Иван Ле - Хмельницкий. Книга вторая

• Название: Хмельницкий. Книга вторая
• Автор: Иван Ле
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1974

Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.

---

— Боже мой! Всю дорогу думал о пани Мелашке, а тут… Это… хозяйка виновата, — быстро нашелся Хмелевский, увидев входившую Ганну.

— В чем? Хозяйки, правда, всегда виноваты, — улыбаясь, сказала Ганна.

— Не всегда, уважаемая… Ганнуся, не всегда. Но в этот раз все-таки виновата! Где это, спрашиваю, наша мудрая матушка львовских спудеев, пани Мелашка?

Ганна взглянула вначале на Богдана, а затем на Хмелевского. И снова улыбнулась.

— Право, в этом моя вина. Богдась отговаривал, а я все же… посоветовала, и пани Мелашка выехала в Крапивную. Вот какая буря поднимается над Днепром, а у нее…

— Да погоди же: пан Стась до сих пор еще не знает, что я нашел племянника нашей матери, а через него и ее старую мать!..

— Мать пани Мелашки?

— Да, мать пани Мелашки! Передали люди, что заболела старушка. Кому, как не дочери, с которой разлучилась еще в детстве, присмотреть за больной. А тут такое… Казацкие полки двинулись на Сечь, а следом за ними как снег на голову свалились и жолнеры. Сам коронный гетман привел их в такую даль. Ну, я и сказала: «Поезжайте, да и с сыном поговорите в Лубнах, чтобы с друзьями не встревали в эту драку». А из Лубен в Крапивную поедет, к матери…

— Ну вот, суди сам, Стась, о настроениях!.. То радовались за Карпа, ты его знаешь, а сейчас снова беспокоимся… Хорошо, Ганнуся, я тоже рад за нашу маму Мелашку. А Карпу нынче… не до веселья. Но, налей нам, Ганнуся, еще, чтобы не думать об этом. Будет гетман воевать или нет, но его приход с войсками сюда камнем ляжет на сердца украинцев. Не следовало бы ему затевать этой кампании, она не в интересах Речи Посполитой. Что это им в голову стукнуло, не могу понять. Собрали людей во время войны с турками, вооружили их. Пообещали плату и королевские привилегии. И вместо этого шлют на Украину войска, насаждают иезуитов и униатских прихвостней. И все это делается, чтобы отнять свободу у казаков! Сам король посылает карателей. Следует ли так поступать умным правителям такого государства!.. И снова хотят закабалить народ, только покрепче. Ведь дилингенский пастор, иезуит Форер, призывает в европейской войне разжечь такие костры, на которых можно было бы сжечь протестантов, чтобы даже у ангелов, как он выразился, горели ноги, звезды плавились бы в небесах… Это людоедство!

— Вижу, что правильно поступил, начиная именно с этого разговор с тобой, — вставил и Хмелевский, прерывая разгорячившегося Богдана…

20

Закончили начатый разговор друзья уже в дороге. Богдан наконец согласился поехать вместе с Хмелевским повидаться с гетманом, чтобы уговорить его отказаться от вооруженного столкновения с казаками. Ведь он человек с головой! Вынашивает планы создания европейской коалиции для покорения турок!

— Ты должен понять, Богдан, что, возможно, и не гетмана надо винить в этом.

— Гетман тоже не пешка на шахматной доске, Стась, — возразил Богдан.

— Не пешка, но и не ферзь. Его-то я уже хорошо разглядел.

— У Конецпольского были налицо все данные, чтобы стать ферзем! У гетмана есть все — и ум, и авторитет, и уважение короля. Чего же ему не хватает?

— Коронный гетман окружен шляхтой типа Юрия Збаражского. Он, может, в душе и не одобряет эту войну, но у него не хватает сил, чтобы противостоять извечной шляхетской инерции. К тому же и он человек, со всеми присущими ему слабостями, хочет выслужиться перед королем-иезуитом. Это не Жолкевский, которого поддерживал Ян Замойский!

— К сожалению, и не Жебжидовский, — добавил Богдан.

— Кстати, умер этот прославленный воин-бунтарь. Умер в монастыре, как простой иезуитский ксендз. Хоронили его трое старших иезуитов в сопровождении десятка монахов, как неизвестного и забытого даже родственниками человека.

— Какой же блестящей судьбы ищет пан Станислав Конецпольский, сравнивая себя, очевидно, не только со своим первым тестем Жолкевским, но даже с Александром Македонским, надеясь отыскать «живую воду», с помощью которой можно безраздельно властвовать в селах и хуторах Украины? Слепой слуга короля и шляхты!.. Только и делает то, что подмазывает королевский трон смальцем лести и угодливости, как говорят наши казаки!

Остроумие Богдана рассмешило Хмелевского. Он оглянулся, боясь, как бы не услышали этих слов сопровождавшие их жолнеры и казак.

Холод и моросящий дождик принуждали согреваться скачкой. Хмелевский первым придержал коня и снова обратился к Богдану:

— И мне не нравится подмазанное смальцем кресло коронного гетмана. За глаза поносит Збаражского, а в глаза льстит. Потому что чувствует, каким большим влиянием пользуется этот иезуит среди шляхетской знати. А влияние Збаражских на короля и верхушку шляхты угнетающе действует на гетмана. Он бредит идеей всеевропейской войны против турок, стремится к господству христианства. Поднятый шум вокруг австро-венгерского конфликта из-за Чехии рассматривает как внутреннюю ссору. Казаков же удерживает от походов против турок за море! Теперь еще носится с идеей нобилитации видных представителей казацких старшин.

— Нобилитация казацкой старшины? Так это же взятка, толкающая нестойких старшин на предательство… — Богдан даже придержал своего коня.

— Ясно, подкуп. А разве конь, презентованный тебе коронным гетманом, не является хитро задуманной взяткой?

— Конь — взятка? Коня я вернул гетману, еще будучи в Киеве у митрополита.

Теперь Хмелевский от удивления остановил коня.

— Вернул? Так где же этот злосчастный конь?.. Конецпольский в Чигирине вспоминал о своем подарке «такому бойкому ка-азаку…». Пан гетман интересовался, понравился ли тебе жеребец…

Оба остановились как вкопанные — Хмелевский от удивления, а Богдан от неожиданной догадки… Как же он теперь будет разговаривать с гетманом? Ведь возвращение коронному гетману его замаскированной взятки давало бы Богдану бесспорные козыри, возможность держать себя с ним независимо.

— Мерзавец… Это я о казаке, с которым отправил коня пану Станиславу Конецпольскому. Этим конем он воспользовался сам, как вор. Опозорил меня… Нет, Стась, теперь я не могу ехать на свидание с гетманом, не могу! Поезжай сам, а я… должен разыскать Романа Гейчуру и научить его, как надо блюсти товарищескую честь!

Кивнул другу вместо пожатия руки. Повернул коня и поскакал назад, в Субботов, на ходу крикнул сопровождавшему его казаку, чтобы тот следовал за ним. Богдана, точно удар молнии, ошеломила догадка, что он опозорил себя, взяв коня у коронного гетмана, стоящего во главе вооруженных сил польской шляхты, с которой не на жизнь, а на смерть борется его народ.

21

Опоздал Станислав Хмелевский, только ночью возвратился он в Чигирин, не застав там коронного гетмана. Даже ночью передвигались войска по улицам города, направляясь на Куруков. Испуганные жители Чигирина, спасаясь от жолнеров, забирали детей и убегали на приднепровские луга, прячась среди кустарников. К этому им не привыкать!

Но в прошлом людям приходилось бежать от захватчиков враждебного им государства Ближнего Востока. Для этих людей грабежи, убийство христиан и пленение их было естественным, как для волка, нападающего на овец…

С такими невеселыми мыслями и уснул уставший с дороги Хмелевский. На рассвете его разбудили далекие пушечные выстрелы, сотрясающие сухой от мороза прибрежный воздух.

«Оказывается, что все же верх взяла ненависть польских шляхтичей к этому народу. Шляхтичам нужны покорные рабы, обрабатывающие их нивы, а не добропорядочные соседи, рачительные союзники!.. — с горечью подумал Станислав Хмелевский, проснувшись под утро. — С Конецпольским, или против него, или… подобно Богдану, держаться середины, разжигая в своем сердце ненависть к ним? Счастье двулико!..»

И Хмелевский задумался. Вот уже сколько лет он служит у гетмана, уступив отцу. Хотя мечтал о других, более славных делах, полезных народу. В коллегии их мудрый наставник Андрей Мокрский учил: «Советую учесть горький опыт старших, чтобы не повторять непоправимые ошибки!» Богдан уже воспользовался его советом и… тем паче своим горьким опытом…

— Моей непоправимой ошибкой было, очевидно, слепое служение высокому но положению, но не наимудрейшему в своих делах владыке!..

Он стоял у окна, разговаривая сам с собой, стараясь разобраться в своих мыслях. Потом прошел во двор, прислушиваясь, как стонало Приднепровье от пушечных выстрелов.

И не поехал догонять гетмана. Да разве теперь его догонишь?

Через Чигирин проходили сборные войска его отца-воеводы. К отцу, как и в детстве, потянуло сына, чтобы поделиться с ним своими мыслями и сомнениями. Одно было для него бесспорным — адъютантом коронного гетмана он больше не будет. Довольно!

22

Уже в Чигирине коронный гетман понял, что теперь не остановить жолнеров, возглавляемых Потоцким. Даже его приказы не удержат их от бесчинств в селах и городах Украины… По наущению Потоцкого украинские села и города превратились для жолнеров в селения врагов, и они грабили, насиловали женщин, жгли, убивали ни в чем не повинных людей. Это уже была настоящая война, которая закончится лишь после полной победы или полного поражения: середины не бывает.