Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога»

• Название: ВИА «Орден Единорога»
• Автор: Наталья Лукьянова
• Жанр: Юмористическая фантастика

Немного рок-н-ролла в мире гномов, летучих кораблей, Великих Хомоудов и кухонных троллей. Фэнтази? Есть немного. Юмор? тоже присутсвует. Стёб? Замечен. Вот тольк жанр определяется затруднительно. Скорее всего это стебно-лирическая фэнтези-поэма в прозе. О чем она? Сразу не скажешь. ЭТО надо прочитать. Необычно как по стилю, так и по содержанию. Понравится или нет — сказать невозможно. Но что запомнится — это точно.

---

Когда трос исчерпывает свою растяжимость, подъемник останавливается в полутора метрах от земли, Эу Рохо прыгает вниз.

Под ногами привычно дрогнуло: Великий Соху проснулся. Мышцы Эу Рохо привычно напряглись, рывок — и вот вокруг него уже танцуют арки и кольца огромного чешуйчатого тела. Все — лишь обычный ритуал. Вряд ли Великий Соху всерьез намеревается сбросить своего наездника: как никак тридцать лет вместе. Однако расслабляться не стоит: что там в плоской змеиной голове Великого? Может как раз тридцатилетняя ненависть? Каждый раз, когда закаленные до алмазной твердости шипы с тихим хэканьем входят меж пластин чешуи — Эу Рохо морщится. Ему неприятно признаваться даже самому себе, но, похоже, с годами он становится сентиментальным. Конечно, Великий Соху — это не его Рэу Ветер — жеребец харской породы, верный друг, оставшийся в с головой засыпанном песками Шановасса прошлом, но с другой стороны — это единственное существо, чем-то его напоминающее.

Тем временем Соху закончил демонстрацию силы и стремительно нес Эу туда, куда тот направлял его. Мелкая песчаная пыль высоко поднималась в воздух, но страж и не стремился быть незамеченным: мало кто мог бы оказать сопротивление Эу Рохо, и уж совсем никто не подумает вступать в пререкания с великим Соху.

…Великий Хомоуд напоминал внешне серый гриб наподобие лисички, но огромной лисички. Двигался он тяжело, и, казалось, не быстро, но, во-первых, неотвратимо, а во вторых…

— Эти твари еще и прыгают! — завопил Шез, когда колышущаяся всем телом лисичка-восьмиэтажка вдруг шатнулась и, оторвав от земли липкую на вид ножку, довольно резво скакнула в сторону вязнущих в песке, как муха в варенье, друзей. Остальные и завопить не могли, так как рты, стоило их приоткрыть, тут же забивались клубящимся в воздухе песком. Впрочем, и воздухом-то эту взвесь песка назвать было трудно. Битька закашлялась так, что думала: грудь ее разорвется на куски. Кто-то схватил ее, прижал, спрятал на груди в куртке лицо, замотал рот и нос тряпкой. Видимо, стало легче, только некогда было это осознавать: тот же кто-то тащил ее, железной хваткой вцепившись в руку. По краю сознания пронеслось, что зато теперь ясно, откуда тут воронки — от прыжков Великих Хомоудов. Не солидно, господа Хомоуды! Не солидно! Хотя, что уж не солидно — от каждого прыжка земля просто вздрагивает и все валятся на землю и катятся, захлебываясь песком и рискуя потеряться навсегда. Чья-то острая лапка вцепилась в ногу Битьки так, что в другое время она бы взвизгнула, но сейчас она только нащупала эту лапку и впилась в нее с тем же отчаяньем. Ноги завязали почти по не могу, а обе руки были заняты руками друзей: упасть и сдохнуть — самое большое желание, как в страшном сне — бежать нет сил…

Вдруг все кончилось. Битька обнаружила себя лежащей ничком в песке, сжимающей по прежнему изо всех сил худенькие пальцы Лейты. С трудом разлепив запорошенные глаза, она хотела было удостовериться в наличии остальных, когда услышала напряженный голос Санди:

— Никому не двигаться. Говорить буду я.

От холодности и суровости приказа у Битьки по спине побежали полчища мурашек, но она, не удержавшись, все же незаметно повернула голову и пригляделась: Лейта лежала рядом, не шевелясь и прикидываясь ветошью, духи сидели, замерев сфинксами; Аделаида видно не было, парни стояли: Рэн, вынув из ножен кинжал (Битька и со своего места слышала его хриплое дыхание), а Санди зачем-то молниеносным движением разорвал рукав своей рубахи и поднял высоко красивую смуглую руку: вся она от запястья до локтя, а может и выше, исчерчена была тонкими длинными шрамами.

ГЛАВА 23

Так отличалось ли сегодняшнее утро чем-нибудь от других или нет? Что замедлило его реакцию, заставило изменить привычному порядку? Пустое. Искать сейчас оправдания — пустое. Только Великий Соху взял в кольцо несколько плохо различимых сквозь песчаную завесу фигур — нужно было кончать с ними. Потом, когда пыль рассеялась бы, силуэты, ставшие уже реальными людьми, были бы уже мертвы: золотые звезды аркасов легко разрезали бы тонкокожее горло семнадцатилетнего с явной примесью харакской крови шансонтильца, литы проткнули бы спины лежащих ничком мальчишки и девицы, золотая пчела нашла бы тролля. Ему осталось бы лишь скользнуть по освободившимся вместилищам душ сожалеющим взглядом, они остались бы в его памяти неподвижной картинкой, и тут же он поднял бы глаза в небо, а Соху… Бог его знает, что они делают с телами эти Соху: совьются кольца — разовьются — и нет ничего, кроме бескрайнего шановасского песка.

И не было бы ни этого любопытного глазка, метнувшего на него из-под платка испуганный взгляд, ни этих слишком знакомых шрамов на вытянутой и бесстрашно и умоляюще руке четвертого нарушителя.

…Битька выглянула осторожно и тут же зажмурилась. Не в ее привычках было визжать, но сейчас, не будь все ее горло забито песчаной пылью — она бы повизжала. Со всех сторон они окружены были телом огромной, метра два в диаметре, а длиной — о-го-го, змеи, свернувшейся в кольцо. На спине змеи, каким-то макаром с нее не падая, стоял воин. Что это был воин — ясно было с первого взгляда, хотя ни меча ни лука там со стрелами у него не было. Только в руках его что-то неприятно поблескивало. И потом: все тело его было покрыто, словно тусклым золотым узором, металлом кольчуги.

…Страж молчал. И молчание это слишком затягивалось. Санди стоял и молил всех святых, чтобы тот задал вопрос. Только один вопрос, и появится шанс. Рыцарь уже успел проклясть себя за глупую идею с походом за буцефалами, правда, в душе ему не верилось, что славное его существование так просто закончится . Однако, не раз же и не два видел он на лицах погибших выражение безмерного удивления .

…Маленькие копытца проваливались в песок, однако Великие Хомоуды уступали ему путь, как КамАЗы велосипеду, если его дорога — главная. То, что его, как слишком маленького, не взяли с собой, нисколько не огорчило единорожка: он не умел ни огорчаться, ни обижаться, особенно по пустякам. А идти по пустыне было интересно и одному. Друпикус, конечно, тоже хотел с ним, но он слишком тяжел и слишком заметен. Хомоуды проплывали мимо единорожка опустившимися на землю тучами, вокруг них клубилась серо-сизая пыль, изредка под его маленькими ножками земля начинала мягко вздуваться, это проползали под землей Великие Соху. Все было очень интересно. Правда, единорожек спешил. И вот, наконец, горизонт открыл перед ним то, что ожидал он увидеть, и единорожек сказал:

— Почему ты до сих пор не спросил его, какой поход оставил эти следы на его теле?

Эу Рохо медленно обернулся. Единорог смотрел в его глаза огромными глазами и задавал вопрос. Для Рыцаря Ордена Единорога Великие Хомоуды остаются, конечно, Великими, но единороги для них — священны. Пусть даже ты уже забыл, что когда-то, тридцать лет назад, был Рыцарем Ордена Единорога. Что толку забывать себя? Это все равно, что забывать, что у тебя есть уши — они все равно услышат позвавший тебя голос…

— Это был Пятый Великий Поход. Мне было двенадцать лет, я был седьмым оруженосцем сэра Бэджа Ольга Славного. Правда, ко времени похода нас осталось трое: Энди Хоппа, Гуди Лук и я…

— …Бэджи Славный не вернулся из того похода, — словно про себя отметил Эу Рохо. Неподвижен был великий Соху, и неподвижен был воин, опустивший глаза. Прошлое, казавшееся надежно погребенным в песках Шановасса, легко поднялось из них — юное, грозное, неизменное.

— Он погиб на моих глазах… Иногда мне кажется, он погиб из-за меня… Или ради меня?.. — Санди осознавал, что этих дополнений лучше было не делать в их положении, но не изжитая полностью боль все-таки просочилась сквозь плотно сжатые зубы.

— Расскажи о его конце, — произнес Эу и додумал: «я так хорошо знал его начало».

Санди никогда не называл своего возраста, а в пятнадцать все, кто старше двадцати — древние старики. Но сейчас Битьке подумалось, что все-таки Санди еще очень молод, если ему и есть тридцать… хотя вряд ли. Санди здорово взволновался, забыл о своем запрете двигаться и сделал несколько нервных шагов взад вперед, а потом и вовсе сел на песок. Щеки вспыхнули, голос стал звонче:

— …Эта тварь… Нет смысла, я думаю, говорить какой это был бой, он уже закончился тогда. Мы все вымотались, до звона, до пустоты… Только для них же не существует понятия боя!.. — казалось исчез уверенный в себе, не одной победой увенчанный и не одной потерей обветренный взрослый мужчина, герой, и на его месте появился растерянный и отчаявшийся мальчишка-оруженосец — так преобразили сэра Сандонато воспоминания. — …Сэр Бэджи… он стоял и смеялся на краю обрыва… Хотя, я помню, незадолго до того дня он говорил о смерти… Не помню что, что-то необычное, странное. Думаю, когда моя смерть подступит так же близко, я вспомню, что он о ней говорил. Тогда меня все это просто бесило… Я любил сэра Бэджи… А он смеялся, хотя руки у него тряслись от усталости. А я ныл, меня в том бою впервые более-менее серьезно ранили, и мне было страшно от вида своей крови. Тем более, что Хью Пальчик сказал, что если в мою кровь попадет кровь убитого в этом бою, «кровь мертвяка», как он назвал это, то все — крышка: либо отравится моя кровь, и я сгнию заживо, либо мертвяк залезет в мою душу. Единственное спасение — три раза в рану плюнуть, прижечь раскаленным мечом и попросить командира помочиться тебе на голову. И еще меня бесило, что Бэджи стоит на самом обрыве — то ли предчувствия, то ли это от того, что тогда я еще жутко боялся высоты… Когда эта тварь успела протянуть свои волоски и опутать его ноги — ни я ни он не заметил: оба были смертельно усталы и тупы. Нет, Хью тогда с нами уже не было, мы вообще были вдвоем. В том бою погиб Эри Альгар, а для Бэджи он был… ну, что ли как талисман. Вот Бэджи и понесло куда-то в горы, а я всегда был с ним, как привязанный. Я ныл от страха и просил его сказать: правда или нет про «мертвую кровь», и это его в конце концов насмешило… Она рывком сбросила его со скалы, я успел вцепиться в его руку. Конечно, он сволок бы меня за собой даже одним своим весом, но, по счастью, вся скала вокруг изрыта была трещинами и сколами. В одну из таких трещин я сумел засунуть ноги, и повернуть их так, что уже и сам бы не смог вытащить. Проклятая Хая полностью опутала его, и он с руганью пытался заставить меня разжать руку, но я вцепился так, что мои ногти до крови впились в его запястье… Я уже жалел, что не могу освободить ноги, так меня разрывало напополам. Боль была такой, что я мечтал уже об одном — разделить судьбу мессира, тем паче, что «волосы»уже обхватили и мою руку до плеча. Думаю, Хая уволокла бы в тартарары вместе с сэром Бреджи и половину меня, но тут мессир непонятно каким образом извернулся, выдрал из сплошного колтуна кровожадных волосков правую руку и ударил меня кулаком в лицо… Так он спас мне жизнь… Он никогда не хотел погибнуть в бою.