Олаф Бьорн Локнит - Львиный престол

• Название: Львиный престол
• Автор: Олаф Бьорн Локнит
• Издательство: Северо-Запад Пресс, АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-023412-0, 5-93699-087-1

Сбылось предреченное Конану-киммерийцу: воин стал королем могущественной державы! Но мало завоевать трон — его нужно еще удержать. А среди врагов правителя не только мятежные бароны и колдуны, но и могущественные потусторонние силы…

---

Олаф Бьорн Локнит Львиный престол «СИНЯЯ ИЛИ НЕЗАКОННАЯ ХРОНИКА» АКВИЛОНСКОГО КОРОЛЕВСТВА

ПРЕДВАРЕНИЕ

Отрывок из рукописи, условно именуемой «Знак Феникса» и приписываемой сочинителю Гаю Петрониусу Тарантийскому (приблизительные годы жизни — 1265-1325). Подлинник рукописи является частной собственностью и находится во владении герцога Вестри Эрде, Немедия.

«…И в коварстве своем злоумышленники полагали, что лучшим исходом их темных замыслов станет убийство правящего монарха. На трон же Аквилонии они собирались усадить своего ставленника — человека с безвольной душой и скудного разумом, способного лишь повторять речи своих более умных „друзей“ да быть безмерно благодарным за вознесение из безвестности на трон прекраснейшего из государств Заката. Вряд ли ему было суждено долгое царствование — правитель-марионетка потребен лишь до тех пор, пока нити управления страной не окажутся в нужных руках. Затем нового короля, скорее всего, ждал несчастный случай на охоте или подброшенный неизвестным злодеем яд. Дворянство и плебс не успели бы опомниться от подобной чехарды на троне, а корона Аквилонии уже возлежала бы на другой голове…

Их было пятеро (хотя позже заговор получил название «Мятежа Четырех») и о каждом стоит поведать в отдельности.

Аскаланте, герцог области Тьерри или Туне, находящейся в полуденной части Боссонии, был, пожалуй, наиболее опасным из всех. Боги наделили его острым умом, непомерным честолюбием и способностью заражать своей убежденностью других людей. Этот человек был лишним при дворе Нумедидеса, ибо более всего стареющий безумный король страшился людей, выделявшихся среди льстивой толпы придворных. Однако при новом правителе герцог Аскаланте тоже не стал желанным гостем во дворце, не захотев (или не сумев) примириться с тем, что Трон Дракона отныне принадлежит человеку в прямом смысле этого слова безродному, не дворянину и даже не аквилонцу.

Это было прекрасно заметно всем, в том числе и королю, а потому герцогу Тьерри было предложено покинуть дворец и столицу. Он так и поступил, уехав в свои владения, и вроде бы ничем не выдав своего негодования или разочарования. Видимо, с той поры он и затаил в сердце ненависть к правителю-варвару, решив любыми средствами добиться его падения и смерти.

Вторым стал Громал из Лакруа, уроженец Боссонии, начавший свою карьеру с гвардейца пограничной заставы возле Пиктских Пущ и дослужившийся до центуриона Черных Драконов — отряда личной королевской стражи. Громал принадлежал к числу тех людей, чья верность не покупается и не продается, а служба оканчивается лишь со смертью. Он не задавался вопросом, плох или хорош Нумедидес, он следовал однажды данной клятве. И, разумеется, он почел себя несправедливо обойденным, когда его должность перешла к другому, пришедшему вместе с новым королем. Громала не удаляли из столицы, не лишали звания — просто со сменой власти менялись и люди, а невеликого разума бывшего центуриона не доставало, чтобы осознать и принять эту простую мысль. Он решил, что за верную службу предыдущим монархам попал в опалу и, как водится между столь простыми и целеустремленными натурами, решил мстить.

Для заговорщиков Громал стал ценнейшей находкой — он ведь по-прежнему нес службу во дворце, знал все помещения и распорядки, и, что важнее всего — был на хорошем счету. Кто знает, если бы не завладевшая им мысль о мести за несуществующую обиду, судьба капитана Черных Драконов Громала, может, сложилась бы совсем по-иному…

В отличие от Аскаланте и Громала, третий заговорщик, Волмана из Карабана, более известный как Волмана-Карлик, вряд ли имел какие-либо претензии лично к новому королю. Волмана рвался к власти — власти любой ценой — и даже не стремился скрывать своих устремлений. Постоянно опасавшийся всего Нумедидес без долгих размышлений выставил его из столицы. Его преемник, хотя был во всем полнейшей противоположностью предшественнику, вскоре совершил то же самое, предпочтя временно удалить Волману от двора во избежание неприятностей.

Что же до четвертого в сем комплоте, менестреля Ринальдо, то, как и всякий поэт, он был безумен и частенько не понимал, что творит. Он приветствовал восхождение Нумедидеса и славил его, пока золото из королевской казны исправно переправлялось в карманы стихотворца. Стоило этому благодатному потоку иссякнуть — и Ринальдо тут же начал слагать баллады о занявшем престол сумасшедшем тиране и призывать к его свержению. Что и случилось, однако причины смещения правителей были куда глубже, нежели казалось одержимому своими безрассудными фантазиями поэту.

Новый король Аквилонии, как вскоре выяснилось, имел свой собственный взгляд на вещи и не собирался содержать в замке свору нахлебников. Возмущенный до глубины души Ринальдо немедленно поименовал короля «жестоким и непросвещенным деспотом», о чем кричал по всем питейным заведениям Тарантии. Не удивительно, что в скором времени Ринальдо без труда отыскал себе покровителя, коим владели такие же темные мысли, и примкнул к заговорщикам.

Стараниями этих четверых человек был заложен фундамент заговора против короны Аквилонии. Пятый, герцог Дион, как уже было сказано, служил лишь бессловесной марионеткой, коей во избежание волнений и неурядиц надлежало на краткое время занять трон. Ведь он был последним из прямых родственников покойного короля Нумедидеса и, следовательно, настоящим потомком Эпимитриуса. Впрочем, таковым с полным основанием мог считать себя и Аскаланте, и таковое обстоятельство наверняка сыграло бы в дальнейшем свою зловещую роль.

Заговорщики выверили и рассчитали свой план до мелочей. В одну из ночей Громал должен был удалить с караульных постов тех гвардейцев, что были преданы королю, и заменить их своими людьми. После чего заговорщики получали возможность беспрепятственно проникнуть в замок, миновать жилые помещения и попасть в личные покои короля. Последующим же событиям предстояло развиваться так, как это уже не раз происходило в подобных случаях.

Однако Четверо не учли немаловажного обстоятельства — их противник отнюдь не собирался кротко и бессловесно смириться с отведенной ему участью. Он был воспитан по иным, куда более жестоким законам, и ему уже не раз приходилось с мечом в руках отстаивать свое право на жизнь…»

Глава первая ЭЙВИНД, ПЕРВЫЙ РАССКАЗ

Подземелья под горами Граскааль.

18 день третьей осенней луны.

«…Мало кто из рода людей бывал в пещерах под горами Граскааль. Но даже исконные обитатели этих отдаленных и загадочных мест — народ подгорных гномов — предпочитали без особой нужды не спускаться на нижние уровни своих поселений. О них ходило множество слухов, достоверно утверждавших, что там, в полнейшей темноте и тишине, не нарушаемой ни единым звуком, прячутся уцелевшие создания древнейших времен, хранятся давно утерянные зловещие сокровища, не приносящие своему владельцу ничего, кроме горя, и таятся последние из рода некогда владевших миром чудовищ. Легенды предостерегали неосторожных, на разные лады повторяя одно и то же: „Забудьте о том, что находится под вами и не тревожьте Тьму без необходимости.“ Разумеется, и в кланах гномов всегда находились личности, склонные не прислушиваться к словам старших родичей и древних преданий, спускавшиеся вниз и иногда даже успешно возвращавшиеся. Однако нигде вы не разыщете записей или преданий, повествующих о том, что они там видели.

Ибо действительность, как это обычно происходит, оказывалась намного страшнее сказок…»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

Hе помню, как меня зовут. Знаю, что обязательно должен помнить, однако, как ни стараюсь, не могу назвать себя. У всякого живого существа в мире есть имя, а у меня нет.

Зато я помню много других слов. Только частенько не могу растолковать, что они значат. Вот, скажем, «человек». Я — человек. Во всяком случае, мне так кажется. А что это такое — «человек»? Почему он так называется? Чем отличается, например, от «дерева»? Кстати, что такое «дерево»? Название помню, а представить себе это самое «дерево» не получается. А иногда наоборот — вещь стоит перед глазами, а назвать ее никак. Уже и голова начинает раскалываться, а слово не дается. Вертится на языке, дразнит и не выговаривается.

Еще я думаю о другом: со мной что-то неправильно. Человек может быть либо живым, либо мертвым. А я не то, и не другое. Если я на самом деле умер — оказался бы на Серых Равнинах. Там бог мертвых решает, чего достоин пришедший к нему человек — наказания или вознаграждения и новой жизни. А может, я бы попал в дом снежного великана Имира, которому поклонялся мой прадед…