Танит Ли - Анакир

• Название: Анакир
• Автор: Танит Ли
• Жанр: Фэнтези

"...В небо рванулся свет, башня света, в основании которой стояла девушка. Вернее, должна была стоять, поскольку свет был столь силен, что совершенно растворил ее силуэт. Какой-то миг не было ничего, кроме света. Затем он обрел форму.

И этой формой была Анакир.

Она вздымалась, как башня. Она парила. Ее плоть была белой горой, змеиный хвост — огненной рекой в половодье. Золотая голова касалась зенита — и там, в вышине, плескались Ее змеиные волосы, подобные молниям и молнии порождающие.

Ее нечеловеческое лицо было едва видно — так высоко и далеко, что казалось недостижимым, даже когда Она склонилась к потрясенным зрителям. На Ее шее лежало ожерелье из тронутых солнцем облаков, некоторые из них отрывались от него и медленно плыли прочь. Ее глаза были ярче, чем два слепящих солнца. И восемь рук, простертых в том же жесте, какой сделала девушка, невесомо парящие в воздухе — лишь запястья и длинные пальцы чуть шевелились. Струящийся змеиный хвост сгибался и разгибался.

Она была — живая. Она смотрела на людей, и, не имея сил выдержать Ее взгляд, они падали ниц, а некоторые — сразу в обморок."

---

В противовес обычной ланнской лени, к полудню пришли донесения от разведчиков на западе. Правда, в них говорилось не столько об Йиле, брюхе Леопарда, сколько о его элисаарских мозгах. Сообщалось, что после появления Катуса с Вольным Закорисом стало возможно иметь дело.

Из Дорфара ничего не было. Корабли, вышедшие из Тоса на Континент-Побратим, ожидались обратно до окончания снегов — в южных морях погода не столь переменчива. Вот тогда, и не раньше, могут появиться новости. Поддерживая лицемерную идею нерушимого братства с Шансаром, Кесар отправил туда же своего личного посла.

Под всеми этими донесениями лежало запечатанное письмо без всякой печати.

Она уже писала ему примерно с полмесяца назад. Ее почерк был совсем не таким, как у его сестры: твердые, прямые буквы к концу письма делались размашистее и злее. Она снова просила отпустить ее к Ральданашу, словно тот готов был принять ее обратно.

Кесар взял в руки письмо. Теперь он стал старше и умнее. Писать ей он не станет ни при каких обстоятельствах.

И никогда не пожалеет о том, что захватил ее. Эта женщина принадлежит ему, поэтому она здесь. А все остальное — преходяще.

Он сломал воск и принялся читать послание.

На миг ему показалось, будто всплыло откуда-то из глубин памяти, что он уже переживал подобное — или думал, что переживает. Но то ли это ускользнуло от него, то ли вовсе никогда не было. Спросить было не у кого, кроме отражения в зеркале.

Дорога до деревни заняла у него две трети зимнего дня, еще час ушел на то, чтобы добраться до самого дома. Это была хорошо обставленная усадьба с садом и высокой оградой — одно из многочисленных сельских поместий принца Джорнила.

С утра подъезд к дому был расчищен, но снегопад и поднявшийся ветер снова все замели. Он оставил зеебов и своих людей у входа и пешком пошел к дому. Ему снова вспомнился Анкабек — светильник, трепещущий на сквозняке у двери, темный коридор за ней. И еще умирающий цветок у нее на подушке, его подарок, почему-то источающий аромат Вал-Нардии, а не свой собственный.

Он подождал в гостиной, пока слуга бегал звать пленницу.

Менее чем через три минуты спустилась Улис-Анет.

В прошлую встречу она встретила его в старом платье и без краски на лице. Теперь же все было на месте, включая цветную эмаль на ногтях и алмазные звезды в прическе.

Они были почти неотличимы — и все-таки совсем не одно и то же. Чем больше Улис-Анет походила на Вал-Нардию, тем меньше она являлась ею. Анкабекский цветок погиб безвозвратно.

Сразу же подали вино.

— В комнате достаточно тепла для вас, мой лорд? — спросила Улис-Анет вместо приветствия.

— Не имеет значения, — ответил он. — Мы будем в вашей постели.

Она подняла на него испуганный взгляд — впервые с момента появления.

— Подождите, — прошептала она. — Пожалуйста, не спешите.

— Я ждал. Но вы сообщили мне, что ожидание закончилось.

Кесар взял бутыль с вином и направился к лестнице. Она стояла у него на пути. На ходу подхватив ее под локоть, он увлек Улис-Анет за собой наверх. Она не сопротивлялась, но свободной рукой вцепилась в его рукав.

— Дайте мне время.

Кесар замер, уже поставив одну ногу на ступеньку из великолепного мрамора с прожилками. Прежде ему никогда не доводилось бывать в этом доме. Он повернулся к ней. На это лицо он смотрел всю свою жизнь, так или иначе.

— Что было в вашем послании?

— Что мне... мне одиноко здесь.

— Одинокая фраза. Словно шлюха, прижатая к стене.

— Да, — опустила глаза Улис-Анет. — Я уже стыжусь этого.

— Однако это запечатлено на бумаге.

— Я боюсь, — она смотрела мимо него, куда-то за спину. — Позвольте мне объясниться. Давайте поговорим.

— Нет.

Кесар пошел вверх по лестнице, а она — за ним. Никто из слуг не показывался. Улис-Анет первая вошла в изысканную спальню и услышала, как дверь плотно затворилась за ее спиной.

Он сам подобрал для нее этот дом. Выбор, без сомнения, делался наугад, но неожиданно оказался удачным. Уединенное и очаровательное жилище позволило Улис-Анет успокоиться. Первым делом она принялась составлять для него письма, в которых просила отпустить ее домой, отказываясь от чести стать вдовой, которая унаследует его владения. Еще Улис-Анет напоминала, что он собирался успокаивать и развлекать ее, но пока этого что-то не видно. Она отправила лишь одно такое письмо — и сразу же пожалела об этом. Ральданаш никогда не восстановит ее в правах. Да и в Зарависс ей путь закрыт. Слишком хорошо она знала отца — он не примет ее обратно.

Однако прошедшие дни помогли ей вернуть самоуважение. Улис-Анет могла бы избегать своего похитителя, пока ему не надоест ждать и он не выбросит ее из головы. И все же она чувствовала, что этого не случится, и рассчитывать на это не стоит.

Она решила, что ей нельзя сдаваться. И вслед за этим — сдалась.

Однажды настал вечер, когда снега, казалось, высыпалось столько, сколько возможно лишь за целый год. Она выпила лишний кубок белого вина, которое делали прямо в поместье, и написала совсем другое письмо: «Мне так одиноко здесь». И это письмо доставили ему. С чего бы ей бояться Кесара? Она так страстно желает этого мужчину, почти как в Застис. Чего она боится? Что его умершая сестра вернется и будет тревожить ее? Но Улис-Анет не верила в призраков.

Когда письмо ушло в Истрис и стало слишком поздно что-то менять, Улис-Анет, как и следовало ожидать, пришла в ужас и начала изводить себя. Она твердила себе, что Кесар не может покинуть столицу, однако каждый день наряжалась, готовясь к его приходу. Это бесплодное ожидание лишало ее сил. И теперь он был здесь, а она тряслась от страха.

Она видела лишь один способ защиты — и воспользовалась им. Неторопливо расстегнув платье, надетое не более двух часов назад, она позволила ему стечь на пол и вышагнула из груды шелка, затем разорвала завязки на сандалиях и стряхнула их с ног. Обнаженная, в одних только драгоценностях, она прошла к постели и легла.

— Что ж, я готова быть покорной и выполнить то, для чего вы меня предназначили, — произнесла она, глядя в потолок, который за все бессонные ночи стал знаком ей до последней трещинки. — Я ваша шлюха, мой лорд, как вы и сказали. Продажная женщина. Ваша плата сверкает на моих запястьях, блестит в волосах. Сделка совершена. Делайте со мной, что хотите.

Но пока Улис-Анет упивалась самоуничижением, тяжелая сладкая волна вдруг захлестнула ее тело, разведя костер меж бедер. Она закрыла глаза и не открывала их, пока не почувствовала совсем рядом жар его тела.

Он уже был обнажен, и его матово-смуглая нагота, казалось, светится изнутри, оттененная роскошными волосами цвета черного янтаря — дань смешению кровей. Несколько шрамов ничуть не портили этого великолепного тела, а лишь свидетельствовали, что оно не раз бывало в схватках и оказалось достаточно умелым, чтобы уцелеть. Ей и раньше приходилось видеть, как мужчина желает ее, но вид его полной готовности почему-то заставил ее отвести взгляд. Она подняла взгляд — и увидела сосредоточенное лицо. Даже в пламени близости Кесар полностью контролировал себя.

Внезапно все ее прошлые сомнения и мучения перестали что-либо значить. Так же, как он, она могла отбросить их и оставить валяться на полу вместе с ненужной одеждой.

Улис-Анет не спрашивала его, похожа ли она в своей наготе на Вал-Нардию. Она и так знала ответ.

Тонкая фигурка этой девушки, бледное золото кожи — Вал-Нардия никогда такой не была, — глаза темнее, да и волосы тоже. Вал-Нардия, но увиденная сквозь янтарное стекло.

Ее руки обвились вокруг него — бережные, ласковые, обнимающие.

Он отыскал ее губы, мочки ушей, шею, пальцы. Прекрасная юная грудь совершенной формы — именно такой он ее и помнил, — и затвердевшие соски, словно медовые жемчужины.

У него было много разных женщин, темных и светлых. Но эта девушка пахла точно так же, как она. Гладкость пальцев, шелк плоти, зовущие губы — все было ее. И другие губы, скрытые в алых завитках — наполненные, принимающие. Ее.

Приподнявшись, Кесар увидел, как по ее телу волной прошла долгая судорога, глаза утратили выражение и закрылись, крылья век затрепетали, а шея выгнулась дугой — все, все, как у Вал-Нардии! Он снова ощутил мертвую хватку ее рук и бедер, пульсацию лона. Даже последний, мучительный вскрик был ему знаком.

Она затихла, и он тоже успокоился, глядя на нее. Когда он попытался снова поднять ее, она была ленивой, почти безвольной — снова как Вал-Нардия. А потом вдруг снова ожила, загорелась даже сильнее, чем прежде, вознося его на вершину — подъем и одновременно падение...

Из всего, чего жаждал Кесар, близость, пожалуй, занимала последнее место. Но он ценил обладание. Эта ночь была нужна ему. Впереди его ждут другие эпизоды страсти. И сравнения. Он заставил себя пообещать ей участь Верховной королевы всех его земель, чтобы упрочить ее положение. Драгоценность в драгоценности. Он не смог бы оторвать глаз от этого соединения своих возлюбленных. Он владел бы миром и знал, что это не обман.