Виктор Левашов - Заговор патриотов (Провокация)

• Название: Заговор патриотов (Провокация)
• Автор: Виктор Левашов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-264-00268-1

Подчас прошлое встает перед нами грозным предупреждением. И спокойная, благополучная жизнь людей внезапно меняет свои краски и может стать совершенно беззащитной перед судьбой, как это уже было давно — в годы Второй мировой войны...

Герои романа — бывший капитан спецназа Сергей Пастухов и его друзья, молодые офицеры-десантники, — неожиданно оказываются в центре крупномасштабной политической провокации. У них есть только одна возможность распутать клубок таинственных событий — пойти на риск. И только один, единственно возможный для них финал — победа любой ценой!

---

Тяжелая дверь штабного блиндажа была приоткрыта, оттуда тянулся сигаретный дым, слышались возбужденные голоса. Когда мы появились из-за спины Петера, разгоряченные покером «эстовцы» долго не могли въехать, кто мы такие и для чего пришли. Ну, это дело мы им быстренько объяснили. Мухе повезло: среди самой высокой нации в мире нашелся и нормальный человек, всего на десяток сантиметров выше Мухи. Так что теперь мы оба были экипированы одинаково — как бойцы спецподразделения «Эст». Только Муха был толще: он натянул камуфляж на костюм — не из жлобства, а чтобы камуфляжка не болталась на нем, как на вешалке.

Обраслетив всю охрану и обрезав телефон, мы умылись водой из ведра, потом заперли блиндаж снаружи на все засовы и напрямую, не скрываясь, двинулись к ярко освещенному гарнизону. Так, как возвращаются в часть часовые, сдав разводящему свои посты, — не слишком медленно и не слишком быстро: «калаши» на плече, небрежно сдвинутые на затылок форменные камуфляжные кепарики. Часовой с угловой вышки что-то крикнул нам, но я лишь неопределенно махнул рукой: то ли привет, то ли не до тебя. Понимай как знаешь.

Сошло.

Второй этап нашей операции вошел в решающую стадию. И тут любая ошибка могла быть очень даже чреватой. Нужно было учитывать и то, что весь командный состав «Эста» вздрючен разгоном, который наверняка устроил ему генерал-лейтенант Кейт, а младшие командиры соответственно вздрючили рядовой состав. Оставалось надеяться только на то, что с момента отлета командующего прошло достаточно времени, а неприятный эпизод с русским разведчиком относился не к службе, а к делу в общем-то постороннему и не слишком серьезному — к кино. А кино — это развлечение.

И все-таки.

Главное в таких ситуациях — расслабиться. Тоже как бы раствориться в окружающем. Чтобы от тебя исходило не больше напряжения, чем от мирно пасущейся на лугу коровы.

Два бойца «Эста», курившие у ворот КПП, очень удивились, когда обнаружили, что в грудь им уперлись стволы наших «калашей», и не сразу поняли, что происходит. А когда поняли, оцепенели и утратили всякую способность к сопротивлению.

Очень может быть, что они были неплохими солдатами и на показательных выступлениях вызывали восхищение зрителей. Но они ни разу не стреляли в живого человека, не всаживали ему под лопатку нож и не слышали, как хрустят под руками шейные позвонки. А мы слышали. За нами был страшный опыт нашей войны. И воевали мы не с солдатами. В Чечне мы воевали с волками. И потому сами стали волками. Нам пришлось стать волками, чтобы выжить и победить. Мы не победили, но выжили. А опыт волчьей войны так и остался в нас, проник в самые наши гены и давал о себе знать в минуты опасности. И те, с кем сталкивались мы в эти минуты, чувствовали нашу волчью суть.

Шестерых солдат, несущих ночную вахту на КПП, мы обезоружили, прицепили наручниками к трубам водяного отопления, а старшему лейтенанту, начальнику караула, велели проводить нас на гауптвахту. По его приказу часовой отпер дверь «губы», а больше нам ничего и не требовалось. Мы заперли их в караулке, взяли ключи и углубились в коридор, куда на обычных гауптвахтах выходили двери камер.

Но в этом гарнизоне «губа» была необычная. Камеры отделялись от коридора не стеной, а решеткой, как в американских тюрьмах, как их показывают по телевизору. Всего на «губе» было четыре камеры. Две из них пустовали, а две другие, в конце коридора, расположенные друг против друга, были обитаемыми. И картина, которую мы увидели, осторожно подкравшись, была прямо-таки умилительной.

На бетонном полу возле решетки одной из камер сидел Артист, подстелив под задницу арестантский тюфяк и набросив на голые плечи эсэсовскую шинель. Все его облачение, в котором он ходил за «языком», сушилось на батарее. Обняв руками голые колени, он с интересом слушал то, что из-за другой решетки ему рассказывал внук национального героя Эстонии Томас Ребане. Немецкие сапоги с короткими голенищами стояли рядом с Артистом, точно бы готовые к тому, что в них сунут ноги и продолжат «дранг нах остен». Или, как это было в феврале 44-го, «нах вестен».

Томас сидел не на полу, а в придвинутом к решетке мягком кресле, на нем была красная шелковая пижама и домашние тапочки. На коленях у него лежала какая-то рукопись, он читал ее и переводил или пересказывал Артисту ее содержание.

Сама камера, в которой обитал потомок эсэсовца, меньше всего напоминала «губу». Скорее, номер в приличной гостинице: мягкая кровать, телевизор, устланный ковровой дорожкой пол. И даже на решетке была плотная штора, которой постоялец этой замечательной камеры мог в любой момент отгородиться от внешнего мира.

Это и была, как я понял, та скромная обитель, про которую сказал национал-патриот Юрген Янсен.

Времени у нас было в обрез, но я все-таки не удержался и прислушался к рассказу Томаса.

— А дальше так, — говорил он, заглядывая в рукопись. — "Вечер того же дня. Красавица Агнесса лежит на тахте, покрытой персидским ковром. Она практически обнажена. Она открывает глаза и видит перед собой полковника Ребане. Агнесса: «Ах! Я была без сознания! Вы воспользовались моей беспомощностью!» Полковник Ребане: «Милая фройляйн, я не отношусь к той категории мужчин, которые получают удовольствие от обладания бесчувственной женщиной». Агнесса: «Вы даже не притронулись ко мне? Это правда?» Полковник Ребане: «Да, это правда». Агнесса: «Ах, я никогда не встречала таких мужчин!»

— "Практически обнажена" — это красиво, — оценил Артист. — Эта сучка и есть русская шпионка, которую подослали к полковнику?

— Почему сучка? — обиделся Томас Ребане. — Пожалуйста, не оскорбляй даму. В конце концов, очень может быть, что она моя бабушка.

Он приготовился читать дальше, но нам пришлось прервать их увлекательное занятие.

— Зэка Злотников, с вещами на выход! — скомандовал Муха, отпирая его камеру.

Артист недовольно покачал головой:

— Вечно ты, Муха, торопишься. Куда я в таком виде пойду? Шмотки не высохли.

— На себе досушишь. Быстрей! — приказал я.

— А меня? Возьмите меня, ребята! — взмолился внук национального героя. — Мне очень нужно отсюда свалить! Что вам стоит? Возьмите!

— Давай возьмем, — поддержал Артист, с отвращением натягивая влажную гимнастерку. — Малый нормальный. И у него есть кое-какая любопытная информация. Очень даже любопытная.

— Отставить! У тебя все шутки. А тут не шутки. Нам бы самим выбраться.

— Вот так всегда, — уныло заключил Томас Ребане. — Каждый думает только о себе. А выручить другого человека, который попал в беду, — куда там. Своя задница всегда ближе к телу.

— Рубашка, — поправил Муха. — Своя рубашка ближе к телу.

— У кого-то рубашка, а у вас жопа, — парировал потомок эсэсовца.

— В какую беду ты попал? — спросил я.

— Не знаю, — хмуро ответил Томас. — Но от этого мне не лучше. От этого мне хуже.

— Я бы взял, — сказал мне Муха. — Тут все не так-то просто. Берем?

— Черт с ним! Выпускай!

— Только быстро, быстро! — скомандовал Муха, отпирая решетку.

Томас похватал какие-то шмотки, сунул их в спортивную сумку и, как был, в пижаме и тапочках, выскочил из камеры.

— Сценарий не забудь, — напомнил Артист. — Потом дочитаем. И обуйся!

Томас запихнул рукопись в сумку, сунул ноги в туфли и рванул к выходу.

— Стой! — остановил я его. — Все делать только по моей команде!

После треволнений минувшего дня весь лагерь спал беспробудным сном, но следовало соблюдать предельную осторожность. В любой операции самое важное и самое трудное — чисто уйти. И я сомневался, что нам удастся пройти по лагерю такой толпой и не привлечь нежелательного внимания. К «губе»-то мы шли нормально: начкар, с ним два солдата. Картина привычная и не вызывающая никаких вопросов. А сейчас нежелательным было любое внимание. Даже какой-нибудь дневальный, сдуру глянув в окно и увидев такую компанию, немедленно поднимет тревогу. Да и то сказать: два солдата спецподразделения «Эст», с ними эсэсовец в шинели с погонами роттенфюрера, но в красноармейской пилотке, и совсем уж какой-то придурок в красной пижаме и со спортивной сумкой в охапке.

Поэтому я забрал начальника караула и прошел с ним к штабному уазику. Водителя не было. Я приказал начкару сесть за руль и подогнать УАЗ к дверям губы. Потом за руль сел Муха, начкар рядом с ним, а я устроился на заднем сиденье, потеснив Артиста и Томаса. Ствол моего «калаша» упирался в спину начкара, напоминая ему о том, что любая самодеятельность нежелательна. Перед КПП я приказал ему выйти и открыть ворота. После этого мне осталось только вернуть его в караулку КПП и зафиксировать наручниками.

Путь был свободен. Позади было тихо. Кажется, обошлось. Но едва мы отъехали на километр и лагерь «Эста» скрылся за холмом, Артист приказал Мухе остановить машину.

— В чем дело? — спросил я.