он поправится сам. Я сказала ему, что нам надо расстаться. Может, когда-нибудь мы опять будем вместе. Когда я приду в себя. А сейчас я вообще никакая. Он психанул. Собрал вещи. Уехал. Я себя ненавидела. Не надо было так делать. Но я не могла иначе.

А потом начался полтергейст. Как это бывает в присутствии подростков с тяжелым случаем сексуальной фрустрации. Вокруг окон и дверей возникали причудливые геометрические фигуры, составленные из цветных огней — знаки, что что-то пытается либо проникнуть в дом, либо, наоборот, уйти. Внутренние стеклянные перегородки разбивались сами по себе, усыпая весь пол осколками. Почтальон говорил о каких-то серых тенях на крыльце у передней двери. Ему было страшно подняться на три ступеньки. Сказал, что не будет носить мне почту.

На пустыре за домом начали появляться таинственные огни. Соседский пес часами сидел и выл на моей подъездной дорожке или носился за собственным хвостом. По ночам из-под кровати доносились приглушенные голоса. Меня явно кто-то преследовал. Может быть, это была я сама. Или душа моего абортированного ребенка. Давала мне знать, что она все еще здесь. Никуда не делась. Упрямо цепляется за ту единственную форму жизни, которую знает. Ад бесконечных возможностей, убитых в зародыше.

Две недели спустя мне позвонил брат Марти. Он давно уже не жил с нами, не в силах смотреть на наше прогрессирующее вырождение. В общем, он позвонил и сказал, что Марти в реанимации. Авария. На шоссе Малибу. Грузовичок — в лепешку. Рулевая колонка пропорола печень. Отбиты почки, сломаны ребра, тазовая кость раздроблена. Врачи не знают, выживет он или нет. Пассажиру во второй машине повезло меньше. Мгновенная смерть. У водителя — тяжелая черепно-мозговая травма, но он наверняка выкарабкается. Сказал, чтобы я не приезжала в больницу. Марти — в коме. Может, вообще никогда не очнется. Еще рано делать прогнозы. Помочь я ничем не могу. Остается лишь ждать.

Шестьдесят три дня Марти провел в отделении интенсивной терапии на системе жизнеобеспечения. Его печень была разорвана надвое. Он перенес несколько сложнейший операций и столько переливаний крови, сколько не делали никому за всю историю больницы. Но он прорвался. Такого упертого парня ничто не убьет. Зато теперь у него появился лишний повод для гордости — шрам от грудины до тазовой кости. Родители остальных жертв аварии, которые подали на него в суд за неосторожное вождение, послужившие причиной смерти и тяжелых увечий, отказались от обвинения. Сказали, что он и так настрадался достаточно. И до сих пор, кстати, страдает. Сейчас у него уже третья операция по замене бедренной кости. Спустя столько лет. Но он ни разу не жаловался. Ни разу.